Анатолий Зарецкий - Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу. Книга третья Страница 10

Один из телефонов, кирпично-красного цвета, как кожа на толстом полковничьем загривке, на глазах стал стремительно увеличиваться в размерах.

– Срочно врача в семнадцатый кабинет! – орал телефон голосом полковника Каца.

«Зачем тебе врач? Ты же сам врач, хоть и ветеринарный», – размышлял я, – «Нет, это пора прекращать!»

– Хватит орать! Вызываю тебя на дуэль! – крикнул телефону, который одновременно был полковником Кацем. В руках у того неожиданно появился автомат.

Хорошо, тогда в МИКе не отдал бойцу его автомат, а то этот мерзавец прихлопнул бы меня сейчас в два счета. С него хватит. У него о чести никакого понятия. Я – потомственный дворянин, а этот тип – металл и пластик. Но я же его не просто расстрелял, а честно вызвал на дуэль. И он теперь не спрячется за сейфы, как тот боец.

И тут меня осенило. Я в деталях представил, что происходило с того момента, как шагнул в проем коридора. Я четко слышал две очереди и одиночный выстрел преступника. Я выпустил четыре очереди по два патрона. На это у меня ушло максимум пять секунд. По вспышкам выпустил две очереди. Третья шла после паузы в секунду – на одиночный выстрел, вспышку которого не видел. Четвертая – вдогонку. А это значит, боец был готов к самоубийству заранее! Он не мог так быстро снять ботинок! Значит, не я причина его гибели!

Он видел смерть, он сам нес смерть другим, и он не захотел быть убитым или расстрелянным. Он решился на самоубийство заранее. Мои выстрелы только дали ему сигнал – этот момент настал, иначе он будет убит, или взят живым, а потом расстрелян. Он, видимо, понял тогда, что нашу дуэль он проиграл. Из-за сейфа ему уже не выглянуть…

Непомерная тяжесть от ощущения своей вины, которая навалилась на меня в тот злополучный день, и с тех пор постоянно не давала покоя, мгновенно исчезла. Я почувствовал гигантское облегчение и тут же впал в состояние радостного возбуждения в ожидании предстоящего благородного поединка.

«А этот наглец! На что он надеется? Его не обучал майор Липинский. Он уже давно не стрелял из автомата. Ему меня не опередить», – размышлял, напряженно ожидая команду «Пли» и бедром ощущая плотно прижатый приклад автомата.

Этот телефон, орущий голосом полковника Каца, я разнес вдребезги с одной очереди!

И вдруг ощутил, что это не принесло никакой радости. Цель достигнута, а что дальше? Эта цель ложная, призрачная… Одна только видимость победы. А мне по-прежнему плохо…

И тут я увидел глаза моей любимой Людочки. Она смотрела на меня грустным взглядом. Так она смотрела на меня лишь однажды в свои последние дни.

– Людочка, что с тобой? – спросил ее, когда увидел этот грустный взгляд, обращенный ко мне.

– Толик, почему ты не приходил раньше? – спросила она меня с таким безнадежным отчаянием… Я сразу понял, что она хотела сказать. Ведь мы уже обручились, и у нас не было тайн друг от друга.

– Людочка, я не знал, что ты болеешь. А потом я даже не знал, где ты живешь и захочешь ли меня видеть?

– Я была дура. Если бы ты прислал хоть одно твое стихотворение, я бы все поняла.

– Людочка, главное, мы снова вместе. И ты – моя невеста.

Людочка улыбнулась, но я чувствовал, что она по-прежнему грустит, потому что считает только себя виновной в наших бедах…

– Любимый, что они сделали с тобой? Я не узнаю тебя, – грустно сказала Людочка в этот раз.

– Людочка, они украли мою цель, мою мечту. А сейчас еще грозят тюрьмой. Если бы ты была со мной, ничего этого никогда бы не было. А сейчас – только пустота.

– Не говори так. Я всегда с тобой. И у тебя есть дочь – наша маленькая Светланка. Береги ее, как нашу любовь, – тихо сказала Людочка и, как всегда, медленно растаяла.

– Людочка… Людочка… – заплакал я, вновь ощутив всю тяжесть безвозвратной потери…

Очнулся в кресле в коридоре штаба. Рядом стояли Суворов и врач в белом халате.

– Он очнулся, – сказал Суворов врачу.

– Как вы себя чувствуете? – спросил врач, проверяя пульс.

– Я успел грохнуть этого полковника Каца? – спросил у Суворова, проигнорировав странный вопрос врача.

– Какого Каца? – спросил Суворов, – Ты телефон вдребезги разнес. Еле втроем тебя удержали, а то бы и остальные перебил. А потом заплакал и стал звать какую-то Людочку. Хорошо, врач вовремя пришел и сделал укол.

– А где полковник Кац? – снова спросил его.

– Дался тебе этот полковник. Кто он?

– А с кем я говорил в кабинете? Разве это не он?

– Да ты что! – засмеялся Суворов, – Кстати, ты сможешь закончить разговор? Или мы приедем сюда завтра?

– Я вообще не хочу с ним разговаривать. Он же не говорит, а орет, а я что, должен это слушать?

– Он больше не будет орать, – пообещал Суворов.

– Тогда давайте все закончим сегодня, – решил я.

Суворов с врачом прошли в кабинет. Минут через десять меня пригласили туда же и впервые предложили сесть.

– Как вы себя чувствуете? – спросил полковник вполне нормальным голосом. А я, как завороженный смотрел на груду телефонов. Красного среди них уже не было. «Сдох, паразит. Больше не заорешь», – мстительно подумал я.

– Вы у меня что-то спросили?

– Ладно, замнем. Вы в курсе, что ваша жена написала жалобу на имя Генерального секретаря?

– Да, она мне об это говорила.

– А почему она все решила за вас? Почему она думает, что вы хотите уволиться из армии? Или вы ей об этом говорили?

– Я по этому вопросу кричал во все инстанции, а вместо ответа получал написанные под копирку, глупейшие писульки от некомпетентного лейтенанта Макарова.

– А почему вы решили, что ваша жена получит иное?

– Потому что вы обманули партию, когда ответили за меня, у меня ни о чем не спросив.

– Разве ваша жена вас спрашивала, когда писала? Кто дал ей право ходатайствовать за вас?

– А кто дает право жене любить мужа? Моей дочери уже год, а я видел ее лишь три раза. И что дальше? Наша семья может развалиться, а семья – ячейка государства. И здесь право жены посильнее вашего права держать меня в рабстве.

– Я так понял, ваша жена москвичка. И вы в Москву захотели? Вас теперь ничем не удержишь в армии. А если мы вас переведем служить в Москву?

– Товарищ полковник, первый рапорт я написал еще до женитьбы. Мой перевод ничего не изменит. И не судите по себе о других людях. Ни переводом, ни званиями вы меня не купите. Подумайте лучше, что вы скажете комиссии, когда до нее дойдет мой последний рапорт? – закончил ответ откровенным шантажом.

Конец ознакомительного фрагмента.