Аскольд Мельничук - Посол мертвых Страница 9

Мы галопом промчались мимо кинотеатра, где я никогда не был, обувного магазина "Коблер Сладкус", хозяин которого мистер Грин неизменно хранил приветливый вид, даже когда моя мама, прежде чем купить пару уцененных чулок, не меньше часа примеряла все имевшиеся в наличии туфли, миновали слесарную мастерскую, винный магазин Джеда, магазин автозапчастей, три пиццерии, жуткое количество парикмахерских, мастерскую по изготовлению париков, "Файв-энд-дайм"2. Вспотев, я наконец остановился; Алекс с развевающимися волосами, сжав в кулаки обтянутые перчатками руки, бежал за мной на расстоянии одного плевка.

Поравнявшись с топлесс-баром, я замедлил ход, заглядевшись на рекламные плакаты, размноженные на мимеографе и пришпиленные к оштукатуренным стенам глухого, без окон, здания. Как только я завернул за угол, открылась дверь, и на пороге появилось сошедшее с одной из этих афиш божество женского пола с рыжими волосами, свалявшимися, как мочалка. На божестве были туго обтягивающая майка и такие же облегающие эластичные брюки. Я остановился как вкопанный в дюйме от ее бюста.

- Эге-ге, осторожней, малыш, - подмигнуло мне божество.

Бар был еще закрыт, она, должно быть, помогала хозяйке прибираться. Одарив взглядом и Алекса, женщина удалилась.

- Запомни эту задницу, - сказал Алекс.

- Алекс, Николас! - раздалось с противоположной стороны улицы.

Отец Мирон. Этого тощего, с пегими волосами, заботливого, как мать, человека все уважали. Когда он переходил улицу, машины останавливались, чтобы пропустить его.

- Там лимонада не подают, - пошутил он, указывая рукой на бар.

- Мы бежим ловить лягушку. Для Пьетро, - хором объяснили мы.

- Только никаких петард, мальчики, - предупредил отец Мирон. - О, миссис Матейко! - Он помахал пожилой даме, ковылявшей через дорогу в инвалидных ходунках.

Скромная купа тополей сторожила вход в парк - в оазис, кишевший невидимыми зверьками: белками, енотами, опоссумами, утками, жили в нем даже несколько пугливых лисиц.

Мы подходили к пруду - городской версии того, который был у нас в Кэт-скиллских горах, - когда из-за угла выкатил мерцающий красный "Мустанг", я разглядел в нем Сэмми Кабана и Билли Ти, живших в соседнем квартале. Когда машина с ревом проплыла мимо, Алекс закричал ей вслед:

- Жопы!

Я закрыл лицо руками: момент был совсем не подходящий, чтобы умирать. Мы шли по делу, нам было необходимо отловить лягушку, и мне еще предстояло выучить латинские склонения. Алекс, между тем, видимо, решительно вознамерился переменить имидж.

"Мустанг" остановился. Я услышал, как у меня за спиной хлопнули дверцы, узконосые ботинки с железными набойками зацокали по щебню, и, прежде чем мы успели рвануть с места, путь нам преградили четверо самых отъявленных хулиганов в городе.

Сэмми, мышцы которого, накачанные в гимнастическом зале Грэга, едва не разрывали щегольскую гавайскую рубашку, навис над Алексом. Тот не дрогнул и даже тихо пробормотал:

- Педики.

Я понял, что у нас два выхода: переговоры - или смерть.

- Вы что-нибудь слышали о гигантских лягушках? - быстро затараторил я. - Нет, я не шучу, честное слово. Они больше, чем ваша машина. Мы идем их искать.

- Да пошел ты.

Тогда я прибег к последнему средству: начал вопить, как ведьма на костре, как миссис Оболонская в то утро, когда ее муж грохнулся замертво во время церковного схода. Это дало несколько секунд отсрочки, я судорожно пытался придумать следующий шаг. И в этот миг из-за кустов, росших по ту сторону дороги, показался полицейский Майк, который, вероятно, тискал там какую-нибудь старшеклассницу, потому что галстук у него съехал набок, а голубая форменная рубашка была расстегнута.

Офицер Майк славился бурной реакцией.

- Привет, Сэмми. Ну, парни, что здесь происходит? Религиозное бдение? Самое время помолиться.

Испытав облегчение оттого, как благоприятно повернулась вдруг для нас ситуация, я заметил, что Сэмми настолько глубоко засунул руки в карманы, что, казалось, они вот-вот вылезут у него из-под штанин. Рукава у Майка были закатаны, лицо - белое, как вываренная цыплячья грудка, - блестело, а на подбородке красовался след от губной помады. Четверо громил затравленно переглянулись, похоже, идея накинуться на полицейского забродила в воздухе.

- Вы когда-нибудь видели, как ангелы молятся Богу? - спросил у нас Майк, склонив голову набок и чутко поводя кончиком носа, будто принюхивающийся кролик.

