Александр Холин - На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях Страница 8

Одета девица была в короткие туристические брючки, туго обтягивающие бёдра, и блузку из марлёвки, намокшую от дождя, под которой… под которой…

Внезапно свет в пещерке погас. В полной темноте раздался гулкий металлический удар – это Псалтирь, закованная в бронзовый переплёт, рухнула на пол.

– Ой, – пискнула девушка.

Некоторое время было тихо. Тихо до такой степени, что послышались звуки капель, срывающихся с листьев кустарника у входа в пещеру. Девушка завозилась.

– Я сейчас, – снова подала она голос.

Что-то зашуршало. В пещерной темноте раздался треск расстёгиваемой «молнии». Ещё через секунду снова вспыхнул свет. Но уже от фонарика, который девушка вытащила из рюкзака. Она подняла фонарик над головой. Монах всё так же неподвижно стоял на коленях, только голова его упала на грудь. Он плакал. Перед старцем на земле валялась окованная бронзой Псалтирь.

– Дедушка, – позвала хозяина кельи непрошеная гостья, – то есть, батюшка.

Простите меня. Я, вероятно, заблудилась. Я шла в туристический лагерь, а пришла почему-то к вам. Вот.

Решив, что объяснила всё как нельзя доходчиво и понятно, девица думала услышать какой-никакой ответ. Но сколько ни ждала – ответа не было. Тут пляшущий луч фонарика осветил на мгновенье лицо монаха, и девушка заметила катящиеся по его худым щекам слёзы.

– Господи! – всполошилась она. – Дедушка, то есть, батюшка! Что с вами? Вы из-за меня? И свет у вас потух… Батюшка, я не хотела, простите!

Она достала из кармана брючек тонкий батистовый носовой платок, поползла на коленях к монаху и попыталась вытереть его слёзы. Старец удержал её руку.

– Не надо, чадо, – тихо произнёс монах. – Скажи лучше, ты по дороге ветлу видела? Она тут одна такая большая.

– Да, батюшка, видела, – закивала гостья. – Мне инструктор сказал, что как раз после ветлы должна быть поляна, где они разбили палатки.

– Ты ветлу обошла слева или справа? – снова спросил монах.

– Слева… кажись… А, может… Нет, слева. Был дождь и я ещё немного постояла под деревом. Потом пошла дальше.

– Тебе ветлу надо было обойти справа, чадо, – прошептал старец. – Там другая тропинка. А здесь… сюда и в сухую погоду пройти трудно – пропасти кругом. Как ты в дождь-то?..

Он немного помолчал. Потом раздумчиво добавил:

– Кажется, я знаю, почему ты по крутизне – в дождь, и не сорвалась нигде.

Значит, и назад пройдёшь. Иди, чадо, дождь перестал уже. Мне молиться надо.

Девушка послушно поползла к выходу. Потом всё-таки оглянулась:

– Батюшка, вам фонарик оставить?

Ответа опять никакого.

Она потушила фонарик, ощупью нашла «стол», положила на него свой подарок и выползла из пещерки. Дождь действительно перестал.

Монах поднялся, посмотрел на послушников, ожидающих рассказа, и подошёл к деревянной этажерке у окна. На одной из полок стоял ларец хохломской росписи. На крышке был запечатлен момент из «Искушений святого Антония». Старец осторожно прикоснулся к ларцу: открывать – не открывать? Потом всё-таки открыл. Внутри на белом батистовом платочке лежал обыкновенный электрический фонарик.

– Слышь, – толкнул один послушник другого в бок, – а ведь это…

– Братове, – оборвал его другой, – негоже тебе…

– Об чём шепчетесь? – прекратил эту возню пастырь. – Запомните. Не тот достоин внимания, кто искушен быв, а тот, кто переступил искушение во славу Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Сказка о нищем

В этот день шах Аббас был разгневан. Его новая триста первая жена не покорилась ночью и не стала ублажать своего повелителя. А повелитель ли он, если ему противится женщина? Конечно, шах мог взять девушку силой, но он считал, что это ниже достоинства мужчины, а тем более владыки.

И ранним утром он вышел в сад, чтобы немного успокоиться.

Аббас любил бродить по своему чудесному саду, особенно в такие вот минуты душевных потрясений, потому что даже высокое происхождение и титул владыки мира не избавляли его от рутины. Совсем недавно шаха разгневал один купец, и он также бродил по саду, пока изворотливый ум не подсказал способ мести.

Можно было, конечно, отрубить купцу голову или бросить его в яму со львами. Но Аббасу хотелось выдумать казнь изощренную, которая будет мучить купца всю оставшуюся жизнь.

И выход был найден.

Купец этот собирался выдать дочь свою за визиря шаха Абу Али Бани. Визирь был умным и не раз давал шаху мудрые советы. Это хорошо, но умных-то шах и побаивался. А тут такой случай: и визиря приструнить, чтоб не умничал слишком, и купца вогнать в уныние. Тем более что он, как донесли шаху, в дочери своей души не чаял и не жалел для неё ничего: ни жемчугов заморских, ни рухляди таежной, ни лакомств диковинных.

