Андрей Травин - Пиарщики снова пишут (сборник) Страница 13

«Может, они так место называют, где‑нибудь на пустыре, среди пырея и мятника? – думал секретарь парторганизации завода, роясь в энциклопедиях. Вскоре он узнал, что «лабна» – по – свански «источник» означает. – Что за аномалия! – ломал он голову, в тоске разглядывая из окна своего кабинета покрытые снегом пики гор. – Не могли древние сваны так источник водки назвать! Конечно, случались и прежде странности. Вот, например, когда спелеологи в пещеры лазили, так у них вдруг все лампочки перегорели. Всякое тут находили, даже наскальные рисунки первобытного человека. Но чтобы из недр спиртовой ключ бил! Или чтобы воздух в алкоголь превращался!»

Целый месяц начальство не могло добиться правды об этом источнике. Никто не заложил. Вот она – солидарность! Все, кроме заводоуправления, продолжали находиться в перманентном подпитии. Никому из начальства и в голову не могло придти, почему рабочие часто тусуются возле паровозика, что‑то обсуждают, поглаживают его натруженные бока, зачем‑то постукивают мысками ботинок по колесам, словно проверяют на прочность.

– Что они все колеса пинают? – спросил однажды директор завода секретаря парткома. – Ты бы сходил, поглядел. Из кабинетов мы с тобой ничего не поймем.

Сходил секретарь на разведку. Постоял с рабочими, покурил. Поглядел, как пинают железные колеса паровозика. Затем вернулся в заводоуправление.

– Ну, что там? – спросил директор.

– Да ничего, – пожал плечами секретарь парткома. – Ерунда какая‑то.

– О чем народ гутарит?

– О температуре перегретого пара. И поговорка появилась: «Два наших клуба – Кубань да Куба!».

– Больше ничего? – уточнил директор.

– Ничего. И подмигивают еще.

– Кому?

– Друг другу. И мне тоже. Что бы это значило, а?

– Не знаю, – директор обреченно вздохнул. – Подозрительно все это.

Дело шло как по маслу, и мы расслабились. Как нам ни говорил Пахомыч: «Держите ушки на макушке!», мы лоханулись, опростоволосились и околпачились. Оказалось, что не способны смотреть чуть – чуть вперед, и с даром предвидения у нас недостача. Дальше своего носа не видели. Поэтому и не просчитали одного фактора.

Хмурым осенним днем наш паровозик запыхтел в Армавир на техосмотр. А там обычно день – два все осматривалось, проверялось. Нам бы, лопухам, его загодя разрядить, брагу‑то слить и лишние краны свинтить… Впрочем, и это непросто сделать: попробуй – слей тонну браги.

Ремонтники сразу обнаружили странный дополнительный краник у машинистов. И из краника этого, разумеется, текла не дистиллированная вода. Армавирцы слишком увлеклись дегустацией, и техосмотр завершился, не начавшись. Местное начальство это поначалу даже не насторожило. Но на следующий день пришла другая бригада. Через час – полтора начальнику депо докладывают: и эти вышли из строя. А в третьей бригаде оказался то ли гад, то ли стукач, то ли язвенник – он и предал наш паровозик.

Нештатная конструкция вызвала у всех инстанций Армавира вполне очевидное изумление, потому что наш паровозик представлял собой настоящий передвижной спиртзавод.

Естественно, запасы браги под неусыпным контролем милиции изъяли, и паровозик под конвоем отогнали в Лабинск. Правда, очевидцы говорили, что милиционеры уехали из Армавира хмурые, а на сахарный завод приехали в приподнятом настроении, даже веселии. Это может быть и преувеличение, земля слухами полнится, а народ – он, знаете, как приукрасить любит! Разбирайся потом, что почем, и где есть истина.

Вскоре, как полагается, товарищеский суд был, и заводским подпольным умельцам вынесли всеобщее гневное порицание и пригрозили сослать на Колыму. С тех пор подобных масштабных идей никому в голову не приходило… Впрочем, думаю, что приходило, просто в жизнь их уже никто не претворял.

Гамлетос

Есть на севере России, в ста с лишним километров от Архангельска, поселок Обозерский. А называется он так, видимо, потому, что обозерщиной в старину называли околицу большого озера вместе с населенным пунктом. Тут как раз большое Обозеро и находится, а из него еще речка Ваймуга вытекает.

Если кто любит путешествовать на байдарке, то с берега Обозера или от железнодорожного моста через мелководную Ваймугу и пускаются в странствия – то потихоньку плывут, любуясь сквозь противомоскитные сетки лесами да лугами, а то и воюя с каменистыми перекатами. Правда, если лето засушливое, то речка перед мостом прячется в карстовых понорах, чтобы вернуться в русло лишь через три километра. Тогда уж байдарки на себе тащить придется, если, конечно, военные с соседней авиачасти не помогут.

Зимой здесь случаются морозы великие, осенью – еще куда ни шло, жить уже можно, а вот когда лето красное наступает, так и вовсе хорошо.

