Николай Агафонов - Свет золотой луны (сборник) Страница 13

– Товарищ подполковник, – тут же встряла в разговор Анна, – пошлите меня.

Смышлянский крякнул и скептически посмотрел на худенькую фигурку Анны.

– Семен Маркович, – Анна посмотрела на главврача с извиняющейся улыбкой, – вам же все равно некого посылать, Шакиров и Самсонов здесь нужны, а я возьму Джанибекова.

– Хорошо, – махнул рукой подполковник, – возьмите все необходимое в перевязочной, и товарищ Могилевский вас подбросит на передовую.

Глава 16. Наследие схимонахини Антонии

В ворота, а вернее, в проем, который был раньше воротами женского Введенского монастыря, лихо вкатили два представительного класса автомобиля. Они остановились у бывшего монастырского корпуса.

Из одного автомобиля выбрался полный мужчина во внушительном костюме с галстуком. Это был глава Кузьминского района. Его сопровождало два человека: замглавы и главный архитектор города. Из второго автомобиля вышел архиерей в сопровождении тоже двух человек: секретаря епархиального управления и завхоза епархии.

– Вот, владыка, – хозяин района широким жестом обвел полуразрушенные строения, – забирайте все в свое хозяйство. Здесь было ПТУ, мы его отселили. Устраивайте монастырь или что там еще хотите. Времена теперь другие. Вы сегодня правильно сказали: настало время собирать камни. – И глава района засмеялся.

Владыка оглядел заросший жирной крапивой двор бывшего монастыря и полуразрушенный собор.

– Да, дорогой Сергей Павлович, здесь, пожалуй, только камни и собирать. Ну а насчет кирпича, у вас же в районе заводик кирпичный?

– Много, владыка, не обещаю, – развел руками глава администрации, – но тысяч двадцать-двадцать пять дадим. Кстати, здесь в бывшем монастырском саду монахиня живет. Ей уже за девяносто. Почитай ровесница века.

– Это интересно, – живо откликнулся архиерей.

– А давайте пройдем, владыка. Там у нее домик небольшой. Я еще пацаном был, – продолжал рассказывать уже на ходу глава района, – когда к ней генерал приезжал и помогал этот домик восстанавливать. Говорят, она того генерала с поля боя вытащила, раненого. Я этому верю, у ней награды за Великую Отечественную есть, это уж точно знаю.

По тропинке, мимо одичавших яблонь, прошли к небольшому домику. Но сколько ни стучались в дверь, никто не открывал. Постучались громче. Вскоре скрипнула дверь и вышла немного сгорбленная старая монахиня в подрясничке и сером апостольнике. Она оглядела всех внимательным взглядом. Ее почти бесцветные глаза, подернутые влагой постоянной старческой слезливости, словно излучали свет. Свет теплый и ласковый. Архиерей был без панагии, в подряснике и скуфейке, а секретарь так и не расстался с широкополой греческой рясой и большим крестом с каменьями. Что и говорить, протоиерей Владимир Куницын выглядел куда солидней, а небольшого роста худенький архиерей смотрелся скорее секретарем этого солидного батюшки. Но монахиня, обойдя стороной отца Владимира, прошла прямо к владыке и, смиренно сложив руки, попросила:

– Благословите, владыка.

Архиерей, благословив, спросил:

– Как ваше имя, матушка?

– Инокиня Анна.

– Инокиня, – как-то в раздумье повторил владыка, – а почему не монахиня?

– Меня владыка Арсений постриг в инокини и наказывал, чтобы в монахини не постригалась. Вот и исполняю его святую волю.

– Это какой владыка Арсений? – удивился архиерей.

– Митрополит Ташкентский и Туркестанский, – ответила с улыбкой старушка.

– Вы знали митрополита Арсения, – охнул в удивлении архиерей, – так это я должен у вас благословения просить!

– Зачем вы, владыка, такое говорите? Вы Богом в архиереи избраны. Это я, грешница, дерзаю вас просить о милости. Благословите, владыка, остаться здесь, при вновь открытом женском монастыре.

– Матушка, – с упреком покачал головой секретарь, – не знаете, о чем просите. Здесь мужской монастырь будет.

– Погоди ты, отец Владимир, – отмахнулся от секретаря архиерей и обратился опять к Анне, – с чего вы решили, что здесь женский монастырь будет? Мы-то действительно обсуждали возможность открытия здесь мужского монастыря.

Секретарь епархии солидно закивал в знак подтверждения.

– Это не я решила, это вы, владыка, решили, – ответила инокиня, смиренно потупив голову.

Все с недоумением смотрели то на инокиню, то на владыку.

