Кирилл Шатилов - Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том III – Ложная правда Страница 11

– Я понял.

Они перемахнули через несколько поваленных деревьев, поднялись на пологий холм, сплошь покрытый заснеженными кустами, и спустились в овраг, который закатное солнце превратило в одну длинную тень. Отсюда до нынешнего стойбища Тикали оставалось не так уж далеко, и вторая ночёвка едва ли понадобится. Хок её наверняка не перенесёт.

Гури почти забыл о своём спутнике, предавшись приятным размышлениям о предстоящей встрече с женой и сыном, когда тишину зимнего Леса прорезал крик. Душераздирающий и жалобный. Ему вторил протяжный вой, который любой илюли, не задумываясь, принял бы за волчий. Но это были не волки. Волки не воют, когда нападают на жертву.

Оглянувшись на Дэс’кари Сину, он увидел, что тот уже взбегает на противоположный склон и делает знаки, чтобы Гури двигался дальше один. Бросает меня, мелькнула шальная мысль, однако он тут же вспомнил, что Учитель заповедовал им никогда не нападать на врага вместе. Особенно, если у врага были превосходящие силы. Дэс’кари Сину не мог уйти просто так. Жестокая схватка была его родной стихией. Особенно та, в которой один из двоих должен был погибнуть. Или двое из троих. Или девять из десяти…

Взметая снежную пыль, Гури рванулся вперед с удвоенной силой, на ходу вкладывая стрелу в тугую дугу лука и по привычке сжимая ещё две зубами. Зачем он позволил своей стае идти дальше без него? Проходя этим оврагом в первый раз они ведь все обратили внимание на силки, которые оставили охотники из клана Вулчаки. Трош тогда ещё удивился, что здесь делают эти трусливые девки. Вулчаки издавна снискали дурную славу среди обитателей Леса там, что предпочли уйти как можно дальше от ближайших домов илюли и таким образом попытаться спасти свой клан от полного вымирания. Вместо того, чтобы, наоборот, вступить в союз с кем угодно и тем самым дать возможность молодому поколению изменить свою незавидную судьбу. Так глупо могли поступить только женщины. Собственно, Вулчаки и были женщинами. Волчицами, как они сами себя прозвали. Появившимися на свет совсем недавно, в пору юности Гури. По сути, то был не настоящий клан, а сборище женского отребья из многих кланов. Их родоначальница, первая жена Немирда по имени Аака, говорят, была ещё жива. Он-то, Немирд, и стал невольной причиной появления в Лесу этого странного народца, когда обозлился на Ааку за то, что та отказывалась рожать ему сына. В дочерях никто из Тикали не видел ничего плохого при условии, что первым или хотя бы вторым рождался сын. Аака родила Немирду двух дочерей. И заявила, что с неё хватит. Немирд был вождём и не мог стерпеть подобного унижения. Гури помнил тот день, когда Лес огласился боем барабанов, возвещавших Великий Сбор. На глазах у поражённых сородичей, среди которых был и Гури, Немирд исполнил танец Одинокого Охотника и воззвал к духам деревьев, призывая принять от него в дар непокорную Ааку. Обычно ссора между мужем и женой, бессильной родить сына или родить вообще, заканчивалась праздником выбора второй жены, более молодой и сговорчивой, однако Немирд не только отказался оставить Ааку при себе, но отлучил её от Тикали. А она в отместку не только ушла, но и забрала с собой обеих дочерей, одну из которых повела за руку, а вторая в это время спала у неё в сумке за спиной. Гури очень отчетливо запечатлел в памяти эту жалкую троицу и часто вспоминал её впоследствии, когда до него доходили очередные слухи об удивительных свершениях Ааки. Каким-то образом о её уходе прознали другие кланы. А когда прознали, некоторые женщины, сделанные вторыми или третьими жёнами, не простясь с мужьями, стали по её примеру покидать стойбища и присоединяться к ней. Теперь, спустя более эку-нош2 зим с того злополучного дня, клан, назвавший себя по имени самого хитрого и жестокого зверя Леса, превратился грозную силу, опасную не только своей ненавистью к остальным, но и особыми повадками. Ими, как считали многие, двигал по большей части страх. Судить об этом можно было хотя бы по тому, что они сразу постарались отгородиться от бывших соплеменников несколькими днями пути, непроходимыми болотами, оврагами и неприветливыми скалами, прорезавшими в одном месте Лес неприступной грядой каменных игл. Проведя там немало зим в полном одиночестве и окрепнув, они постепенно начали устраивать вылазки, целью которых, как оказалось, были покинутые ими в своё время мужчины. Не все, но те, что могли дать им детей. Они нападали исподтишка, хуже илюли, и убивали всех, кто не был им нужен: женщин, детей, стариков. Нескольких молодых воинов щадили и либо забирали с собой, либо использовали их по прямому назначению, не сходя с места, среди трупов и разгрома. После чего тоже приканчивали, унося их семя в себе. Тикали и некоторые другие кланы неоднократно посылали на их поиски целые стаи, но стаи то пропадали, то возвращались ни с чем. Скалы, овраги и болота надёжно хранили волчиц. Сам Гури никогда прежде с ними не сталкивался, однако был наслышан об их отчаянности и беспощадности, лишённой благородства тех, кто действует не из страха, а по необходимости.