Лето 1980–го олимпийского года выдалось настолько теплым, что вода в Обозере прогрелась на метр – полтора, и даже можно было купаться а, если ветерок отгонит назойливое комарье и слепней с пляжа, то и позагорать. Конечно, у местных жителей, любящих порыбачить, тут и моторные лодки имелись.

Довелось мне в этом заповедном крае воинский долг выполнять. Судьба сделала зигзаг, и чуть ли не вместе с дипломом энергетического института я получил офицерские погоны. Так я стал лейтенантом Никулиным Сергеем Сергеевичем. Конечно, тогда у меня еще не было бороды, а шевелюру – темную, густую – пришлось оставить безжалостной парикмахерше, возможно, на шиньоны пошла. В часть меня направили, конечно, не в качестве летчика, все больше по технической части, военспецом по катапультным креслам.

Катапультное кресло в самолете, да будет вам известно, из двух частей состоит: железа, с которым летчик в аварийной ситуации выстреливается на шестьдесят метров вверх, и из ПДС – парашютно – десантной системы. Обслуживанием парашюта занимались у нас три человека – офицер, прапорщик и солдат. Они вытаскивали парашюты, сушили, проверяли, потом укладывали – в общем, отвечали за безопасность по полной программе. Вот в этой самой группе и служил милейший прапорщик Гамлет Енукян. Невысокого роста смуглый армянин, он был настолько вежливым и доброжелательным, с таким обходительным южным темпераментом приходил на выручку каждому, что все без исключения воины, офицеры и рядовые, относились к нему с симпатией.

И вот однажды в его мягком невоенном характере внезапно проявилась жесткая, агрессивная черта, которой никак не ожидали обнаружить в нем сослуживцы. Казалось бы, что плохого может сделать человеку обыкновенная моторная лодка? Да ничего, вроде, особенного. Купил Енукян лодку и катается в свободное от службы время по чистейшей глади замечательного озера. Но дело в том, что сам Гамлет увидел в этой лодке более глубокий и, к общему сожалению, не философский смысл созерцателя.

Первым делом прапорщик установил на неё сразу два двигателя. Как только пухлощекий, безобидный Гамлет садился в это судно, он резко менялся. В его черных глазах загорался огонь Давида Сасунского, оседлавшего любимого боевого коня. Словно все поколения сасунских богатырей воплощались в этот момент в гордой осанке Гамлета.

Он надевал тельняшку, врубал оба двигуна и начинал бешено носиться по Обозеру, безжалостно разрубая мир и покой прекрасного уголка природы. Ревущая экспрессия этого действа поражала всякого наблюдателя. Нос лодки задирался, как у скутера, а разносящийся по округе звук напоминал рев пикирующего бомбардировщика, в котором пилот потерял рассудок.

Все только удивлялись и вспоминали популярный мультфильм, в котором Волк, в погоне за Зайцем, умудрился проехаться на моторной лодке прямо по пляжу, разогнав козлов и свинок. Отдыхающих от службы офицеров и нередко их семьи поначалу очень забавили безумства Гамлета на воде. Но вскоре оказалось, что прапорщику особую радость доставляет возможность пройтись на лодке вдоль самого берега и охладить брызгами загорающих офицеров. Супруга замполита части, Изабелла Валентиновна, выразила мужу, подполковнику Кожухову, свое негодование по поводу проделок прапорщика. Но я заметил, что на внезапно возмужавшего героя водной стихии Гамлета она стала поглядывать с подозрительным любопытством.

Изабелла Валентиновна была белотела и прекрасно сложена, и когда она на пляже оставалась в открытом красном купальнике, то офицеры едва не слепли. Царевна Лебедь – воплощение Киприды, Афродиты, родившейся из морской пены у берегов Кипра. Когда она была у воды, пиратство Енукяна доходило до высшей разнузданности. Его лодка, казалось, если не уйдет в зенит, то обязательно выедет на пляж и передавит весь цвет местного офицерства.

Сослуживцы всякий раз с большей тревогой восклицали при его неожиданном появлении:

– «Ну, погоди» на рейде!

– Полундра! Гамлетос в пике пошел!

Да – да, теперь его называли именно так, осуждающе – пренебрежительно: Гамлетос. Бреющие полеты двухмоторного «истребителя» сдули с пляжа атмосферу курортной разнеженности и блаженного ничегонеделания. В разговорах офицеры все чаще с тревогой замечали, что с Енукяном происходит что‑то несуразное, неподдающееся классификации и уставу Вооруженных сил. Удивительным казался и тот факт, что вне бортов своей лодки Гамлетос оставался прежним милейшим Гамлетом, который на замечания товарищей лишь смущенно улыбался и отводил взгляд. Все гадали, почему на уравновешенного прапорщика так ужасно влияет лодка с двумя моторами. Кто‑то даже предложил весьма сомнительную гипотезу о магическом влиянии места: недаром монумент на станции Обозерской напоминает, что именно тут был электрофицирован сорокатысячный километр железных дорог России… Но майор Фишкин, из особого отдела, приказал прекратить распространять панические слухи. И гипотеза завяла.