– Да, – сказал владыка, – а вы, матушка, правы… Когда мне этот домик показали, я про женский монастырь подумал, а уж как вас увидел, то решил, что здесь непременно будет женская обитель. Ну, что же, матушка Анна, это не вы должны у меня проситься остаться в монастыре, а я буду просить вас стать для сестер обители духовной наставницей. На неделе сюда прибудет игуменья с монахинями, и я их предупрежу о вас.

Анна преклонилась перед архиереем до земли.

– Благодарю вас, владыка, значит, сбылись предсказания схимонахини Антонии.

– Кто такая? – полюбопытствовал архиерей.

– В этом домике, при монастыре, жила, – указала Анна на свою хибарку, – мне тогда восемнадцать лет было, и матушка Антония была моей духовной руководительницей. А как монастырь закрыли, она мне предсказала, что я доживу до времени открытия святой обители, если буду в ее келейке молиться за всех сестер. А потом, когда обитель откроется, я передам синодик новым сестрам, чтоб поминали. И вот тогда Господь призовет меня в свои обители. Вот после войны, чтобы исполнить матушки Антонии благословение, я этот домик выкупила. А помог мне один добрый человек. Царство ему Небесное.

Эпилог

Бывшая студентка филологического факультета Екатерина Капустина собрала свои вещички в сумку и в последний раз оглядела большую комнату с несколькими двухъярусными солдатскими кроватями. В углу на табуретке стоял тазик с отбитой эмалью, а над ним – рукомойник. С потолка свисали оборванные шнуры электропроводки. Стены с ободранными обоями. Словом, все говорило о неустроенности помещения и неудобстве его для жизни. Монастырь только начал восстанавливаться, и кругом такая же неустроенность. Но разве только в этом дело? Нет, больше она сюда не вернется, хватит, поиздевались над ней, теперь она свободна. Катя еще не решила, куда пойдет, но главное – подальше от монастыря.

А как она сюда стремилась, как мечтала о благодатной жизни с сестрами по духу и вере! Как это все красиво в книгах и как некрасиво в действительности! Что работа тяжелая – еще полбеды, но эти постоянные придирки монахини Наталии… И куда мать игуменья смотрит, коли у нее монахиня Наталия сущий деспот в рясе. А если у Кати обостренное чувство справедливости, разве это плохо? Но именно это и ставится ей в главную вину. Нет смирения. А перед кем смиряться? Если тебя и за человека не считают. Нет, всё.

Катя подхватила сумку, перекинула лямку через плечо и решительно вышла из монастырского корпуса. Решила пройти лесом к платформе на электричку. Навстречу ей из леса шла инокиня Анна с вязанкой хвороста. «И чего это она за хворостом ходит, – подумала Катя, – ведь у нее дров полно. Может, на старости лет умом тронулась? А тут ее все за прозорливую считают». Катя решила просто поздороваться и пройти мимо. Но инокиня сняла с себя вязанку, посмотрела на девушку и рассмеялась. «Господи, да она и впрямь ненормальная», – решила Катя.

– Катенька, деточка, я знаю, тяжело тебе, – неожиданно сказала старушка, и Катя, пораженная этими словами, вдруг зарыдала в голос.

Она сидела на земле и горько всхлипывала. А старушка гладила ее по волосам и приговаривала:

– Ну, вот и хорошо. Поплачешь, погорюешь, а Господь-то милостив, он твои слезки в радость превратит. Только так. Только многими скорбями нам надлежит войти в Царство Небесное. А как же по-другому, по-другому не получится.

Катя окончательно успокоилась и вопросительно посмотрела на инокиню.

– Ну, вот и хорошо, – обрадовалась старушка, – теперь бери мою вязаночку и неси, я утомилась. Меня ведь скоро Господь призовет, еще немного – и в путь.

– А почему вы засмеялись? – робко спросила девушка, беря вязанку с хворостом.

– Это я над собой рассмеялась. Молодая, глупая была. Все-то мне казалось, недопонимают меня. Недооценивают. А я такая хорошая, и этого никто не видит. Вот что, идем ко мне, я тебе все расскажу, вместе посмеемся.

Уже за полночь Катя заснула в келье инокини Анны. А старая инокиня поправила фитилек лампады, раскрыла Псалтирь и начала читать. Катя спала под мерное молитвословие и улыбалась – она видела хорошие, добрые сны. А инокиня Анна шептала молитвы об упокоении. Перед ее мысленным взором проходили родители и сестренка Оля, старенькая няня Анисия и отец Владимир Каноников, игуменья Варвара и строгая монахиня Корнилия, прапорщик Константин Тураньев и генерал-майор Коновалов Степан Афанасьевич, эсерка Самойлова и главврач госпиталя Смышлянский. А рядом с ней на молитве всегда стояла Акулина. Как-то, еще до войны, ей приснилась Акулина в окружении многих детишек. Она выглядела довольной и радостной, так что прямо вся светилась.