Елена Федорова - Вершина мира (сборник) Страница 13

Максим несколько раз глубоко вздохнул, чтобы побороть волнение и подступившие к горлу слезы. Максиму хотелось броситься к ногам Эммы и умолять ее прекратить этот спектакль, терзающий душу и ему и ей. Но в зрительном зале было слишком много людей, ловящих каждое слово, написанное Винсентом. Максим не имел права быть малодушным. Никто не должен знать, что происходит между ним и Эммой. Их чувства – это их тайна, в которую незачем посвящать посторонних.

А Винсент, похоже, был иного мнения. Он заставил Максима произносить вслух те слова, которые тот никогда прежде никому не говорил. Он берег их для единственной женщины, не надеясь ее когда-нибудь встретить. И вот теперь, из-за прихоти Винсента, Максим стоит рядом с той, которую готов считать своей воплощенной мечтой, и на глазах у всех признается ей в любви. Знал ли Винсент о чувствах, возникших у Максима? Скорее всего, да. Иначе он бы не написал это признание в любви. Теперь все слова, которые Максим захочет сказать Эмме будут лишь жалким подражанием Винсенту, повторением его слов.

Максим осознает, что все слова, когда-то уже произносились, но их говорили другие другим. А ему, Максиму, придется повторять их Эмме вслед за Винсентом. Поэтому невозможно унять дрожь. Поэтому так изменился его голос:

– Эмма, как безумно я люблю тебя. Моя любовь подобна морю. Я целую ступни твоих ног. Моя любовь, как солнце. Я ласкаю тебя и согреваю своим теплом. Моя любовь – ветер. Я расплетаю и заплетаю твои пшеничные косы. Моя любовь – ночь. Я баюкаю тебя и пою тебе колыбельную: Эм-ма, Эм-ма, Эм-ма…

– Господи, я больше не могу, – прошептал Максим. Эмма смахнула слезу, попросила:

– Дочитайте, пожалуйста.

– Можно мне глоток воды, – громко сказал Максим. Пастор подал ему воды, посмотрел с сочувствием. Максиму показалось, что он сказал:

– Не будь тряпкой, Макс…

Максим откашлялся, продолжил читать:

– Наступит день, когда другой скажет тебе все эти слова. Скажет так же нежно, как это делал я, потому что по-другому слова любви, адресованные Эмме, произносить невозможно. Спасибо тебе, мой ангел, за то, что ты выбрала меня среди множества других, разбросанных по миру одиноких скитальцев. Спасибо за то, что свято хранишь все данные мне обеты. Спасибо. Да хранит тебя Господь…

Максим чуть помолчал, продолжил:

– Господа и дамы, пришло время назвать имя того, кто станет владельцем таверны Сан Винсент, – Максим обвел всех долгим взглядом. Нарочно оттягивая ответственную минуту. Наслаждался своим превосходством, мстил за то, что все эти люди видели его пылающие щеки, слышали его дрожащий голос, были свидетелями его объяснении в любви Эмме.

– Имя этого человека – Андрей Проскурин! Наш с Эммой сын Эндрю станет хозяином таверны, если пожелает остаться на острове Святой Елены навсегда. Если Эндрю не пожелает жить здесь постоянно, то его место займет мой названный сын Максим Алексеев. Но он тоже должен будет жить на острове постоянно. Если и он не пожелает стать святым еленцем, то таверна Сан Винсент будет принадлежать Эмме Проскурин.

Вас, друзья мои, я прошу уважать того, кто наденет передник торгового дома Сан Винсент.

Предлагаю поднять бокалы за наше здоровье и процветание нашей Святой Елены! О, ля-ля, господа и дамы, о, ля-ля! Вечно ваш Винсент Проскурин.

P.S. Повода для грусти нет, дамы и господа. Мы все когда-нибудь перешагнем предел, разделяющий этот мир на две части: видимую и невидимую. Я первым сделал этот шаг, стал невидимым для вас. Но память обо мне осталась с вами. До скорой встречи, мои дорогие. Салют!

На барной стойке взорвалась бутылка шампанского. Минуту люди смотрели изумленно в ту сторону, откуда послышался звук, а потом дружно зааплодировали, засмеялись и закричали: «О, ля-ля!», стараясь подражать особой манере Винсента. Официанты подали всем шампанского.

Пастор отвел Максима в сторону, пожал руку.

– Вы держались молодцом, несмотря на то, что упорно боролись со своими чувствами, – сказал он. – Хочу дать вам совет. Никогда не стыдитесь искренних чувств. Любовь – самое лучшее, что есть у каждого из нас. Любовь – это чудо, подаренное нас Творцом. Любовь никогда не исчезнет. Никогда, – улыбнулся. – Винсент был бы рад видеть вас хозяином таверны и мужем Эммы. Но только вы сами знаете, как нужно поступить. Выбор за вами, господин Алексеев.

