Андрей Шум - Веллоэнс. Восхождение Страница 11

Зеленокожие поспешно попятились к выходу.

– Эй, Трын, убери эту тушу свиньям. Может, съедят, не побрезгуют.

Сонный мужичина, ворча, закинул обугленный труп за плечо и унес в сарай. Старуха повернулась к Халилу, глаза лучились радостью:

– Так и знала, старый хрыч, что ты без драки сюда не сунешься. Обязательно кого-нибудь хрюшкам на закуску притащишь.

– Такова судьба, леди Церихейнгль. А ты все так же молода и статна? В свои двадцать тебе не дашь больше… четырнадцати.

Халил учтиво поклонился:

– Видел ли мою доченьку?

– Как не видеть, все также юна и стройна. Она с превеликой вежливостью согласилась приготовить мне и моим друзьям палати.

Хозяйка обратилась к изумленным путникам:

– Проходите в свои покои, отдыхайте. Уж извиняйте за спектакль – у лягух сейчас откладка икры, а самцы шатаются по поверхности, звереют от воздуха. Позавтракаете утром со мной, а там уж в путь-дорогу отправитесь. Трын, убери здесь все. Да стулья расставь. Честному народу отдыхать надо.

Из сеней раздалось бурчание и выглянула огромная квадратная голова:

– Ну чего еще? Сами уберут, чай не господа.

– Быстро, сказала. А то плетей дам, или к свиньям отправлю.

Халил и Марх исчезли в дверном проеме. Авенир посмотрел под ноги. На полу валялся пузырек, внутри переливалось что-то зеленоватое. Он поднял склянку и поспешил к товарищам.

По настоянию старухи, мужчины остались завтракать. Утром идти всегда легче, чем днем, так уж повелось. Прохладно, свежий воздух, пыль прибита к земле. В жаркий день идти трудно – а они уже ох, какие жаркие. Так и плывешь в раскаленной воздушной каше. Иногда повеет прохладный ветерок, но как нечасты такие мгновения. Вечером же становиться просто невыносимо. Гнус, мошкара – все голодные, аки медведи после спячки. Еще после дня пути весь липкий от пота, грязный от пыли – так и хочется броситься в какую-нибудь лужу, отмыться. Но нет – иди дальше и помалкивай, благодари богов за жизнь, за пищу.

Щедрые яства источали благой аромат. Место на квадратной тумбе занимали зажареный кабанчик, кувшины с клюквенным морсом и айраном, отвареный картофель с рыбой и укропом, сласти. Старуха произнесла молитву и трапеза началась.

Цейрихенгль пристально вглядывалась в парня.

– Откуда у тебя камень, юноша?

Авенир оторвался от жареной ноги. Соврать он не решился.

– Остался, как память.

– Из Академии? Вижу, можешь не отвечать. Значит, беда близко.

Юноша изумился:

– А вы оттуда? Тоже сбежали? Но… как это возможно?

– Ходят разные легенды о создании этой курии. Одни говорят, что Гроумит наказал Асмодая за злодейства и превратил его в древо. Другие говорят, что Академия – это создание богов, в котором одаренные дети становятся чародеями и носителями небесной воли.

Старуха наклонилась к Авениру.

– Я знаю наверняка только то, что сбежать оттуда не так уж и сложно – сам видишь. А если сбежал, тебя уже не преследуют – сколько живу, ни разу с чародеями теми не встречалась. Откуда, как и для чего она появилась? – ведает только властитель Академии, но существует ли он на самом деле – не знают даже верховные маги. Когда я появилась здесь, – это было, чай как полвеку назад, – случилось нашествие джунгаров. Не знаю, кто их наслал на земли, а только причинили они много боли народу.

Авенир с неловкостью спросил:

– У тебя был камень? И книга?

– Какая книга?

Парень достал из сумы потрескавшийся том. Кожаная обложка от времени покрылась трещинами. Страницы засалены, кое-где разводы и пятна, но текст был четок и хорошо виден. Цейрихенгль пролистала странички, осмотрела обложку. В голове проносились мысли, наконец, цепкая память выудила воспоминания:

– Ах эта. Взял самую древнюю харатью, еще и по божествам. Бесполезное занятие. Богов не существует. То есть, может и есть, но вряд ли они подойдут под эти описания. Как можно полностью описать того, кто выше любого понимания? Мы сами создаем свое бытие. Мир похож на мельницу – плотник ее создал, запустил и отдал крестьянам. И она мелет себе потихоньку, ломается, чинится. Мельник как может ее чинит, но все равно она сломается, придет в негодность, рассыпется в прах. И наш мир тоже умрет когда-нибудь. Я бы взяла магические книги, от них хоть польза. Не раз умения мои таверну выручали. Набы это так, легкая разминка. А камень мой, изумруд, сгорел быстро. Потух, словно не для сего мира предназначенный. Только перевязь на лбу осталась. Я кристалл тот перетерла, в эту тряпицу и повязала – от болезней вроде как помогает, да и чары посильнее действуют.

