Александр Холин - На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях Страница 11

Однако была всё же короткая заминка, момент, когда злой дух ослеп от огненного поцелуя. Этого мгновения оказалось достаточно. Одним прыжком Иаков оказался за спиной юноши, сдернул с себя пояс и стянул его на горле противника, одновременно упершись коленом ему в позвоночник.

Тот захрипел, вцепился в душившую его петлю обеими руками, но на поясе Иакова были вытканы священные письмена – молитва Господня. Поэтому все попытки освободиться пропали втуне.

– Отпусти… – наконец прохрипел демон. – Ты победил.

Иаков чуть ослабил душившую противника петлю, не собираясь, однако, отпускать его до поры.

– Кто ты? – спросил он. – Как звать тебя?

– Что в имени тебе моём? – вопросом на вопрос ответил юноша. – Имя моё чудно и непривычно для слуха твоего. Отпусти меня. Я верно буду служить тебе и словом, и делом. И даже лучше, чем прежде.

– Знаю я твою службу! – проворчал Иаков.

– Сам человек слаб, – возразил юноша, – и без помощи извне, без гармонического сосуществования с внешним миром, обойтись не сможет. Взять, к примеру, твоё собственное существо. Твоя душа, не представляет ли из себя целую Вселенную? Она полна бурь и несогласий. И задача в том, чтобы осуществить в ней единство гармонии.

Только тогда Бог сможет проникнуть в сознание твоё, и только тогда ты сможешь разделить Его власть и создать из собственной воли жертвенник огня души своей. Но ты победил меня, и принимать службу мою – твой удел победителя. Имя твоё отныне будет Израиль, а место битвы нашей – Пенуэл.

Слушая речи эти, Иаков ещё чуть-чуть ослабил ремень на шее демона и тот не замедлил воспользоваться промашкой. Израиль почувствовал, как железные когти впились ему в бедро и разорвали жилы. Взвыв от боли, он выпустил из рук ремень и дух, тут же обернувшись змеёю, скользнул в темноту.

Израиль приложил к бедру шейный платок: рана по счастью оказалась не очень серьезной, хотя порванные жилы грозили хромотой на всю оставшуюся жизнь.

– Пенуэл, – задумчиво повторил Израиль, – Пенуэл. Запомнят ли потомки это место и станут ли вспоминать, где искать помощь, когда надо будет побороть своего демона?

Сказка о любви

Она ждала.

Она ждала и знала, что рано или поздно за ней придут, её найдут. Или она отыщется. Как правильно?

Многих далёких и даже близких уже нашли, отыскали в этом безумном мире. Как она это знала? Может, чувствовала. Может, слышала волну радости, экзальтации, счастья. А разве счастье, когда тебя найдут? Да, вероятно. То есть, иначе и быть не может. Зачем тогда столько ждать, зачем смотреть в ночное небо на звёзды, да и вообще: зачем тогда всё?

Кстати, о звёздах. Она очень любила ночами смотреть на них, удивляясь весёлому перемигиванию, вспышкам разноцветных лучиков, искорок еле заметного пламени, холодного сияния, которое, по правде сказать, вовсе не было холодным. Просто это особый огонь. Можно сказать, царский. Видеть его мог не каждый, но и он был ничто без многоцветной гаммы других огней.

Только прекраснее всех сияла в небе удивительная звезда, которая зажигалась по утрам низко над горизонтом. О, как же она умела сиять! Её лучи, сначала спокойные, даже меланхоличные, вдруг вспыхивали, вздыбливались обилием красок и дарили, дарили без устали радость света и сияния.

Когда её найдут… Ну, или она найдётся. Как правильно? Она тогда будет сиять для своего избранника такой же сумасшедшей гаммой сверкающих лучей, она подарит ему такую любовь, какой ещё не было в подлунном.

Так мечтала она, мечтала и ждала. Ждала, когда придёт её время.

И оно всё-таки пришло! Вернее, пришёл он. Отыскал её среди всех. Забрал с собой. Сначала он долго присматривался, видимо, боясь обидеть грубым прикосновением и навсегда испортить отношения. Но она ждала – не привыкать. Ведь это он! Она точно знала! И знала, что всё получится, что он подойдёт, возьмёт её…

Наконец, она дождалась и этого. Он приходил к ней, ласкал сплошными нежно-обволакивающими движениями, которые лишали воли и в то же время разжигали в ней огонь. Огонь неугасимый. Который с каждой секундой разгорался сильней, ярче. Она не боялась сгореть в этом огне, потому что весь огонь без остатка будет принадлежать только ему.

– Мастер Симеон. А, мастер Симеон. Глядит-ко я сработал чево.

Мастер взял из рук подмастерья крупный адамант, вспыхивающий весёлыми, радужными и в то же время завораживающими искрами. Оценивающе повертел так и этак, крякнул.

