Игорь Гриньков - Периферия, или Провинциальный русско-калмыцкий роман Страница 9

— Давно пьете, уважаемый Олег Николаевич?

— Со студенческой скамьи приобщился, но плотно взял стакан в руки лет в тридцать-тридцать пять, — честно признался Зеленский.

— Судьба нашего поколения эпохи застоя, — прокомментировал психиатр. Но тут же поправил себя, — ну, не всего поколения, конечно, но — многих, очень многих достойных!

Олегу, скорее всего, показалось, что после этой фразы врача он услышал глубокий вздох.

— А отчего пить изволите, дражайший? — полюбопытствовал доктор.

— Тоска! — просто ответил Олег.

Ворожейкин изумленно выскочил из глубины кабинета:

— Как это мудро! Как правдиво! А то болтают про неразделенную любовь, про преследования на службе и прочую ерунду. Тоска — вот причина бед наших! Умничающих людей много, умных — мало! Я заочно по вашим книгам справедливо считал вас тонко чувствующим человеком, а теперь, познакомившись лично, проникся к вам симпатией необыкновенной!

Олег добавил:

— А запоями стал пить лет десять назад. Это — мой бич! Сил хватает максимум на две недели, потом я — труп!

— Избавим мы от этого вас, Олег Николаевич, избавим! У меня имеется собственная секретная методика лечения дипсомании, не одобряемая моими коллегами-консерваторами, но ради вас я готов рискнуть своей репутацией и применить ее на практике, — самоотверженно предложил Ворожейкин.

— Стоит ли уж так рисковать, доктор? — осторожно возразил Зеленский, думая, прежде всего, не о жертве, на которую готов был пойти его лечащий врач, а о том, что «секретная» методика, похоже, сырая и необкатанная, а то и вовсе запрещенная, и результат ее применения, скорее всего, непредсказуем.

— Стоит, стоит! Ради вас, стоит, уважаемый Олег Николаевич, чтобы для потомков вы смогли оставить еще немало блестящих и поучительных книг! — не без патетики воскликнул врач, не оставляя Олегу никаких шансов воспользоваться пусть и неэффективным, но более традиционным способом.

Тут как раз подоспел чай. В деле приготовления настоящего хорошего чая Михаил Иванович Ворожейкин оказался мастаком, каких поискать. Это была не слабо окрашенная желтоватая жидкость — моча молодого здорового поросенка, а истинный «купец», насыщенный, густой, терпкий, ласкающий небо и заставляющий сердце биться ровно и уверенно, располагающий к длительной дружеской беседе.

— Я всегда держу запас листового цейлонского чая для хороших людей, хоть и дорог он становится непомерно, да и достать настоящий непросто, — сокрушенно бормотал доктор, предлагая Олегу к чаю сахар, варенье и мед, — Ну, как?

— Черен, горяч, крепок и сладок, как поцелуй молодой страстной негритянки!

— Вы всегда так оригинальны в своих сравнениях, любезный, что просто оторопь берет, — смутился психиатр, — а, что, изведали и это — или аллегория, так сказать?

— Какая уж там аллегория! — пожал плечами Зеленский, — Что было, то было. Как говорится, слов из песни не выкинешь.

— Завидую я вам, Олег Николаевич, и талантом вы одарены, и жизнь прожили, видно, нескушную. А что, имеются какие-то отличия в физиологическом плане от остальных представительниц? — еще более конфузливо поинтересовался Михаил Иванович и машинально погладил ладошкой бородку.

— Не знаю, как у остальных чернокожих кубинок, но у моей бестии оргазмы наступали через каждые две минуты, она даже сознание теряла, — честно признался Олег. — Прямо нимфоманка какая-то!

— Однако, удивительного темперамента женщина подарила вам столько восторга! — с нотками некоей зависти заключил психиатр, и опять Зеленскому почудился вздох.

Напившись «купеческого» чаю и выкурив еще по одной сигарете, собеседники продолжили общение — сбор анамнеза.

— Скажу прямо, привезли вас к нам, Олег Николаевич, совсем никудышного. Чертиков на вас было видимо-невидимо. Причем, никаких там не инопланетян, а маленьких чертей, это я вам авторитетно заявляю, — Ворожейкин понизил голос до заговорщицкого, — А сейчас я открою тайну, узнав о которой, не дай Бог, коллеги по профессии, недоброжелатели ретрограды, сочтут мои идеи ересью, а меня будет ждать судьба Джордано Бруно. Ну, положим, не судьба Великого еретика; но с работы точно изгонят. Ведь официальная наркология и психиатрия расценивают визуальные картины алкогольного психоза, как болезненную психопродукцию головного мозга, как зрительные галлюцинации, видения, то есть. А ведь, черти-то настоящие, это я доподлинно знаю!

