Рубен Абелья - Тень иллюзиониста Страница 7

И он не ошибался.

3

Отец прекрасной амазонки был человеком властным. Сын сурового военного, не делавшего различий между казармой и собственным домом, он всю жизнь боролся со своими генами, с деспотичным и нетерпимым характером, в точности повторявшим характер его отца, которого он ненавидел. Уже будучи взрослым, он изобрел способ подчинять окружающих своей воле, ничего им при этом открыто не навязывая. На работе его точку зрения выражали заместители. Он же, спрятавшись за письменным столом, как за баррикадой, был всегда дружелюбен и готов к диалогу. В семье он придумал Иеронима.

В первый раз, когда он сослался на Иеронима, жена сочла его сумасшедшим. Их дочери в то время было десять лет, и ее пригласили в гости к однокласснице на выходные. Отцу не нравились родители девочки по той простой причине, что не были достаточно состоятельны. Он понимал, что это неубедительный аргумент и что он не может запретить дочери поехать в гости только на этом основании. И тогда, ко всеобщему удивлению, он объявил, что Иероним советует воздержаться от поездки.

— Кто такой Иероним? — в один голос спросили жена и дочь.

Отец с полной серьезностью ответил, что Иероним — дух, вернее, душа несчастного грешника, которая скитается по полям Вилья-Росы — их родового поместья.

— Только мне дано его видеть, — объяснил он. — Иероним всегда дает полезные советы. Сейчас он говорит, что наша дочь не должна никуда ехать.

И девочка никуда не поехала. Мать решила, что проще оставить дочь дома, чем провести выходные, препираясь с мужем. У нее не было сил, чтобы сопротивляться Иерониму, этому загадочному существу с вымышленным прошлым. Тем не менее сам факт существования Иеронима был признан, и этот прецедент имел решающее значение. С этого момента Иероним руководил жизнью семьи. Именно он обязал девочку заниматься верховой ездой, а позднее участвовать в скачках, ведь это был красивый вид спорта, достойный людей из высшего общества. И именно Иероним решил, что Паниагуа — идеальный мужчина для дочери.

Паниагуа познакомился с отцом прекрасной амазонки после одного из конных состязаний, прошедшего в столице. Выступление девушки, как всегда, оставляло желать лучшего. Крылатый остановился на середине дистанции и упорно не хотел ни на шаг двигаться с места, а потому был дисквалифицирован. Паниагуа поджидал любимую в конюшне. Пользуясь редкой минутой отсутствия женщины со злобным выражением лица, он потянулся, чтобы поцеловать девушку. В этот миг отец амазонки, который выкроил минутку в своем плотном графике, дабы посмотреть выступление дочери, вырос перед ними как из-под земли, схватил молодого человека за руку и силком потащил в кафе, где подверг изнурительному допросу. Паниагуа хотел произвести хорошее впечатление, поэтому говорил только то, что, по его мнению, от него хотели услышать: он подающий надежды студент юридического факультета, ему уже предлагают работу в нескольких адвокатских конторах, его ждет блестящая карьера, и его намерения в отношении дочери самые серьезные.

Прекрасная амазонка присоединилась к ним как раз в тот миг, когда Паниагуа говорил, что любит ее. Отец некоторое время пристально смотрел на него, затем пылко заключил в свои объятия и воскликнул:

— Этот молодой человек, без сомнения, понравится Иерониму!

Как и следовало ожидать, Иероним был в восторге. В разговоре с отцом своей возлюбленной Паниагуа изрядно приукрасил свои заслуги (он был посредственным студентом, не подавал особых надежд, и ему лишь однажды предложили заштатную должность в захолустной конторе), но его невинный обман и неожиданное признание в любви открыли перед ним двери Вилья-Росы, куда все трое прибыли на лимузине.

— Это жених нашей дочери! — торжественно провозгласил отец, едва переступив порог дома.

Паниагуа натянуто улыбнулся, чувствуя, что мир вокруг него рушится. Слово жених вызывало у него стойкие и малоприятные ассоциации с формальностями и рутиной. Все женихи, которых он знал, принадлежали в равной степени как своим невестам, так и их близким и дальним родственникам, друзьям и знакомым. Отношения жениха и невесты всегда становятся достоянием общественности и влекут ряд обременительных взаимных обязательств, из-за которых любовь покрывается коростой обыденности. Жениху и невесте не доступно удовольствие от тайных встреч, наслаждение чувством, предназначенным только для двоих. Они сознательно выставляют свои отношения на суд общества и позволяют его недремлющему оку следить за собой во время воскресных прогулок в парке и субботних поцелуев в баре.