За изгибом оврага тень от склона укорачивалась, и поле битвы стало хорошо видно. Как и опасался Гури, Вулчаки напали на его стаю сверху, с выгодной высоты, позволившей им сделать по нескольку точных выстрелов из луков и таким образом ещё больше сократить ряды противников в свою пользу. Он увидел лежавшие на снегу тела сотоварищей с торчащими из груди и боков стрелами, брошенные носилки с не то мёртвыми, не то пока живыми пленниками, и юркнул за кусты на левом склоне. Правый оставался на совести Дэс’кари Сину. Гури бежал по снегу пригнувшись, натянув тетиву лука к животу и готовый отпустить её в тот миг, как обнаружит первую волчицу. По крикам, доносящимся из оврага, он заключил, что выжившие остатки его стаи рассредоточились по склонам и вступили в рукопашный бой. Но раз Вулчаки не побоялись показать клыки и когти, значит, у них изначально уже был подавляющий перевес. В два, в три раза? В любом случае, часть их наверняка затаилась где-то здесь и следит за исходом поединков, чтобы добить нежеланных победителей.

Чутьё его не подвело.

Первую волчицу он заметил со спины и в эту спину, не раздумывая, выстрелил. Выплюнул новую стрелу в руку, уложил на лук, увидел выглянувшую из-за куста голову с характерной высокой огненно-рыжей причёской, и послал ей быструю смерть, тоже не целясь. Ему показалось, что он слышит хруст черепа, пробитого возле виска. И не удивился, поскольку в такие моменты все его ощущения обострялись, и он словно переставал существовать в этом явном мире. Даже для себя, для своего тела. Казалось, за него действует кто-то другой, кто-то вовне, кто видит происходящее со стороны, кто думает, не думая, и действует, не прилагая усилий.

Ещё одну волчицу он сбил с ветки склонившегося над оврагом дерева. Она успела крикнуть и её падение привлекло внимание подруг. Кусты вокруг Гури ожили. Он метнулся в сторону, и почти одновременно выпущенные стрелы просвистели у него за затылком. В ответ он выпустил две подряд, наугад, но удачно, потому что два куста больше не шелохнулись, а по остальным, бросив ставших ненужным лук, он пронесся в двойном вихре топора и кинжала, так что какое-то сопротивление оказали лишь три последние противницы. Одна даже показалась ему хорошенькой, но он изуродовал её лицо гримасой боли, когда рассёк горло и отрубил вскинутую с мечом тонкую кисть.

В итоге в первой засаде Гури насчитал восемь волчиц. Когда с ними было покончено, он подхватил лук и последовал примеру Дэс’кари Сину, взобравшись на вершину склона. Отсюда он увидел, что сам Дэс’кари Сину опередил его: широкополая шляпа уже перестала порхать по кустам, кружила в смертельном танце на дне оврага и оттягивала на себя всё новых волчиц. Которые ещё не поняли, что нужно не нападать и даже не сопротивляться, а бросать всё и спасаться бегством.

Гури помог им в этом. Со второй засадой он расправился ещё быстрее, чем с первой. Удивился тому, что убивать женщин ему доставляет некоторое удовольствие. Вероятно, в силу новизны ощущений. Мелькнула мысль, что, вспарывая живот одной, он тем самым уничтожает разом несколько, ещё не рожденных, врагов. Мужчины обычно умирали молча, стиснув зубы. Эти же ругались и яростно визжали. Если успевали.

Одну, как ему показалось, самую старую, он умышленно упустил, и она, отбежав на четвереньках на безопасное расстояние, остановилась и завыла так, что её услышал весь овраг. Так что последние Вулчаки уже просто бежали вверх по склону, иногда прямо навстречу его топору, не думая больше об охоте, в панике, не разбирая дороги. Все, кто попытался миновать его на расстоянии вытянутых рук, остались лежать там, где он их встретил. Лишь одна осмелилась проститься с ним стрелой, но споткнулась, пронзённая в спину из лука Хока, который вдвоём с Цэрном оказался у беглянок в хвосте. Оба были окровавлены и, скорее всего, ранены, однако держались на ногах и смотрели на Гури с удивлённым уважением. Он ведь редко позволял себе танцевать с врагами в полную силу, как сейчас. Ему никогда не нравилось привлекать к себе излишнее внимание.