Александр Холин - На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях Страница 9

– Да, – сказал один из охотников на чистом русском, где-то даже с местечковым акцентом, – славная нынче охота была. Надо бы это дело обмыть. Вы как, братаны-американы?

– Об-мыть? – жуя буквы, переспросил один из иностранцев.

– Ну, это. По маленькой! – и русский выразительно щелкнул себя по горлу.

Этот жест на всех языках звучал одинаково и был понятен, скорее всего, даже диким индонезийским племенам, встречающих белого человека не чаще раза в десятилетие.

Все оживились.

– О! Йес! По мальенкой!

Иностранец полез в бездонные закрома своего ядовито-желтого рюкзака, и вскоре на свет божий явилась бутылка водки с затейливыми синими кружевами на этикетке.

– Кристаллоуская.

– О, «Гжелка», в самый раз, – обрадовался русский.

Тут же откуда-то возникла корзинка со снедью, купленной явно не на каком-нибудь московском оптовом и, вероятно, не на русские «деревянные».

Когда содержимое бутылки перекочевало в походные пластмассовые стаканчики, русский произнес тост:

– За взаимопонимание охотников России и Америки!

Все дружно выпили.

– Эскьюз ми, Григорий, – обратился к русскому один из иностранцев, – а туморроу йес охота?

– Завтра? – переспросил Гришаня. – Конечно. Только в другом месте. И сейчас мы выпьем за завтрашнюю удачную охоту. Поехали!

2

В тот день Гришаня ввалился к своему закадычнику Лёвке без обычной бутылочки, даже пива не прихватил, но зато его сияющая физиономия была похожа на лампочку Ильича во тьме февральской революции.

– Мужики! – с порога рявкнул Гришаня. – Мужики! Тут такое делается, а вы всё никак от ящика отползти не можете. В комнате было тихо, и только страстные ахи и охи доносились от стоявшего в углу телевизора, на экране которого мелькали кадры второразрядной порнушки.

Лёвка и Семен – третий в их сложившейся компании – как положено на Руси не спеша, даже лениво, обернулись на вошедшего и вопиющего.

– Ну, чё ты там опять надумал, баламут, – Лёвка нажал кнопку на «лентяйке» и изображение замерло на экране в очень соблазнительной позе, лишь иногда вздрагивая, будто в момент сильнейшей эрекции.

– Мужики, я с зелёными познакомился! – похвастался Гришаня.

– С кем, кем?

– С зелёными.

– Голубых знаю, розовых тоже, а зелёные – это куда? – хохотнул Сёмка.

– Не, кроме шуток, мужики. Зелёные – это то, за что вы купите и голубых, и розовых, и красных, и ещё каких-нибудь, – парировал их товарищ.

Все выжидательно молчали, поскольку знали Гришаню довольно давно и не с лучшей стороны. А один из его образов – Гришаня-болтун – был наиболее опасен, так как можно было влипнуть в такую историю, что хватило бы отмываться до конца жизни.

– Народ, вспомните историю! – не унимался Гришаня. – Проданную и пропитую большевиками страну в одно мгновение возродил к жизни НЭП.

– А мы-то здесь причём?

– А притом, что сейчас такое же время настало. Ну, или примерно такое же. Но открывать новый магазин или супермаркет – дело хлопотное и неблагодарное. Здесь надо по-другому.

– Опять хреновину какую-то выдумал? – хмыкнул Семён.

– Да не я, не я. Сам Его Величество Случай нам помогает. Неужели же мы судьбу за хвост не ухватим?

– Скользкий? – поинтересовался Семён.

– Кто? – не понял Гришаня.

– Ну, хвост твой скользкий?

– Да вы просто не врубаетесь! Я же с зелеными связался!

– Это мы уже слышали, – зевнул Лёвка.

– Ах, так! – окрысился Гришаня. – А это видели? – и он лёгким движением руки вытряхнул на журнальный столик несколько стодолларовых бумажек.

В навалившейся тишине отчетливо можно было услышать участившийся стук сердец, подгоняемый спёртым в зобу дыханием.

– Зелёные, – прохрипел Семён.

– Ага, начинаем въезжать, – подытожил Гришаня, – теперь, господа, извольте слушать не перебивая.

3

Прокуренный полумрак пестрого зала в Центральном Доме Литераторов был как всегда полон людей, идей, вдохновений, рифм, энергетических выплесков и выбросов. В общем, всего того, что наполняет кузницу человеческих душ, где их не просто выковывают и перековывают, а ещё учат быть идейными и непримиримыми к окружающему и наступающему отовсюду врагу.

