Борис Березовский - Исполнение желаний Страница 12

Мама была учительницей математики в средних классах школы, находившейся у самого подножия Замковой горы – совсем неподалеку от того дома, в котором они жили. Утром мама уходила в школу, а Кирилл оставался с няней Асей. Она была смешлива, все время пела песни и баловала его, как могла. Но уж когда Кирилл – отчаянный шалун и «почемучка» – переходил границы, Ася спускала с него штанишки, ставила на колени и, зажав его голову между своих ног, легонько стегала прутиком по голой попе. Было совсем не больно, но очень обидно. Когда же Кирилл вздумал пожаловаться на Асю маме, то неожиданно услышал:

– И правильно, еще и от меня получишь. Как говорится, нету мозгу – бери розгу!

Мамин ответ очень огорчил и озадачил Кирилла. Правда, с маминой розгой он познакомился еще не скоро, но вот с ее узким ремешком – достаточно быстро.

Однажды в воскресенье вечером, ужиная вместе с папой и мамой, Кирилл потянулся за сахарницей и случайно просыпал весь сахарный песок на скатерть. Мама назвала его «свиньей», и он обиженно надулся. И надо же было такому случиться, что, едва собрав просыпанный на скатерть песок в сахарницу, мама выронила ее из рук, и песок вновь оказался на скатерти. Торжеству Кирилла не было предела. Он вскочил со стула и, бегая вприпрыжку вокруг стола, стал радостно кричать:

– Мама – свинья, моя мама – свинья!

Раздосадованная мама строгим голосом велела ему прекратить носиться по комнате и перестать называть ее свиньей:

– Маму нельзя так называть! Ты слышишь, Кирилл? Прекрати сейчас же, или будет плохо!

Но остановить Кирилла уже было невозможно. Он продолжал свою безумно радостную скачку, не переставая выкрикивать так понравившуюся ему, но крайне обидную для мамы фразу. И только строгий голос отца, в котором прозвучала явная угроза, заставил Кирилла угомониться. И тем не менее, когда уже казалось, что инцидент исчерпан, мама произнесла весьма странную фразу:

– Что ж, я давно обещала тебя наказать. Так сегодня ты точно получишь!

Что означали слова мамы, он и не подозревал. Совсем забыв о происшедшем, Кирилл, как обычно, поиграв, умылся и стал готовиться ко сну. И уже лежа в кровати и ожидая маму с книжкой, он вдруг увидел то, чего совсем не ожидал. Открыв дверцу платяного шкафа, мама достала свой узкий белый ремешок, сложила его вдвое и резко взмахнула рукой. Раздавшийся противный свист так удивил Кирилла, что он привстал с подушки и с любопытством стал смотреть на приближавшуюся к нему маму.

– Аркадий, – сказала мама мужу, – давай!

И папа, подойдя к Кириллу, вдруг сдернул одеяло и, перевернув его на живот, крепко прижал к подушке голову и руки. Мама же, спустив с него трусы, взмахнула ремешком, и он вмиг ощутил чудовищную, ослепляющую боль.

Кирилл, совсем не ожидавший ничего подобного и уж никак не ждавший от своей любимой мамы такого сюрприза, громко взвизгнул, потом взвыл и, брыкая ногами, попытался увернуться от больно жалящего ремешка. Но папа держал его крепко, а мама, равномерно стегая, спокойно приговаривала:

– Так кто твоя мама? Свинья? Вот тебе за свинью! Получи! Получи!

Кирилл рыдал, орал от боли и сквозь обильно льющиеся слезы вопил:

– Нет, нет, мама – не свинья! Не буду больше! Больно! Не свинья!

Завершив порку, мама натянула трусы на его вспухшую и ужасно болевшую попу, прикрыла плотно одеялом и строгим голосом велела:

– Не рыдай! Будешь рыдать – добавлю!

И он, вдруг осознав, что это не пустая угроза, затих и, стараясь молча глотать слезы, понял: за шалости и прочие проступки теперь он точно будет бит!

Назавтра, помирившись с мамой и сладко нарыдавшись от того, что его простили, Кирилл робко спросил:

– Ты меня больше не будешь… ремешком?

– До школы – не буду, разве что за очень плохие поступки. Ну а пойдешь в школу – без ремешка не обойдется. Уж будь уверен!

Пообещав, что никогда и ни за что не совершит того, что огорчает маму, Кирилл ушел в свой уголок и в первый раз задумался о том, что жизнь несправедлива. Оказывается, то, что можно взрослым, детям ни за что нельзя. А почему? Ведь так – нечестно! И он же вовсе не хотел обидеть маму, он только посмеялся! Значит, смеяться над взрослыми тоже нельзя, даже над мамой?