Олег почувствовал, как по всему позвоночнику, от черепа до хвоста, у него пробежала холодная волна и застыла в области копчика.

Ворожейкин, между тем, витийствовал:

— Я их, чертей, то есть, уничтожаю методом аннигиляции, расщепляю на элементарные частицы. Даже специальный прибор сконструировал своими руками. Вон там, за шкафом стоит, — доктор небрежно ткнул толстым пальцем куда-то себе за спину, — Действует безотказно. Всю свору, вас донимавшую, извел до последнего бесенка!

Внезапно психиатр озабоченно нагнулся и, несмотря на объемистый живот, стал проворно выискивать что-то под столом:

— Кажется, вышла небольшая промашка. Один все-таки уцелел, за ножкой стола прячется. Но вы не беспокойтесь, дражайший Олег Николаевич, он вас беспокоить не будет. Сразу после вашего визита я его устраню.

Олег безуспешно попытался увидеть в глазах своего лечащего врача стигматы безумия, но глаза были надежно упрятаны за непроницаемым слоем оптического стекла.

— Теперь о прозе нашего существования, — сказал доктор. — Вы пробудете у нас сорок пять дней. Дезинтоксикация, витаминотерапия и прочее. Вам следует основательно укрепиться. Ваша, гм… знакомая оставила два блока сигарет и некоторую весьма значительную сумму денег, на мой взгляд, даже чрезмерную: на лекарства, на отоварку дополнительными продуктами питания, на покупку тех же сигарет, когда кончатся эти.

Ворожейкин нагнулся к уху Зеленского и с выражением легкого испуга на лице, почему-то шепотом назвал поразившую его сумму, после чего продолжил:

— Мой вам совет, сигареты никому из больных не давайте. Раскурят в мгновение ока. Пациентам выдают на сутки только одну пачку сигарет, да и то только тем, кто имеет деньги на счету, получает пенсию по инвалидности, или кому привозят родственники. Здесь, помимо хлеба, это самый большой дефицит. И чтобы потом вам не чувствовать себя ущемленным, я буду оставлять ночной смене еще одну пачку специально для вас. Правда, это не «Кэмэл», ничтожная зарплата не позволяет курить такие, да и привык я к дешевым сигаретам, они забористей.

Да, еще, Олег Николаевич! С заклю…, простите, с больными старайтесь не вступать в контакт без особой надобности. У нас всякие попадаются, есть и буйные, могут наброситься беспричинно. Мы их, конечно, успокаиваем аминазином, но за всеми не уследишь! И вот вам еще зажигалка, — Ворожейкин протянул Зеленскому трехрублевую зажигалку, — больным не выдают, чтобы не совершили поджога.

Олег изумился:

— Как это так? Сигареты получают, а прикурить нечем?

— Зажигалка есть только у санитара, дежурящего у туалета. Но он может дать прикурить, а может и не дать.

— Почему?

— Специфика нашего специализированного медицинского учреждения, понимаете? Потом, у санитара могут быть свои резоны: настроение плохое, с женой поругался, выпил лишнего накануне, а похмелиться перед сменой нельзя, заложат.

— Одним словом, дурдом! — подытожил Олег, — Это мне напоминает старый анекдот, как в одном сумасшедшем доме построили плавательный бассейн, а воду в него не напустили. Приезжает проверяющая комиссия, видит, как с трехметровый вышки в сухой бетонный бассейн сигают больные, и спрашивает изумленно: «А воды, почему нет?». Тут один пациент радостно сообщает комиссии: «А нам главный врач сказал, что если мы будем хорошо себя вести, то он обязательно пустит воду!».

Выйдя из врачебного кабинета, миновав процедурную и медсестринскую, Олег оказался в палате, в которой его сразу окатил стойкий запах мочи, немытых человеческих тел и бздеха. В палате по обе стороны почти впритык стояли коек двадцать; в смежной палате — столько же. На некоторых кроватях спали больные, на других — они просто лежали, устремив неподвижные, остекленевшие взоры в потолок. Где витали их думки, было неизвестно, наверняка, и самому доктору Ворожейкину. По узкому проходу между кроватями взад-вперед бродили два или три пациента, погруженные в свои сокровенные, никому не ведомые мысли. Молодой калмык с бритой головой и внешностью буддийского монаха, сидя в позе «лотоса» на кровати, сложив перед собой ладонями руки и закрыв глаза, беспрерывно читал мантры.

«Да», — подумал Олег, — «обстановочка и дизайн явно не соответствуют рекомендациям Всемирной организации здравоохранения, которая установила смешной для России стандарт: не менее семи квадратных метров на одного психиатрического больного». Это он случайно вычитал в одном медицинском научном журнале, издаваемом столь почтенной организацией. Чрезвычайно вредно, оказывается, брать в руки умственные журналы.