Владимир Дараган - Однажды. и другие рассказы Страница 10

И еще большое спасибо той старой учительнице. Я забыл, как ее зовут, но до сих пор помню все формулы тригонометрии.

Хроника последнего года в школе

Декабрь. Я всегда не любил уроки математики. Раньше потому, что ничего не понимал. Теперь я много знаю и мне скучно. Под стук мела по доске я начинаю засыпать.

– Дараган, о чем ты думаешь? О логарифмах, надеюсь?

– Да, Евгений Николаевич! О них, любимых!

– Ну и чему равен десятичный логарифм от ста?

– Двум.

Сзади меня толкают.

– Вовка, ты чо сегодня такой умный? С утра съел чего?

– Ага, учебник по математике… с чаем!

Сзади хихикают.

Январь. Пытаюсь решать задачки с математических олимпиад. Не могу решить ни одной. Все формулы знаю, все понимаю, но решить не могу! Вынул закладку из «Справочника для поступающих в вузы» – закладка была на странице МФТИ.

Мама говорит, что Институт химического машиностроения, который она закончила, тоже очень хороший.

Февраль. Устроил себе письменные экзамены по физике и математике. Поставил перед собой будильник, приготовил чистую бумагу и сел решать задачки со вступительных экзаменов в МФТИ. После звонка будильника проверил решения. Поставил себе двойки. Стал думать о великих комсомольских стройках.

Приехал брат, который служил в милиции на БАМе, и рассказал о местном пьянстве и поножовщине. Перестал думать о великих комсомольских стройках.

На уроке по обществоведению рассказали о трех законах диалектики. Обрадовался, что законов так мало и их легко выучить. Захотел стать философом.

Брат поступил в Высшую школу милиции и показал свои конспекты классиков марксизма-ленинизма. Расхотел быть философом.

Учитель литературы спросил, правда ли, что я собираюсь поступать в МФТИ? Я сказал, что раньше так думал, а теперь не уверен. Учитель сказал, что он тоже не уверен, что МФТИ – это лучшее для меня место. Я ничего не понял, но настроение испортилось окончательно.

Март. Пытался принять участие в телевизионной олимпиаде по физике. Из десяти задач решил шесть. Отчетливо представлял физические картины, чувствовал ответы. Чувствовал, что ответы неправильные, но не хватило ума сообразить, как получить правильные. Сел читать повести Пушкина. Позавидовал, что Пушкину не надо было решать задачи по физике.

Апрель. Устроил себе письменный экзамен по математике. Поставил себе четверку и на радостях поехал на день открытых дверей в МФТИ. На сцене стоял красивый мужик в костюме с ярким иностранным галстуком. Он засунул руки в карманы и рассказывал о высокотемпературной сверхпроводимости. Мне понравилось, как он небрежно ругал американцев. Оказалось, что американцы тупые и все делают неправильно. Вот если у него будет время между конференциями, то он сядет в лабораторию и покажет всем кузькину мать.

Май. Даже отпетые спортсмены и хулиганы, интересуются физикой. Ко мне домой приходят делегации и задают мне задачки.

– Если я упаду с горы Казбек, то с какой скоростью я буду подлетать к пивной у подножья?

– Если я смешаю кружку холодного пива и стакан теплой водки, то какая будет температура?

– Я хочу с балкона описать машину соседа. Под каким углом мне надо писать, чтобы дальность струи была максимальной?

Июнь. Выпускной вечер в школе. Экзамены прошли как в тумане. Перед выпускным вечером мы с ребятами выпили по стакану водки в сквере, чтобы выветрились ненужные знания. После стакана я почувствовал, что забыл формулу Лоренца. От расстройства выпил еще стакан вина, которое стояло на праздничном столе. Выступал директор. Он сказал, что аттестаты нам вручат завтра в учительской, а то он боится, что сегодня мы их потеряем. Я закусил шпротами, взял под ручку первую красавицу класса и увел ее на речку. Мы там храбро обнимались, но все мои мысли были о завтрашнем дне, когда надо было подавать документы в МФТИ.

Я и представить не мог, каким кошмаром обернутся для меня следующие два месяца!

Кошмарное лето

Мы с Витькой едем в электричке в Долгопрудный – подавать документы в МФТИ. Жарко, солнце слепит глаза, голова раскалывается, хочется пить. Язык еле ворочается.

– А куда ты вчера пропал? – спрашивает Витька. – Мы до упаду танцевали, а потом поехали на Красную Площадь встречать рассвет.

– Сейчас бы холодной газировочки, – выдавливаю я из себя.