- Нет, сэр, - ответил я.

- О, это потрясающее зрелище. Вам понравится.

Он повернулся к "обвиняемым". Его толстые губы растянулись в ухмылке.

- На колени, парни! - загремел он.

- Шутите?

- Я сказал - на колени! Вы у меня получите! Ну, ты, Сэмми, давай!

Всем было известно, что, входя в раж, Майк мог в порошок стереть любого, кто его разозлил. Он был из тех полицейских, которые будоражили детское воображение слухами о переломанных костях, расквашенных носах, глазах, разукрашенных фингалами, подкинутых наркотиках, и предчувствие чего-то ужасного в тот момент было очевидно.

Когда четверка бандитов опустилась на колени, Майк выхватил из-за пояса полицейскую дубинку, зажал ее между ног и заставил их по очереди лизать ее, приговаривая:

- Вот так, ребята, пососите-ка ее. Отлично.

Наконец, удовлетворившись, он отпустил нас - необходимую для представления аудиторию, - и мы отправились домой несолоно хлебавши, без лягушки.

На обратном пути Алекс снова достал пачку из кармана и протянул мне сигарету. Я остановился, поднес ее к носу и понюхал, прежде чем сунуть в рот. Алекс щелкнул вонявшей бензином зажигалкой и, давясь от смеха, наблюдал, как я, щурясь от дыма, заходился кашлем. В душе я молился лишь об одном: чтобы никто из маминых знакомых не застукал меня в этот момент. Больше трех затяжек я так и не смог сделать, хотя Алекс заверил меня, что скоро я буду умолять его дать мне еще покурить.

У меня из головы не шел альбом, который я увидел тогда, в Блэк Понде. Что это были за фотографии? Как на самом деле выглядит Бог там, за облаками? Откуда у миссис Крук эти снимки? В эпоху кино и телевидения витражи и иконы не слишком убедительны. Интересно, Бог улыбается? Какого он роста? Иногда мне хотелось, чтобы Бог был маленьким, очень маленьким, почти невидимым. Я представлял его себе ростом с колпачок пишущей ручки, в модных хлопчатобумажных летних брюках и зеленой клетчатой рубашке, с зонтиком в руках, который на самом деле никакой не зонтик, а волшебная палочка средоточие всей Его силы. Стоит Ему пожелать, сказать единое слово - и мы получим все, что захотим: землетрясение, снег, любовь, чудеса, броненосца.

Я все время расспрашивал Алекса об этих картинках, пока он наконец не согласился показать мне альбом, предупредив, что я буду разочарован. Стоял декабрь, суббота. Мы сидели в круковской кухне. Накануне вечером выпал снег, и мир обрел праздничный вид. Если бы я был Богом, то именно такой день выбрал бы, чтобы явиться людям.

Алекс принес альбом с таким видом, словно это был телефонный справочник. Пока он усаживался за стол, я взглянул на его профиль и поразился, как он похож на мать: те же пухлые губы, зеленые глаза, высокий лоб. Только крючковатый нос достался ему от Льва. Альбом был переплетен в синий ледерин.

- Ну, смотри. - Алекс пододвинул мне альбом.

Я открыл его, и сердце у меня упало: там лежала всего лишь куча открыток с изображением Девы Марии.

- Джотто, - прочел я на обороте одной из них.

Алекс перевернул несколько страниц.

- А вот одна из моих любимых, - показал он.

Я увидел вытянутый силуэт Мадонны, задрапированный в зеленый бархат. На обороте открытки стояло еще одно незнакомое мне имя: Эль Греко.

Эти фамилии ничего мне не говорили. Я зажмурился, чтобы не выдать своего разочарования.

- А чего ты ожидал? - сказал Алекс. - Хотя по-своему мама права. Великие художники. Сходство максимальное.

- Ты откуда знаешь? - удивился я.

- Ну, как же иначе? - ответил он и добавил: - Но у меня есть кое-что получше.

Сняв очки, расстроенный, я подслеповато смотрел на призрачный белый мир за окном. Зачем Ада меня дразнила? Я почувствовал себя обманутым и решил, что Алекс просто ошибается, он не знает, где лежит настоящий альбом, поэтому и принес мне эту ерунду. А может, знает, но не хочет выдавать секрет? Нет, мне было приятнее думать, что Ада прятала от него настоящий альбом, а мне когда-нибудь его покажет, потому что я странным образом ощущал некую интимную связь с матерью Алекса и мне казалось, что в определенной ситуации она может предпочесть меня ему. Откуда взялось у меня такое нахальство? Между тем я притворился довольным. Эрудиция Алекса еще в одной области произвела на меня впечатление: его энтузиазм, разумеется, не ограничивался коллекционированием перчаток, и его неуемная натура наверняка была способна на многие неожиданные деяния.

Алекс вернулся с журналом в руке. Так я впервые увидел "Плейбой".