– Да ты, гляжу, в работе-то и меня старика уж за пояс заткнул. Хорош камень. Ох, хорош! С любовью точён, любовью и светится. Вон звезда утреня – так же сверкат. Венерою величают. Она, бают, любви богиня. Так ты адамант-от назови дочкой ейной. В самый раз.

Сказка о похищении

…– Где же Андрей?

– Сидит в чулане. В дублёнке на голое тело.

– С чего это вдруг?

– Из чулана вид хороший на дорогу. А к нам должны приехать западные журналисты. Андрюша и решил: как появится машина – дубленку в сторону! Выбежит на задний двор и будет обсыпаться снегом. Журналисты увидят – русский медведь купается в снегу. Андрюша их заметит, смутится. Затем, прикрывая срам, убежит. А статьи в западных газетах будут начинаться так: «Гениального русского поэта мы застали купающимся в снегу…». Может, они даже сфотографируют его. Представляешь – бежит Андрюша с голым задом, а кругом российские снега.

Из радиопередачи:

– Сегодня мы, уважаемые радиослушатели, пригласили к нам на Радио Х человека, имя которого известно всей планете. Это знаменитый парапсихолог, хиромант и астролог, бессменный директор НИИ уфологии профессор Ажажа. По нашему контрактному телефону вы сможете спросить профессора, о чём захотите, и задать ему любые вопросы. А пока это сделаем мы. Скажите, господин Ажажа, как вы относитесь к инопланетянам?

– Положительно и даже очень, хотя не исключен некоторый отрицательный момент.

– Как вы считаете, встречи с инопланетными существами опасны?

– Ну что вы, они никогда и никому не приносили вреда, но, тем не менее, возможен некоторый летальный исход.

– К нам в студию прорвался первый радиослушатель. Это юное существо интересуется: почему инопланетяне не идут на широкие контакты с землянами?

– Видите ли, тому есть множество причин как положительных, так и отрицательных…

В этот раз Возмущенский так же безрезультатно провел день в чулане, до рези в глазах всматриваясь в пустынную дачную дорогу, иногда поёживаясь от щекотки порядком надоевшего, но ещё не изъеденного молью тулупа. Горько сплюнув и почесав валенком о валенок, Возмущенский хотел было бросить к чёртовой бабке это неблагодарное занятие, но вдруг его обострившийся болезненный слух уловил какое-то явно механическое жужжание, приближающееся со стороны города.

– Едут-таки козлы драные, – пробормотал он, – вспомнили! Ничего, я им выдам. Выдам такое! Опять заставлю говорить о себе всю Европу и Америку.

С этими словами, сбросив аховый тулупчик и латаные валенки, он выскочил на ещё не успевший сваляться декабрьский снег. Совсем было изготовясь исполнить роль «русского медведя», Возмущенский бросил косой взгляд на дорогу, но, к великому удивлению гения, она оставалась пуста, как и раньше, хотя тарахтение мотора слышалось совсем рядом.

– Вот наваждение: на-важдение, ждение, дение, день, тень Е., – подумал наш герой, деля слово по застарелой поэтической привычке на всевозможные благозвучные аллитерации.

Жужжание между тем возникло снова где-то между зенитом и надиром, поэтому Возмущенский активно посмотрел вверх, да так и остался стоять с раскрытым ртом, даже забыв прикрыть срам.

Прямо над его головой, метрах эдак в десяти-пятнадцати, висела летающая тарелка.

– Вот тебе и нихренасик, – только и сумел промолвить наш герой.

А тарелка никуда не собиралась улетать и, видимо, с неё делали снимки «русского медведя, купающегося в снегу». Но вдруг в брюхе тарелки обозначилось отверстие и Возмущенского стало затягивать откуда ни возьмись взявшееся гравито-магнитно-пю-мезонное поле.

– Зинка! – не своим голосом заорал он. – Зинка!

Его жена в застиранном китайском пеньюаре и турецких тапочках на босу ногу выскочила на крыльцо.

– Господи! Да что же это? Да куда же?! – завопила она и попыталась ухватить мужа за пятку, но тот был уже вне пределов досягаемости и вопил ничуть не меньше своей супружницы, только на совсем другую тему:

– Молчи, дура! В прихожей «Поляроид» лежит. Быстро фотографируй! Но Зина не послушалась, а всё так же, нелепо махая руками, ахала и охала на крыльце.

– Фотографируй, дура! – ещё раз возмутился Возмущенский, поднимаясь, как в песне, всё выше и выше.

Поэт не любил свою жену хотя бы за то, что она в свое время запретила ему эмигрировать и, в конце концов, загнала известного модного поэта под башмак. Возмущенский никак не хотел признаться себе в том, что эмигрировать в юные годы никогда и никуда не собирался, так как возмущаться существующим строем ему было разрешено и здесь, что называется «не слезая с печи», получая к тому же за это ощутимую денежную независимость и удовлетворение от сделанного дела.