Александр Холин - На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях Страница 10

Гришаню провели к заведующему сектором и, после предъявления официальных бумаг, объявили, наконец, причину задержания американцев.

– Итак, уважаемый Григорий Александрович, – начал заведующий, – мне, признаться, самому неприятно, что вышло как-то нехорошо с нашими американскими гостями. Тем более это первый опыт, так сказать. Вы же знаете, мы сами пошли навстречу, разрешив встретить гостей прямо у трапа самолета. Но все дело в вашем сотруднике. Когда гости проезжали Блок-пост, наш дежурный спросил как положено: – Наркотики? Оружие?

На что ваш сотрудник ответил: – Спасибо, не надо, всё есть. Нам бы чайку по стаканчику…

Я понимаю, возможно, он хотел пошутить, но ведь каждой шутке есть предел.

– Да-да, вы тысячу раз правы. Но нельзя же из-за какого-то болтуна разрушать грандиозную программу дружбы: Россия – Америка! Тем более и номера автомобиля, и все необходимые формальности давно учтены.

– Конечно, конечно, – таможенник был явно сконфужен, поскольку тоже приобщился Гришаниных учтенных формальностей, – со своей стороны мы обязательно извинимся перед гостями. Ну, а вы проведите, пожалуйста, беседу со своим сотрудником.

«Уж я с ним обязательно проведу беседу. Профилактическую», – подумал Гришаня и посмотрел на Семёна долгим деловым взглядом мясника, приготовившегося разделывать молодого, ещё резвящегося бычка.

6

Несколько дней пробежало незаметно в заботах о гостях и о себе. Но как-то ранний телефонный звонок поднял Гришаню из теплой постели. Он, ещё не успевший продрать глаза, взял трубку и сначала даже не мог понять: кто говорит и что от него хотят, поскольку на той стороне провода висела женщина-иностранка и по случаю крайней взволнованности несла русско-английскую ахинею, которую смог бы понять разве что китаец.

Наконец Гришаня понял, что его собеседница из русского отделения ГРИНПИСа и что его требуют «на ковёр».

– Пронюхали-таки! – ворчал Гришаня, старательно выбираясь из пробок на своем стареньком «Жигулёнке». – Но, с другой стороны, что они могут предъявить?

Ладно. Посмотрим.

Кабинет директора ГРИНПИСа встретил его угрюмым молчанием. За столом, в стороне от директора, сидели две знакомые Гришане оштукатуренные дамы.

– Так, – отметил Гришаня, – высшее руководство в сборе.

– Мы вас пригласили, Григорий Александрович, – начал директор, так как до нас дошли слухи, что под видом обмена стилем жизни, культурных мероприятий и прочего, что отмечено в договоре, вы устраиваете для американцев обыкновенное сафари! И это под нашей эгидой? Вы отдаёте себе отчет, что вы делаете, и во что это для вас выльется? А убитых животных…, – директор поперхнулся то ли от того, что его тирада оказалась слишком длинной, то ли жаль было убитых животных, но возникшей паузой не замедлил воспользоваться подсудимый:

– А убитых животных нет!

– То есть как? – опешил директор.

– Видите ли, – Гришаня сделал театральную паузу, – у вас в Штатах ГРИНПИС имеет огромную власть и силу. Там вашу организацию попросту боятся, поскольку вы можете наказать обывателя не только огромным штрафом, но и тюремным заключением.

Директор утвердительно кивнул и Гришаня продолжил.

– Поэтому тем, кто к нам прибыл по обмену, мы предложили поохотиться на… тараканов. Да, да. Обычных московских тараканов в обычной московской квартире с обычными пневматическими винтовками. А тараканов в Москве!.. – Гришаня мечтательно закатил глаза. – Но ведь не потребуете же вы выписывать лицензию на отстрел тараканов?

Директор молчал. Видимо, ему просто нечего было сказать. И Гришаня понял, что бой выигран.

Сказка о покаянии

Сполохи багряных зарниц ещё слепили вечернее небо, но уже чувствовался единовластный приход царицы теней и мрака. Её лёгкое незримое касание проносилось по миру невидимой птицей и всё вокруг успокаивалось, всё подчинялось, всё склонялось перед ней величественной и великой, владеющей тайная тайных земли и мудростью Вселенной.

Иаков стоял на коленях у жертвенника и истово молился. Много в его жизни было и плохого, и хорошего. Но плохого… плохого, вероятно, больше. Поэтому Иаков молился. Он просил прощения у Всевышнего за то, что в ещё в ранней молодости обманул брата и купил его первородство за миску чечевичной похлебки. Но если бы только это! Он вдругорядь обманул брата. Родного брата. И отцовское благословение, предназначенное Исаву, получил он, Иаков! И получил опять же хитростью.

Сможет ли брат простить его?

После таких серьезных проступков пришлось бежать в Месопотамию, где он и жил до сего времени у родственника, работая на него и умножая его хозяйство за то, что дочек своих тот отдал в жены Иакову. Но что такое любовь женщины! Хотя нет, именно любовь жён зажгла в нём неукротимое желание вернуться домой, жить своей жизнью, жизнью своего рода.

Сможет ли брат простить его?

Ах, как трудно иногда бывает прийти к покаянию! Осознание своей неправоты не приходит сразу. Точнее сказать, никогда может не прийти, уж об этом-то враг рода человеческого позаботился как нельзя лучше: себе-любимого заставлять каяться? в чём? другие пусть каются! они больше согрешили предо мной и пред небом!

Вот так и уходит человек, но к Богу ли?

Сможет ли брат простить его?

– Конечно, простит? Надо только обмануть его, притвориться, что сокрушён содеянным, задобрить его подарками.

Голос прозвучал неожиданно, ниоткуда, из пустоты, и Иаков вздрогнул.

Показалось? Оглядев пристальным глазом округу, обойдя вокруг жертвенника и заглянув даже в шатёр, Иаков ничего и никого не обнаружил.

– Верно показалось, – подумал он опять. – Но голос был так явственен и ощутим. Что это? Или вновь Господь испытывает меня? Послать брату подарки? Да, это выход. И выход реальный. Только посылать надо не с целью обмана, а с целью покаяния. Брат увидит, что я для него ничего не жалею из того, что имею и простит меня.

– И купится на твоё мнимое покаяние, – опять откуда-то возник голос.

– Кто здесь? – Иаков встал перед жертвенником, всматриваясь в тугую, как мышцы горной реки, темноту.

– Да никого здесь нет, кроме тебя самого, – из темноты выступил статный черноглазый юноша. Голову его вместо покрывала венчал широкий золотой обруч с великолепным изумрудом во лбу. Диковинный халат переливался золотым же шитьём, а на боку висел большой кривой ятаган.

– А ты? Кто же ты? – осмелился спросить Иаков.

– Я? – переспросил тот. – Считай что я – часть твоей души, твоей сущности.

Когда ты начинаешь какое-либо дело, то всегда советуешься со мной. И, согласись, я тебе честно помогаю. Разве смог бы ты заработать такое богатство в доме тестя твоего, не подскажи я, как обмануть его? Разве смог бы ты взять в жёны двух сестер и служанок их, не примири я женщин меж собою? Да и вернуться в землю свою разве смог бы ты, не подскажи я, как хитрее это сделать?

– Нет! Ты не можешь быть мной! Не можешь владеть душой моей! – в отчаянии воскликнул Иаков. – Я не звал тебя! Уйди, дух злобный и нечестивый!

– Гляди-ка, чистые мы какие, – усмехнулся юноша. – А когда, скажем, старшую жену свою Лию ты с отвращением отвергал – это тоже от чистоты сердечной? А когда мошенничал с ярками, по сути, воруя овец у тестя своего, это тоже от наипрекраснейшей души? Нет, милый. Ты мой! Как и народ твой. Мой навек! И служить мне будешь исправно, как я велю.

– Не бывать по-твоему! – воскликнул Иаков и кинулся на обидчика. Он хотел вцепиться юноше в горло и задушить, избавиться от мерзкой зависимости, но руки сжали пустоту.

– Куда, воитель? Я не там, – прозвучал из-за спины насмешливый голос.

Иаков обернулся.

Юноша стоял, скрестив руки на груди. В улыбке его проглядывала откровенная издёвка. Иаков схватил с жертвенника длинный нож для принесения жертвы, больше похожий на саблю, и снова ринулся в атаку, но противник его ловким ударом ятагана выбил нож, который в неярком огне жертвенника сверкнул слабой искрой и улетел в темноту. Демон стоял, поигрывая ятаганом, и всё так же ядовито усмехался.

– Господи! – взмолился Иаков. – Во имя отец моих Авраама и Исаака, помоги мне. Господи! Ты видишь стремление духа лукавого отвратить меня от лица Твоего. Помоги мне, ибо Ты один – моя защита и пристанище. Услыши мя, Господи, в правде твоей и вонми молению моему!..

И, как ответ на мольбу, вдруг ярко вспыхнул огонь жертвенника. Язык пламени, вырвавшись широким алым языком, полоснул темноту, изогнулся в хищной стойке змеи и прыгнул в лицо юноше. Тот вскрикнул, отшатнулся, попытался закрыться рукой от взбесившегося пламени, но оно уже растаяло в чернильно-чёрном небе, ничем не напоминая о себе и оставив природу так же дремать и досматривать сладкие сны.

Однако была всё же короткая заминка, момент, когда злой дух ослеп от огненного поцелуя. Этого мгновения оказалось достаточно. Одним прыжком Иаков оказался за спиной юноши, сдернул с себя пояс и стянул его на горле противника, одновременно упершись коленом ему в позвоночник.