Николай Агафонов - Свет золотой луны (сборник) Страница 12

Анна не помнила прибытия на Соловки. С парохода ее сняли в бредовом состоянии, с высокой температурой и отправили умирать в барак больничного лазарета. Фельдшер равнодушно глянул на женщину и хмыкнул:

– До утра не дотянет.

Но Анна дотянула. А через два дня жар стал униматься, но она все еще была слаба. На ее возвращение с того света пришла подивиться и начальница санитарной службы Соловецкого лагеря Фельдман, она поговорила с Анной и, узнав, что та работала не один год медсестрой, предложила ей остаться при лазарете. Это равнялось чуду. Если б Анна не заболела, а потом не была оставлена работать при лазарете, вряд ли бы выжила на каторжной работе кирпичного завода. На «кирпичики», как ласково называли глиняный ад, посылали почти всех вновь прибывших. Акулину уже через два месяца ежедневной двенадцатичасовой работы на кирпичном заводе трудно было узнать. Она осунулась и сгорбилась, как старуха. На впалых щеках уже были неразличимы ее оспенные рябины. Голос потух, и в редкие часы, когда они были с Анной вместе, Акулина молчала, перебирая дрожащими руками свои полуистлевшие вязаные четки. Анна плакала, прижимая к подруге свое мокрое лицо.

– Акулинушка, милая, что с тобой сделали?

Акулина пробовала улыбнуться на причитания подруги, но улыбка скорее походила на гримасу. Словно она морщилась от чего-то неприятного. На острове началась эпидемия сыпного тифа. Акулина угодила в тифозный барак одна из первых. Они встретились днем возле лазарета. Анна обрадовалась:

– Акулинушка, милая, тебя освободили от «кирпичиков»?

– Бог меня освободил от них, – на этот раз улыбка у Акулины получилась.

Она молча задрала рукава, показывая сыпь на руках. Анна заметила тифозную сыпь и на шее подруги и зарыдала в голос. Она отвела Акулину в тифозный барак, и сама осталась там ухаживать за умирающими. Каждый день из барака выносили к общей могиле по десять-пятнадцать трупов, но их места тут же занимали вновь прибывшие. Удивительно, но саму Анну тиф так и не коснулся, словно она была заговорена. Работы у санитарок было много, но каждую улученную минуту Анна старалась проводить возле Акулины. Та лежала все время молча, а перед тем, как впасть в окончательное беспамятство, заговорила:

– Аня, давай с тобой прощаться.

Акулина впервые назвала Анну на «ты». Раньше, сколько Анна ни уговаривала обращаться к ней на «ты» как к близкой подруге, Акулина не соглашалась. Теперь это обращение на «ты» скорее ужаснуло, чем обрадовало. Анна вдруг отчетливо осознала, что говорит с Акулиной в последний раз и чуда, на которое она продолжала надеяться, не произойдет. Все внутри нее протестовало против такого исхода.

– Ты поправишься, Акулина, ты обязательно поправишься. Ты должна верить в это.

– Погодь, Аня. Не иди супротив воли Божией. Коли время пришло умирать… Мне же легче. Я тебе вот чего хотела сказать. Грешница я. Великая грешница. Монахиней не хотела быть никогда. Да и сейчас не хочу. Я хотела детишек иметь. Все думала, нашелся бы хоть какой муженек. Пусть что ни на есть неприглядненький. Это ничто… нарожала бы я много детишек, и все они возле меня. Мал мала меньше. Такие хорошенькие. Такие слав…

Последние слова Акулина произносила, прикрыв глаза, словно в бреду, и замолчала на полуслове. Анна потрясла безжизненное тело подруги, а затем, приподняв ее за плечи, крепко обхватила руками, прижала к себе и стала раскачиваться из стороны в сторону, порывисто восклицая в такт своему раскачиванию:

– Почему так, Господи?.. Ну почему так?..

Глава 15. Война

Про такие раны на фронте говорят «несерьезная», неделька в госпитале и на передовую. Так майор Степан Афанасьевич Коновалов и думал. Пуля прошла предплечье, даже не задев кости. Уже через три дня на перевязке он весело сказал медсестре:

– Ты вот что, сестричка, доложи доктору по всей форме, пусть документы на выписку оформляет. Мне здесь валяться недосуг. Дела на фронте интересные начинаются. Я с сорок первого на самой передовой, а если без меня фрица обломают, обидно будет. – И он подмигнул уже немолодой, но очень миловидной медсестре.

Медсестра ему сразу приглянулась. Не в том смысле, чтобы роман завести, как раз наоборот, Анна Александровна поводов к этому не давала. Всегда скромная, очень серьезная и в то же время радушная, она скорее подходила на роль родной сестры или даже матери. От нее веяло спокойной мудростью и внутренней красотой. Когда она была рядом, на душе Коновалова был праздник.

– А я ведь родился тоже в Кузьминском уезде, – сказал он радостно, когда на его расспросы она поведала, что родом из Кузьминска.

– Правда, – обрадовалась Анна, прижимая кулачки рук к груди, – и в каком же селе вы жили?

– Тураньево, – с улыбкой ответил майор, видя, как по-детски радуется медсестра.

– Ой, как это хорошо, мы Тураньевых знали, это были очень хорошие люди.

Улыбка при этих словах сползла с лица Коновалова. Он пробормотал что-то неясное и ушел, чем очень озадачил Анну. После этого разговора майор старался избегать медсестру и пришел прощаться лишь в день выписки.

– Спасибо вам за все, Анна Александровна, и до свидания.

– А, Степан Афанасьевич, желаю больше к нам не попадать. Потому говорю прощайте, товарищ майор. – И Анна улыбнулась Коновалову по-детски открытой улыбкой.

Майор хотел было развернуться и уйти, но в нерешительности остановился.

– Так вы говорите, знали Тураньевых?

– Да, знала, – немного удивившись, ответила Анна, – они у нас в доме бывали. Очень милые люди. Вы тоже их знали?

– Знал, – коротко ответил майор и вновь собрался уходить, но потом в какой-то отчаянной решимости опустил свой вещмешок на пол.

– Знаете, Анна Александровна, как у меня тут… – Он кругом провел сжатой в кулак рукой по груди.

Анна с беспокойным недоумением продолжала взирать на майора.

– У меня… словом, я должен кому-то рассказать. А лучше вам, коли вы знали Тураньевых.

Анна с беспокойством ждала продолжения.

– Так знайте же, Анна Александровна, это мы вместе с деревенскими парнями сожгли Тураньевых. В их же собственном доме и сожгли.

– Зачем вы это сделали? – Анна уже в испуге глядела на майора.

– Да сами не понимали, что творили. Словно нашло какое-то безумие. Один крикнул: «Давай спалим помещиков», и все пошли, и я тоже. Вроде как игра такая.

– Какой ужас, – прошептала Анна.

– Да, вы правы, это ужас. А я ведь благодаря Тураньевым грамотой овладел. Меня сам Петр Константинович читать учил, а потом и в школу определил. Когда наши-то ворвались в дом, пьяные и злые, Петр Константинович с супругой своей сильно перепугались. А как меня Тураньев увидел, сразу упокоился, даже обрадовался. Кинулся ко мне: «Степа, как хорошо, что ты здесь. Ты урезонь, пожалуйста, своих товарищей. Это же некрасиво так вести себя». Мне и стыдно, и в то же время от этого стыда такая злость взяла, что я ударил Петра Константиновича. Он упал, а я выбежал из дома. Потом, уж когда запалили, кинулся открыть дом, да не успел, обгорел малость, но не успел. Вот так, Анна Александровна, теперь вы меня презирать будете. Оно и поделом. Вам рассказал и вроде как исповедовался, – махнув рукой, Коновалов встал, взял вещмешок и пошел к выходу.

Анна растерянно смотрела ему вслед. Только майор взялся за ручку двери, как рядом с госпиталем раздался взрыв. Майор упал на пол и увлек Анну, прикрывая ее собою от осколков. На них посыпалась штукатурка.

– Что за черт? – воскликнул майор, вскакивая и озираясь.

Мимо бежал молоденький лейтенант. Майор окликнул его.

– Товарищ майор, там немцы прорвались в направлении нашего городка. Меня послал командир роты собрать в госпитале всех, ну, словом, кто может с оружием…

– Понятно. Я с тобой.

Майор быстро зашагал за спешащим лейтенантом.

– Вчера только и успели окопаться. Ждем подкрепления. Уже идет, – объяснял майору на ходу лейтенант.

Анна пошла к главному врачу Семену Марковичу Смышлянскому. Прифронтовой госпиталь, где трудилась Анна, должен был уже завтра передислоцироваться из-за угрозы прорыва немцев на этом направлении. Семена Марковича Анна застала за хлопотами по подготовке к эвакуации госпиталя.

– Антон Захарович, – обращался главврач к своему заместителю, капитану медицинской службы Могилевскому, – надо бы на позицию отрядить пару санитаров, для первой медицинской помощи, у них там никого.

– Товарищ подполковник, – тут же встряла в разговор Анна, – пошлите меня.

Смышлянский крякнул и скептически посмотрел на худенькую фигурку Анны.

– Семен Маркович, – Анна посмотрела на главврача с извиняющейся улыбкой, – вам же все равно некого посылать, Шакиров и Самсонов здесь нужны, а я возьму Джанибекова.

– Хорошо, – махнул рукой подполковник, – возьмите все необходимое в перевязочной, и товарищ Могилевский вас подбросит на передовую.

Глава 16. Наследие схимонахини Антонии