В коридорах физтеха толпятся бледные абитуриенты. Я слышу разговоры про волны де Бройля и про двойные интегралы. Мне плохо. И от волн де Бройля, и от мысли о предстоящих экзаменах.

– Конкурс уже восемь человек на место, – сообщает подошедший Витька. – Нам тут ничего не светит. Этот конкурс особый – тут на пятую графу не обращают внимания. Пока не поздно, надо в МИФИ подаваться.

Я пытаюсь отрицательно помотать головой, но вовремя спохватываюсь и, придерживая гудящую голову, говорю, что до МИФИ я сегодня не доеду.

…Письменный экзамен по физике подходит к концу. Задачу про излучающий электрон я сразу отложил. Я даже не понял, что нужно там найти. Сижу и пытаюсь решить задачу про сверхзвуковой самолет. Пытаюсь вывести формулу для конуса Маха, но от волнения могу только нарисовать сам конус – формулы вылетели из головы. Я с ненавистью смотрю на соседа, который уже сложил листочки и несет их экзаменатору. Через несколько минут мы встречаемся с ним в коридоре.

– Слушай, ты как задачу про самолет решил?

– Я что, псих что ли? – сосед курит у окна и выглядит безумно счастливым. – От таких задач свихнуться можно. Я им там голую жопу нарисовал и сейчас пойду документы забирать.

На устной математике усталый экзаменатор долго смотрит на меня, потом погружается в листочки с моей письменной работой.

– Ну ладно, – вдруг произносит он. – Я дам вам хороший шанс. Представьте, что у вас есть линейка и карандаш. Ваша задача – с помощью этих двух предметов разделить отрезок на три равные части.

Это задача на построение. Вернее, это удар ниже пояса: мне говорили, что задач на построение не будет. Я чувствую, что задача простейшая, но в голову все равно ничего не приходит.

Решение пришло уже на улице. Я бегу обратно сообщить эту новость экзаменатору, но на лестнице останавливаюсь. Правила есть правила: в этот раз я проиграл.

Перед собеседованием я всю ночь читаю про управляемый термоядерный синтез и готовлю доклад о том, как я люблю физику. Говорили, что если хорошо выступить на собеседовании, то на результаты экзаменов комиссия не обращает внимания.

Нетвердой походкой я подхожу к столу, где сидят пять усталых пожилых мужчин. Мне протягивают стопку бумаг: «Это ваши документы – вы не прошли по конкурсу. Позовите следующего».

…Август, я подал документы в другой институт. Огромное здание с колоннами, похожее на грандиозный дом культуры. Это Московский энергетический институт. У меня прекрасное настроение – я почти студент факультета теплофизики. Термоядом можно заниматься и с таким дипломом. По физике я получил пять, два дня назад я решил все задачи на письменной математике. Сегодня устная математика. Тут можно даже получить тройку – говорят, что тринадцать будет проходным баллом.

– Вы не решили ни одной задачи в письменной работе, – говорит экзаменатор. – В каждой задаче арифметическая ошибка. Инженеры не имеют права так ошибаться.

Он еще что-то говорит про мосты, которые падают из-за таких ошибок, но я его не слышу: в глазах темно, в ушах звенят слова: «… ни одной задачи».

Это конец! Половина класса уже студенты, а я, звезда и надежда нашего двора, остаюсь за бортом.

О том, как огорчатся родители, я стараюсь не думать. Я не могу сообразить, на каком трамвае надо ехать до метро, и иду пешком. Накрапывает дождь, но я его не замечаю. Кто-то натыкается на меня и долго потом матерится. «Инженер, наверное! – думаю я, прислушиваясь к витиеватым выражениям. – Ведь сумел же он в институт в свое время поступить!».

Сентябрь.

– Надо поступать в институт, который недалеко от дома, – говорит мама. – В Лесотехническом институте есть факультет электроники, там готовят специалистов для «королёвской фирмы». Ты вполне можешь успеть подать документы на вечерний факультет.

Мне все равно. Это уже четвертая серия экзаменов за лето. Я почти не занимаюсь, но сдаю на все пятерки. В деканате мне дают зеленый студенческий билет и просят принести справку с работы. Я иду на фабрику к отцу, где после демобилизации он работает начальником строительного отдела. Он показывает мне дальний угол фабричной территории и говорит, что тут надо выкопать канаву. Моя профессия – разнорабочий. У меня есть напарник, молоденький парнишка, обожающий рассказывать про своего брата, который недавно женился и теперь по ночам невозможно спать из-за стонов и охов, доносящихся из-за занавески, отгораживающей кровать молодоженов.