Горько разочарованный, Паниагуа сидел за столом, пил и ел, пока не наелся до отвала, а в это время отец воодушевленно говорил о будущем. Когда пришло время уходить, он снова сгреб Паниагуа в объятия и пошел провожать его до двери.

— Приходи к нам когда захочешь! Это твой дом, сынок! — напыщенно продекламировал он, когда они выходили из гостиной.

В прихожей он приблизил губы к уху молодого человека и прошептал:

— Советую тебе обращаться с ней хорошо. Ты еще не знаешь, каков Иероним в гневе.

После этого он открыл дверь, пожал молодому человеку руку и простился с ним, широко улыбаясь.

4

Так, по воле Иеронима Паниагуа и прекрасная амазонка Беатрис превратились в жениха и невесту. Паниагуа это казалось унизительным. Но еще хуже для него было то, что из них двоих никто не обладал достаточной смелостью, чтобы попытаться отстоять свою любовь, чтобы укрыться в окопах своих чувств от бесцеремонного вторжения посторонних. Они могли бы уступить на время. Они могли бы попытаться обмануть всех показным соблюдением внешних приличий, заключив между собой нечто вроде сговора, чтобы сберечь свою душевную близость. Но они этого не сделали. Они дали погрести себя под лавиной обязательств и не заботились о том, чтобы холить росток своего чувства, а он становился все более чахлым. Они надели маски и играли роли, и делали это так хорошо, что под конец запамятовали, кем были на самом деле.

Паниагуа часто бывал в Вилья-Росе, почти каждые выходные. Он посещал вместе с Беатрис скучные мероприятия, откуда выходил опустошенным, перенес бесчисленное множество церковных служб и на прощание, перед тем как сесть на обратный поезд, заученно целовал невесту. Весной Иероним заговорил о свадьбе.

— Что, если устроить ее в октябре? — спросил отец.

Оба согласились, даже не взглянув друг на друга. К тому времени они уже были чужими людьми, и им было все равно.

Летом семья переехала в сельский дом, который один из друзей отца оставил в их распоряжении. Незадолго до переезда в нескольких километрах от поселка нашли следы древнеримских поселений, и местность в одночасье превратилась в туристическую Мекку. Когда семья собралась на отдых, было решено не брать с собой Паниагуа. Иероним счел правильным, чтобы перед свадьбой жених и невеста ненадолго расстались.

Семья намеревалась пробыть в поселке до середины августа, но все трое неожиданно вернулись в конце июля, а Иероним постановил, что свадьбу нельзя откладывать. Это была абсурдная церемония, во время которой Беатрис выглядела грустной и отсутствующей, а Паниагуа находился в полном смятении. Когда наконец все закончилось, шофер отвез молодых в аэропорт на черной машине, украшенной разноцветными лентами. Набитый людьми самолет перенес их в Париж, город любви.

По возвращении домой Паниагуа решился на единственный в своей жизни бунт против невидимки Иеронима и его приказов. Он отказался от блестящей вакансии в почтенной столичной адвокатской конторе, предложенной одним из друзей семьи, но согласился на захудалую должность без перспективы роста в провинциальном городке. Так он попытался вырваться из-под пагубного влияния Иеронима и снова оказаться наедине с Беатрис. Это была его последняя соломинка, отчаянный поступок мужчины, теряющего свою любовь. Но было уже слишком поздно. Когда Беатрис и Паниагуа впервые оказались одни в маленькой квартирке, снятой на улице Луны, оба осознали, что больше не любят друг друга.

5

Вспоминая свою жизнь, Паниагуа заснул. В эту ночь он не видел снов. Его осаждал рой бессвязных образов, реальных и существующих только в его воображении. Они проносились перед его закрытыми глазами, как кадры из кинофильма, посвященного его прошлому. Он проснулся поздно. В висках у него стучало, а во рту стоял привкус вина. Он сильно вспотел. Мятая одежда приклеилась к телу, как вторая кожа, горячая и липкая. Он с трудом поднялся с кровати и подошел к окну. Солнце стояло высоко, заняв свое место на троне посреди чистой лазури неба. После стольких месяцев холода его сияние казалось ослепляющим. Внизу на тротуаре стояла повозка Беато, окруженная людьми. Паниагуа положил локоть на оконную раму и, еще не до конца протрезвев, процедил сквозь зубы: