Валерий Рогожин - От подъема до отбоя Страница 11

– Курсант! Кто давал команду «отбой»? Почему спим?

– Никак нет! Я не сплю! Это я так! Глазами балуюсь!

Реакция должна быть молниеносной. Иначе километр туда, километр обратно, да бегом, не на прогулке, пятьдесят приседаний потом, а можно и от пола отжаться раз двадцать – двадцать пять, а затем дальше занятия.

Два раза в неделю, это по расписанию, а может быть несколько чаще, если у командиров какие-то непредвиденные дела, у нас парковый день. Батарея строится повзводно и уходит в парк. Не подумайте, естественно, что нас ведут на прогулку в Парк Культуры и Отдыха имени кого-то. Конечно, нет. Наши установки ПТУРС расположены на машинах, поэтому в полковом техническом парке есть боксы, где стоят наши два десятка машин. Это боевые машины с установками, затем у каждого командира взвода его БРДМ и точно такая же машина у комбата. Плюс два «Урала», которые полагаются на батарею по штату.

Что нам делать в парке? Очень много, бесконечное количество работ.

Парк важен тем, в первую очередь, что любая прибывшая из-за забора комиссия с самого начала пойдет в парк. Конспекты никакой комиссии не дадут, они секретные. Комиссия и сама в конспекты не полезет. В классе пусто, смотреть нечего, сидеть на занятиях – пустое дело. В материалах занятий все комиссии смыслят слабо, поэтому навешать им лапши на уши – это нечего делать. Все равно никак не проверят. Проверять порядок в расположении в казарме – там сто процентный порядок. А вот в парке бывает все что угодно. Можно найти неухоженную технику, беспорядок в боксе, мусор и дефекты техники. Можно внутри техники обнаружить неучтенные предметы. К таким предметам можно отнести гражданскую одежду личного состава, книги и журналы неположенного содержания, какие-то продукты и, что самое ужасное, спиртные напитки, например брагу.

И мы каждый раз в парке проверяем свою технику на предмет неучтенных вложений. В парке хорошо, в парке тихо. Начальство появляется к концу работ. Примерно тогда же появятся и сержанты, а так несколько часов мы предоставлены самим себе.

Что нужно делать всем давно известно. Убрать, подмести пол бокса вокруг машины. Обязательно просмотреть и проверить, чтобы не было никаких остатков ветоши, окурков, бумажек, газет и прочего хлама. Все давно уже убрано и проверено, как говорится, нечего искать черную кошку в темной комнате особенно, когда ее там нет, но лучше недобдеть…

После пола осмотреть разметочные полосы и знаки изображенные на полу и стенах. Красные участки должны быть красными, черные черными, а белые не серыми, не коричневыми, не розовыми, не разводами, а чисто белыми. При малейших отличиях цвета дефективные участки моются, чистятся, подкрашиваются и смазываются маслом.

Теперь нужно осмотреть машину. Точно так же грязь отмыть, при необходимости смазать маслом, колеса машин начистить ваксой. Да, да, да! Вы не ослышались. Колеса чистим сапожной ваксой до глубокого черного цвета.

Теперь внутри самой машины. Ну здесь никакой проверяющий не поместится, неучтённых вложений нет, молоды для этого. Поэтому можно посидеть, отдохнуть, почитать книжку. И так до обеда.

Как говорится, занятие ерундой на рабочем месте развивает боковое зрение, слух и зрение в целом. И еще: здоровый сон не только продлевает жизнь, но и сокращает рабочий день. Таким образом до обеда мы дотянули.

После обеда полчаса времени на усвоение пережитого. Имеются в виду как съеденные материальные продукты питания, так и моральные события истекшей половины дня.

Во второй половине дня опять класс, опять конспекты, только теперь уже ничего не пишем, только в случае крайней необходимости, а разучиваем все записанное ранее.

Кто-то пользуясь тем, что сержант, на чье попечение ставили взвод, не удостаивает нас своего внимания, тайком пишут письма, кто домой отцу с матерью, а большинство любимым. Процесс написания письма – это всегда активный отдых. Не служивший в армии, не сидевший в тюрьме или не работавший в долгосрочных командировках не поймут этого. Очень часто сама пассия, которой пишется письмо не чувствует этого и не понимает. А солдат не просто выводит каракули на листочке, он отключается от этой набившей оскомину действительности, он рассказывает, разговаривает, он слышит ответы. Он вообще в это время не в воинской части, он дома, он с тобой и это его право и никто отобрать у него это право не может. Даже сама подружка.

ЛЮБОВЬ – это единственное, что делает ЖЕНЩИНУ – красивее, МУЖЧИНУ – добрее, ДУШУ – легче. А ЖИЗНЬ – прекрасней.

После занятий немного строевой подготовки. Затем ужин. И еще час личного времени. Сейчас можно спокойно подшиться на завтра, начистить сапоги, вычистить и выстирать гимнастерку, короче подготовиться к завтрашнему дню.

И вот долгожданный отбой.

А на гражданке баба кого-то ждетА меня моя забыла бросила…Ждать не модно, говорит, весь срокДве зимы, две весны да две осени!..

7. Тяжело в учении – легко в очаге поражения

Как только диод открывается, начинает действовать закон Кирхгофа.

Что такое решетка? Решетка – это металлический лист с прорубленными в нем отверстиями.

К днищу аппарата приварено отверстие.

Все пуговицы должны быть пришиты намертво, как шлагбаум.

Товарищи курсанты! На этот счет существует два мнения: одно – мое, другое – ошибочное.

Называлась наша учебка Школой сержантов. Не знаю почему. Вернее понимаю, что на выходе в качестве готовой продукции мы имеем командиров младшего звена, т.е. младших сержантов и сержантов. Но, убей Бог, не могу до сих пор понять, почему считается, что в учебке готовят сержантов. Никаких знаний, необходимых именно сержанту нам не давали. Никаких специальных дисциплин не проходили, командовать никто нас не учил, и что делать в той или иной критической ситуации не объясняли. Но все-равно выпустили нас сержантами.

Единственные знания (кроме того, что нас учили жизни), которые я получил в учебке, – это спец предмет, управление снарядом. Каждый день кроме воскресенья, не взирая на то, чем курсанты занимаются по расписанию, поодиночке ребята снимаются с занятий или работ, и бегут в парк на спецмашину заниматься спец предметом.

Значит, по-порядку. Спецмашина или тренажер – это КУНГ (Кузов УНифицированный Герметизированный), кузов, набитый электроникой и всякими разными приборами. В кузове сидит сержант. Он отвечает за работоспособность оборудования, проведение занятий и ведение отчетной документации.

Помещение в кузове КУНГа напоминает кухню в малогабаритной квартире. Так же не хватает места, чтобы повернуться, все заставлено непонятно чем, и «хозяйка» – дежурный сержант, прекрасно ориентируется в этой тесноте и знает, где что лежит, куда нужно поставить ноги и что чем включить или выключить.

В одном углу место обучения или тренировки. Оно оборудовано так, как оборудовано командирское место в моей боевой машине. Вращающееся кресло, хотя в машине простое водительское сидение. Напротив кресла специальный пульт с несколькими выключателями-переключателями и мнеморукояткой – своеобразным джойстиком, сбоку у пульта две рукоятки, которыми вращаешь вправо-влево визир, расположенный над пультом.

Итак, вся тренировка длится от 5 минут на начальном этапе до получаса в конце обучения. Современному школьнику, даже, пожалуй, букварю из младших классов покажутся смешными и пустячными эти тренировки. Они владеют подобными навыками уже с детского сада. Для нас же это было сложно и далеко не у каждого все получалось не только с первого раза, а и с третьего, и с пятого.

Запыхавшийся курсант влетал в машину. Если курсант не запыхался или слишком медленно входил, это могло расцениться, как недостаток прилежания, отсутствие желания заниматься, просто лень, в конце концов, и завершиться очередным одним-двумя или тремя нарядами на работу вне очереди. Сам сержант скорей всего не имеет права награждать нарядами, поэтому он просто просит самого курсанта передать сообщение взводному. Для взводного просьба сержанта не представляет никаких трудностей и никаких осложнений с нарядами не возникнет.

Влетев в машину требовалось обязательно захлопнуть дверцу. Не захлопнутая дверца или просто неплотно прикрытая могла тоже подарить воину наряд.

После этого следовал доклад сержанту о том, что курсант такой-то, батарея такая-то, учебный взвод такой-то прибыл для прохождения тренировки на тренажере. Доклад был обязателен и форма доклада должна была строго соблюдаться. Всякие отступления не приветствовались. Творчество при докладе вызывало только нарекания. Уход от формы превращал бедолагу тут же в «курсанта Пупкина», если не во что-нибудь похуже. Любая просьба обязательно (!) должна начинаться глаголом «разрешите». Любой иной глагол типа «можно» автоматически вызывал отповедь: «Можно козу на возу! А вы…!» Все дальнейшие уходы от формы приводили все к тому же наряду на работу. Таким образом, становится понятным, что недостатка в рабочей силе в учебке никогда не было.