За одним из столиков расположилась довольно многочисленная и пёстрая – подстать окраске зала – компания. Четверо из них – один седовласый ухоженный джентльмен и три чопорные оштукатуренные дамы – явно принадлежали к забугорному процивилизованному обществу. Остальные – и молодые, и не очень – были наши, родные и к братанам-американам относились покровительственно, свысока, с высоты подвыпившей колокольни.

– Мы вас понимаем, друзья, – разглагольствовал молодой человек в модном крапчатом пиджаке, – ваше начинание – это панацея для больной природы России. А когда американцы поживут у нас в городах и деревнях, когда они ближе познакомятся с нашим народом, они перестанут бояться не существующей русской угрозы. А вместе, вместе мы сможем бороться за чистоту природы на планете, за экологический баланс Земли. И наши дети скажут нам завтра – спасибо!

– Йуноша, как уас зоувут? – спросила одна из представительских дам.

– Май нейм из Григорий, к вашим услугам. Григорий Меньшиков, – отрекомендовался Гришаня, ибо это был он. К его бравому виду не хватало только закрученных гусарских усов, ментика, да ещё, пожалуй, ненавязчивого бряцания шпор. Но и без шпор он был на высоте.

Случайно оказавшись среди гринписовцев, проводивших в Москве очередную экологическую программу, суть которой состояла в обмене семьями на какой-то период, причём американская семья должна жить в доме русской семьи, предоставив русским за это свой дом в Америке.

Гришаня сразу же окунулся с головой в эту грандиозную идею и при помощи вездесущих совдеповских лозунгов, немножечко подкорректированных по ситуации, быстро завоевал расположение и американских и русских членов ГРИНПИСа.

Он даже умудрился заключить контракт с американцами для поиска подходящей русской семьи и получить небольшой аванс, который сладко грел его революционную грудь международным зелёным пламенем свободы.

Всю эту историю Гришаня в красках и образах пересказал обалдевшим приятелям, которые, уже привыкнув не удивляться, все же очень удивились Гришаниной выходке.

– Ну и что теперь?

– Теперь? – Гришаня победно глянул на друзей. – Теперь надо организовывать фирму. Ведь договор у меня на физическое лицо. А нужно, как положено, на юридическое. Тем более, что надо будет ещё в штаты позвонить и переговорить с теми, кто собрался сюда.

– Это ещё зачем? – поинтересовался Лёвка.

– Балда ты, – презрительно сплюнул Гришаня. – Я же под крышей ГРИНПИСа буду сюда приглашать не простых братанов-амриканов, а охотников.

– Кого? – не понял тот.

– О-хот-ни-ков, – раздельно произнес Гришаня. – У них в Америке ГРИНПИС всех задолбал. Так пусть в Россию приезжают охотиться. И мы им это организуем. За отдельную плату, разумеется.

4

Несколько последующих дней превратились для друзей в сплошные гонки с препятствиями. Надо было и в лицензионную палату и в регистрацию, и в налоговую, но…бессмысленно-смысловая беготня наконец-то благополучно закончилась и вся компания собралась на квартире у Лёвки отпраздновать рождение новой фирмы под пьяное шипение шампанского и голые попки видавших виды девиц, всё так же охающих на экране телевизора.

– А я бы вот с той, – Сёмка размашисто ткнул в экран пальцем, – с превеликим бы удовольствием.

– Если бы она тебе дала, чувак, – поддел Лёвка.

– Ой, да куда она денется? – не унимался Сёмка. – По мне и не такие страдали. Я вообще прелесть что такое.

– Ладно, ладно, трахарь-тяжеловес, – оборвал его Лёвка, – си-ди-ром-пей и не затрагивай сексуальную революцию.

Гришаня не ввязывался в начавшуюся было ссору. Он мечтательно смотрел куда-то поверх экрана телевизора и думал о своём. Потом решил всё же успокоить свою разгулявшуюся команду.

– Хватит лаяться, волки. Завтра уже первая партия охотников приезжает.

Встречать поедешь ты, Сёмка. Я в Шереметьево уже обо всём договорился, так что тебя на машине пропустят прямо к самолету. Понял? Только смотри у меня! – и Гришаня выразительно сжал кулак.

– Да всё хокей будет, не переживай, – и Семка потянулся за шампанским.

5

Гришаня примчался в Шереметьево-G на взмыленном «Жигуленке» и опрометью бросился в таможню. Отыскав дежурного в досмотровом зале, он объяснил суть дела и его мигом пропустили во внутренние покои Шереметьевской таможни, куда вступали только сами господа таможенники и иже с ними контрабандисты.

В кабинете, очень похожем на медицинский, на угловом диване испугано ютились американцы, а Сёмка что-то доказывал дежурному, интенсивно размахивая руками. К счастью сквозь стеклянную перегородку, отделяющую прихожую от кабинета, его не было слышно.