Сказание о Доме Вольфингов - Уильям Моррис Страница 10

На ней возносилось Знамя Вольфингов, украшенное изображением волка – на красном поле, потому что родовичи шли на войну, – и открытая пасть зверя щерилась на врагов. Другие повозки влекли за собой простые волы, не подобранные по цвету, эту же, со знаменем, тянули десять черных быков, самых крепких в стаде, с длинными подгрудками и курчавыми лбами. Упряжь их – как и сам возок – украшало золото; доски же его были раскрашены красной киноварью. Так Знамя Вольфингов дожидалось выступления воинов в поход.

Тиодольф же стоял на пригорке возле того холма, на котором вчера вечером вострубил в Боевой Рог Вольфингов; холм тот звался Холмом Говорения. Притенив глаза ладонью, он огляделся, и кмети сразу же принялись запрягать животных в запоздавшие повозки, а воины начали собираться вместе, покидая собеседников, оставляя кров через Мужскую Дверь. Лица же всех обратились к Холму Говорения.

Тут Тиодольф понял, что все уже готово, но до отбытия еще оставался час; посему, повернувшись, он отправился в чертог и там отыскал свой щит и копье, висевшие над отведенным ему для сна местом возле привычной в бою кольчуги; задумавшись, оглядел он оставшийся праздным хоберк и свое тело, укрытое переплетеньем колец гномьей работы. А после – не изменившись лицом – взял щит и копье и направился далее к возвышению, на котором в самой середине сидела его приемная дочь (так полагали люди), облаченная теперь в наряд из тонкой белой шерсти, и на груди платья вышиты были золотом два зверя, подпирающие лапами Алтарь с горящим огнем. Подол и юбку украшали другие узоры: волки преследовали оленя, и охотники стреляли из лука. Уже облачение это казалось пришедшим из древности сокровищем, однако же тело девушки было препоясано широким поясом из золота и самоцветов, а руки и шею украшали золотые кольца тонкой работы. К этому времени вместе с Холсан под кровом оставались немногие – самые старые из старух, древнейшие из стариков, а еще болящие, не годные к далекому пути. А перед ней на поперечном столе лежал Великий Походный Рог, дожидаясь, чтобы Тиодольф дал сигнал к выступлению в поход.

Тут подошел Тиодольф к Холсан, ласково поцеловал ее и обнял, тогда подала она рог ему в руки и, выйдя из чертога, поднялся на Холм Говорения и коротко протрубил. Тут к Холму устремились все воины – суровые в ратном доспехе, бодрые и радостные. После из Мужской Двери, легко и неторопливо ступая, вышла Холсан в своей старинной одежде, жесткими складками ниспадавшей до самых лодыжек, и голову ее украшал сплетенный из шиповника венок. В правой руке она несла целый факел из горящего воска, чье пламя посреди яркого дня казалось трепещущим пурпурным лепестком.

Заметив ее, воины расступились, и она прошла открывшейся улочкой к Холму Говорения и поднялась наверх, и остановилась там, по-прежнему держа в руке горящую свечу – дабы все видели ее. И вдруг разом наступило великое молчание, как случается иногда летним полуднем; даже трэлы на лугу сообразили, что сейчас произойдет что-то важное и умолкли, забыв про крики и разговоры. Ибо и из своей дали видели они, что Холсан стала на Холме Говорения перед темным лесом, а это значило, что зажжен прощальный огонь, и что дева будет сейчас говорить, и слово ее откроет каждому из мужей доброе или злое предзнаменование.

Вот и начала она голосом сладостным, чистым и звонким:

О воители-Вольфинги, знаком сего огня

Заклинаю – да каждый из вас пусть вновь увидит меня!

Ибо Солнце Чертога озаряет Вольфингов кров,

От него взят огонь сей, он требует, он суров.

Да увидит Солнце могучего, да коснется его руки,

А пока вершится вирд ваш, пусть будут сердца легки.

Ибо во время рати каждый день принесет вам честь.

Завтра косить начинаем – как если бы кмети все были здесь.

Не каждый вернется с битвы, но серп будет жито жать,

И говяда завтра выйдут на поле – сочную траву жевать.

Коровы вернутся во хлевы, кобылы выйдут на луг.

Все будет, как было прежде, прибыток – обычая друг.

Но если враг пробьется сюда, где Вольфингов кров,

Каждый юный пастух стрелой его поразить готов.

И выйдут на битву старцы, кого не оставила мощь,

И жены, бесстрашные, яростные, среди и полей, и рощ

Познавшие труд пастуший; их руки удержат дрот,

И щит в бою не уронят среди бранных невзгод.

В достатке у нас оружия, крепки стены, стоек любой,

И кров будет ждать вас, и солнце над головой.

Вот я гашу свечу, что от пламени возожжена

Солнца Чертога, лампы, что предками принесена.

Гаснет свеча, и вам идти к пределам земли,

И не гореть ей от скорби, от радости ли,

Пока не вернетесь с победой или же без нее,

Покуда Вольфинги ратное вновь не возьмут копье.

И с этими словами она обратила свечу вниз и ткнула в траву, тем самым погасив огонь. Тут вся рать повернулась, ибо быки, впряженные в повозку со знаменем, опустили подъяремные головы и замычали; заскрипев, возок двинулся с места, и все воители последовали за ним – вдоль по дорогам между полей жита. Женщины же, дети и старцы отправились на луг провожать их.

В сердце своем каждый пытался понять, что могут означать слова Холсан, ибо она ничего не сказала им о грядущих битвах – кроме того, что некоторые из них вернутся в Среднюю Марку. В прежние дни, бывало, что предсказывала она исход сражений, но теперь не произнесла ничего такого, чего их сердца не знали бы и так. Тем не менее, высоко держа головы, они последовали на луг, где все уже было готово к отбытию. Тут ратники выстроились и спустились к берегу Чернавы, и был у них заведен в пути такой порядок: впереди ехало знамя, которому предшествовал отряд полностью вооруженных мужей, за знаменем и вокруг него шествовали другие в подобном наряде. За ними следовали возы с припасами, которые сопровождали кмети из трэлов, всегда охранявших телеги и не отходившие от них ни ночью ни днем. Замыкала походный порядок главная рать с остальными трэлами.

Что касается доспеха, то у всякого из свободных голову защищал шлем – не всегда стальной или железный, ибо многие пользовались сработанными из конских или бычьих шкур в неком подобии волчьей морды и