Свою первую порку Кирилл запомнил крепко. Как рассказывала мама много позже, он еще долгое время спустя на вопрос: «Кто твоя мама?» неизменно отвечал: «Не свинья». Но мог ли он тогда представить, что ремешок и розги – причем не только в руках мамы, но и в руках совсем чужих людей, точнее, в руках чужих женщин, – будут свистеть над его задницей еще не один раз.

Однако жизнь – пока веселая и беззаботная – продолжалась как ни в чем не бывало. Он самозабвенно играл в свои игрушки – в разные кубики и камешки, в обкатанные осколки бутылочного стекла и оструганные палочки, в обрезки брусков, а главное – в любимый до самозабвения пистолет, вырезанный отцом из гладкой доски. Других игрушек, не считая нелюбимых – жалких девчоночьих плюшевых собак и медведей, – тогда не было и в помине. Любая сделанная на заводе игрушечная машинка была на вес золота и являлась скорее игрушкой родителей, чем детей. Но Кирилл и не подозревал о существовании подобных машинок – воображение рисовало ему разные события, участником которых непременно был он сам и в которых всегда принимали участие его любимые игрушки.

Гуляя с няней, он болтал без умолку, доводя эту незлобивую женщину до обморочного состояния своими бесконечными вопросами. Его интересовало абсолютно все: откуда берутся собаки и кошки, как могут лошади спать стоя, почему гуси кусаются и почему курица с уже отрубленной головой продолжает бегать по двору? Почему нельзя есть зубной порошок, почему червивые яблоки вкуснее, почему георгины не пахнут? Вопросов была тьма-тьмущая, и ответить на них не представлялось никакой возможности. Но он не унывал. Мир казался ему загадочным и прекрасным, и он до всего хотел дойти сам.

И все-таки была одна проблема, волновавшая Кирилла больше всего, – его собственные длинные белокурые волосы, спускавшиеся локонами до самых плеч. Они, эти волосы, не давали ему покоя ни днем, ни ночью. Но маме и папе они очень нравились, и Кирилл никак не мог уговорить родителей сводить его в парикмахерскую, чтобы наконец-то остричь.

Будучи очень смышленым, не по годам развитым и чрезвычайно разговорчивым ребенком, он не только старался общаться со всеми попадавшимися на его пути людьми, но и разыгрывал в своем воображении сценки и разговаривал с персонажами, встречавшимися ему в книжках. А книжки он любил самозабвенно – и те, которые читала ему мама, и те, которые он очень рано выучился читать сам. Книжек было не так много, но те, что приходили в местный книготорг, мама всеми возможными способами доставала. Кем только не хотел стать Кирилл, подражая книжным героям! И шофером, и пожарником, и летчиком, и моряком. Но ни у кого из них не было столь длинных, до плеч, волос. А это значило, по его мнению, что в их мужскую компанию он – похожий на девчонку – уже никак попасть не мог.

И вот в один прекрасный летний день родители решили внять мольбам Кирилла, и его заветная мечта свершилась. Правда, прежде они всей семьей пошли в городской парк, где смешной толстый фотограф долго снимал его вместе с родителями. Кирилл же, сгорая от нетерпения, все тянул маму за руку по направлению к заветной цели.

Выскочив уже остриженным из парикмахерской, он совсем обезумел от счастья. Прыгая по выщербленным тротуарным плиткам, он во весь голос кричал: «Я уже не девочка, я мальчик! Мальчик, мальчик!», вызывая своими воплями недоуменные улыбки прохожих. Отец же, понимая радость сына, даже не пытался его угомонить. А мама, утирая слезы, бережно несла в руках легчайший груз – завернутые в тонкую бумагу его золотистые локоны.

Но, как это нередко и бывает, давно желанная и сбывшаяся наконец мечта вдруг обернулась неожиданной неприятностью. Соседские мальчишки, уже школьники, всегда гонявшие Кирилла и обзывавшие его девчонкой, узрев остриженную голову, сказали:

– Раз ты теперь – мальчик, то должен научиться говорить мужские взрослые слова, – и стали демонстрировать ему свои познания в непечатной лексике, те слова, которые Кирилл до сей поры, конечно же, не слышал. С трудом пытаясь повторить набор каких-то новых и для него бессмысленных и диких словосочетаний, он вдруг услышал фразу, понравившуюся своей рифмой: «Звезда – пи…да, звезда – пи…да!» Прекрасно повторив ее и вмиг придя в восторг от своего успеха, Кирилл, подзуживаемый взрослыми проказниками, помчался к маме хвастать новым словом.

Услышав, как Кирилл, радуясь рифме, с восторгом декламирует ей это словосочетание, мама, хлопотавшая на кухне, пришла в ужас и, потеряв контроль, накинулась на ничего не понимающего сына:

– Сейчас же прекрати! Не смей говорить это слово! Не смей! Это стыдное слово, его нельзя повторять!

– Но, мамочка! Ведь это так красиво! А что это – пи…да?