Девушку схватили, притащили к шаху, но – виданное ли дело! – тут она сама воспротивилась.

– Э-э-э, ворчал шах, – яблоко от яблони недалеко падает.

Вдруг он услышал у садовой калитки, выходящей на улицу, громкие голоса. Его садовник Саид с кем-то спорил и шах, так и не придумав пока способ мести красавице, отправился посмотреть. Что случилось?

У садовой калитки Саид спорил с нищим дервишем. Одежда дервиша – вся в заплатах – говорила о том, что он много путешествовал, а белая повязка на остроконечной шапке свидетельствовала о посещении Мекки. Аббас подошел к спорщикам, и они тут же угомонились.

– Что хочешь ты, дервиш, и почему ты споришь с моим садовником?

– Видишь ли, шах, – отвечал тот, – хвала Аллаху, твой садовник добрый человек и он хотел подать мне милостыню. Но я не могу ничего принять из его рук, поскольку он сам подневольный и сам получает милостыню из твоих рук. Зачем же мне обижать его? Если мне здесь подадут что-нибудь, то это может сделать только хозяин, то есть ты, великий шах.

Аббас отметил, что дервиш говорил, не склонив головы, и смело глядя владыке в глаза. Черты лица его были правильны, утонченны и если бы не одежда, то такого человека трудно было бы назвать дервишем.

– Хорошо, – чуть помедлив, сказал Аббас, – будь по-твоему. Милостыню ты получишь их моих рук, но должен будешь принять моё условие: подскажи мне решение одной задачи, над которой я сейчас думаю.

– О великий шах, да будут благословенны твои дни, наказать женщину – дело и простое, и нелёгкое. Но я скажу тебе, как это сделать, если ты тоже выполнишь моё условие.

Аббас удивился: откуда дервиш мог знать мысли шаха, но, наверное, на то он и дервиш.

– Говори, я выполню любое твое желание.

– Моё желание ничтожно, о великий. Наполни драгоценными камнями вот эту мою дорожную сумку.

Шах улыбнулся. Небольшая сумка, висящая на плече дервиша, не представляла опасности для казны, и наполнить её драгоценностями не составляло труда.

Аббас хлопнул в ладоши:

– Эй! Принесите из моей сокровищницы драгоценностей, да поскорее.

Слуги побежали выполнять приказ владыки, а сам шах всё так же с любопытством разглядывал собеседника. Но тот стоял смирно, опустив голову, пребывая в раздумье или молитве, не обращая ни на что внимания.

Тут послышался скрип гравия и голоса. Слуги несли сундук с драгоценностями.

– Наполните ему сумку, – приказал шах. Слуги принялись сыпать самоцветы в старую дорожную сумку дервиша, но, сколько они ни сыпали, а сума оставалась пустой, как и была. Вскоре сундук опустел.

Шах, не веря глазам своим, подошел. Заглянул внутрь сумы и ничего не увидел. Темнота ночного неба предстала пред ним, лишь где-то в этой темноте мелькали искорки, словно звёзды в полночи.

– Несите ещё драгоценности, – закричал шах, – я наполню эту суму, чего бы мне это ни стоило.

Слуги таскали драгоценности целый день, и целый день сыпали золото и самоцветные камни в сумку дервиша, но она так и оставалась пустой. Под вечер к калитке вышел казначей шаха и сказал, что казна опустела и что ничего больше не осталось.

Аббас медленно подошел к дервишу, опустился перед ним на колени и, утирая слёзы, сказал:

– Скажи, святой странник, кто ты? Теперь я такой же, как ты – я нищий. И ты можешь мне ответить. Скажи, из чего сделана твоя сума и куда девались сокровища?

Дервиш посмотрел на шаха долгим, как его нелегкий путь взглядом:

– Да, теперь ты уже не владыка, не шах. Снимай свой парчовый халат, надевай плащ дервиша и иди за мной – будешь моим учеником. А сума? Сума у меня скроена из ума. И что против него все сокровища мира?

Охотничья эллегия

1

Сухой гортанный треск выстрелов пронизывал пространство и, казалось, что всё вокруг наполнено жаждой. Жаждой крови. Жаждой смерти.

– Уон! Уон! Исчё ван побьежал! – закричал один из стрелков на невообразимом русско-английском сленге и вскинул ружьё с красивым резным прикладом. Но выстрелить не успел, потому что секундой раньше раздался дружный залп нескольких ружей и подстреленная дичь, перекувырнувшись в воздухе, упала замертво.

– Да, – сказал один из охотников на чистом русском, где-то даже с местечковым акцентом, – славная нынче охота была. Надо бы это дело обмыть. Вы как, братаны-американы?