Авенир жадно внимал. Не стоит повторять ошибок других, надо стремиться достичь больше, использовать опыт. Ему вдруг стало понятно, чем он отличается от старухи. Та всю жизнь на одном месте, в покое. Он постоянно куда-то бежит, стремится, хоть внутренне и жаждет покоя и мира. Представил себя стариком, хозяином таверны. Спокойная размеренная жизнь, прямо как в деревне амишей. Стало тошно. Значит, правильно выбрал путь. После Глинтлея та жизнь уже кажется пресной и сухой. Надо бы спросить старуху…

– Что мне делать со своим кристаллом?

– С камнем-то? Да, ерш его знает. Легенды гласят, что камненосцы соберутся в Царстве Веллоэнс и восстановят нарушенное равновесие миров, установят порядок в сонме богов и назначат новые заповеди мира. Царство это славится своими богатствами и процветанием, а правят там мудрейшие из людей. Вход в царский оплот открыт лишь избранным. Камень является одновременно компасом, ведущим в Царство. Говорят, находиться оно за восточными землями. Путь проходит через Турмагу – владения проклятого Зуритая. Кто знает – все может быть.

***

Полет мыслей от второго дня, двенадцати энамбелов, двести шестьдесят восьмого вита…

– Кто творит судьбу – человек или божество?

– На этот вопрос может ответить только тот, кто создал человека и божество.

– Я управляю собой – значит, я творю свою жизнь.

– А удача?

– Удачу человек видит как оправдание своих действий. Тот, кто верит в свою умелость – удачлив. Тот, кто считает себя меньше, чем он есть – ищет и надеется на удачу, не желая трудиться сам.

– Но если есть видимая помощь людей, может быть, существует и невидимая помощь богов?

– Может, но тогда боги будут помогать тому, кто сам что-то делает. Невозможно помочь в деле, которого нет. Если герой идет до конца, армия идет за ним. Если герой желает, чтобы его несли, воины вознесут его… на копья. Победитель идет по велению сердца, преодолевая невзгоды. Он лучше падет на поле брани, чем откажется от мечты. Проигравший всегда согласится жить хуже, чем может, лишь бы жить. Или предпочтет легко и быстро умереть. И боги помогут ему в этом. К тебе приходит то, чего ты достоин – но у героя достоинство и желание совпадают. Старуха сильна в мире, но слаба достойностью. Потому-то она несчастна и отказывается от помощи богов – чтобы утвердиться в собственной силе.

Голос внутри говорит – «Тот, кто напояет других, будет напоен сам и Призвавший наградит призванного…»

Авенир Мес’о Дитроу.

Глава 8. Каган

Чыдах проснулся в преотвратном настроении. Шестой день больной зуб не давал покоя. Одышка, ломота в коленях, ноющая поясница настроение не улучшали. На месте, где раньше располагался плотный щит из мышц, теперь висел большой уродливый ком жира. Да, он уже не тот тридцатилетний мужчина, который мог без сна и еды трое суток кряду рубить непокорные головы. Девять городов исправно платят дань, в каждом месте свой преемник – обладатель золотого ярлыка. Предатели верны – и потому что имеют богатство, и потому что боятся мести народа. Чыдах затеребил косичку на подбородке – как же ноет зуб, отрубить бы голову кому – да надоело уже и легче не станет. Прошелся по устланному коврами и шкурами шатру. Шестой день не рад он ни наложницам, ни веселью, ни питию с едой. В стане тихо – никто не хочет попасть в немилость кагана. Вмиг насторожился – спиной почуял, что перед входом кто-то ждет:

– Входи, Тулай, не бойся. Я зол, но сегодня голова твоя сохранена.

В шатер вполз худощавый юноша, припал лбом к львиной шкуре:

– О, великий хан, милость твоя превыше Кум-горы. Да живет вечно господин мой и попирает прах врагов своих. В наш стан пришли незваные, с виду монахи Бадучены.

– Гости? Как мило, бедные глупцы. Я приму их, так и быть, в третью стражу солнца. А пока пусть будут в саат-шатре. Окажите им все приличие, но следите и не выпускайте.

Слуга поклонился и исчез. Чыдах устало вздохнул. Его бы воля, лежал на шкурах бы целый день – да надо орду держать в узде. Неспешно облачился в шелковый расписной халат, вышел во двор. В медном умывальнике играла солнечными лучиками вода, стоял рядом жирник с маслом. Да, расторопный Тулай все делает для своего хана. Потому еще и носит голову на плечах. Умывшись и позавтракав, каган призвал мудрецов, до обеда держал совет о дани, предстоящих походах и набегах. Грабили небольшие деревеньки – и то так, по-доброму. Убьют пару мужиков, дом сожгут, трех-четырех девиц уведут в полон – мелкое хулиганство, не боле. Великая орда давно уже стала непоколебимой, могучей и устрашающей все народы. Не то, что старшие братья – джунгары. Без конца воевать – это их страсть. А хунны посмекалистей – подкупы, дань, вероломство – хорошие средства для процветания. После обеда великий хан хотел было поспать, но вспомнил о скитальцах. «Ох, все дела, ну как так можно» – пробрюзжал внутри себя Чыдах.