– Вы говорите со мной так, словно сын Винсента и Эммы уже отказался от наследства, – сказал Максим.

– Это так, – пастор скрестил на груди руки. – Эндрю – пилот. Он оставил Святую Елену ради своей мечты – бороздить небесный простор. Эндрю объявил во всеуслышание, что не желает становиться вторым Наполеоном, отбывающим пожизненный срок на острове. Винсент рассердился, указал сыну на дверь. Больше года Эндрю не появлялся здесь. Незадолго до смерти Винсента они помирились, – пастор вздохнул. – Винсент знал, что Эндрю не станет хозяином таверны. Он написал его имя в завещании, следуя общепринятым правилам. На ваш счет у него тоже были сомнения. Вы живете в другой стране, говорите на другом языке. У вас много других интересов, кроме желания любоваться красотой этих мест. Значит, остается только один претендент – Эмма. Ей Винсент верил как самому себе. Эмма удивительная женщина, удивительная. Мы зовем ее дама-невидимка. Минуту назад она была рядом, держала вас за руку, а потом исчезла, как мираж. Вы видели, как это произошло?

– Нет, – признался Максим. Для него исчезновение Эммы стало неприятной новостью.

– И я тоже не видел, как это произошло, – сказал пастор. – Но зато я знаю, куда она пошла.

– Куда? – спросил Максим, глядя в проем двери, распахнутой настежь.

– Она пошла к морю, – ответил пастор. – Догоняйте ее. Думаю, вам есть о чем поговорить. А мы пока поговорим о вас. Вы с Эммой – красивая пара. Идите, господин Алексеев и да поможет вам Господь…

Максим увидел Эмму издали. Она стояла на краю обрыва с раскинутыми в разные стороны руками и смотрела на небо. Максим остановился в нескольких шагах от нее.

– Спасибо вам за все, Максим Михайлович, – сказала Эмма не меняя позы. – Вы вернули меня в юность. В ту беззаботно счастливую пору, когда все еще только начинается.

– Моей заслуги здесь нет, – проговорил Максим. Эмма опустила руки, медленно повернулась к нему, сказала, глядя в глаза:

– Ваша заслуга в том, что вы читали послание Винсента, как свое. Вы мне все эти слова от своего имени говорили. И голос у вас дрожал, и…

Максим подался вперед, желая обнять Эмму, но она вытянула вперед руки, замотала головой:

– Нет, нет, Максим Михайлович, умоляю вас, не нарушайте границу, возникшую между нами. Не спешите, чтобы потом ни о чем не сожалеть. Вы ведь ничего обо мне не знаете. Вы видите лишь то, что подсказывает вам ваше воображение…

– Да почему вы все за меня додумываете? – возмутился Максим. – С чего вы взяли, что я буду сожалеть из-за того, что обнял вас? Может быть, я буду сожалеть из-за того, что не сделал этого?

Максим вновь попытался ее обнять, но она отодвинулась на самый край обрыва, спросила:

– Вы снова хотите столкнуть меня вниз?

– Нет, – ответил Максим, резко развернулся и пошел прочь.

– Зачем? Зачем? Зачем я сюда приехал? Что я хотел найти здесь? Любовь? Понимание? Бред. Все это – несусветный бред, который придумали слабаки, чтобы утешать самих себя, – думал Максим, ускоряя шаг. – Хватит. Хватит. Хватит. Воздушных замков нет, не было и никогда не будет. Пусть в них верят истеричные барышни. Наша жизнь слишком жестока, поэтому я не имею права раскисать…

Максим собрал вещи, улетел, ни с кем не попрощавшись. Решил, так будет лучше для всех.

За штурвалом самолета, увозящего его с острова, сидел пожилой немногословный француз. Максим спросил его про Эндрю. Тот ответил, что Проскурин улетел на учебу в Париж.

– Теперь вы, Эмма, полноправная хозяйка таверны. Конкуренты сбежали, струсили, оставили вас одну, – подумал Максим, глядя на исчезающие вдали очертания Святой Елены.

Когда самолет приземлился на материке, Максим спросил пилота:

– Почему сегодняшний рейс выполнялся вне расписания?

– Мадам Проскурин попросила меня об этом, – ответил тот, пробуравив Максима недобрым взглядом. – Она сказала, что после полудня русскому нужно будет улететь.

– Понятно, – Максим сжал кулаки. – Вы снова все за меня решили. Просчитали все мои шаги…

– Что-то не так? – поинтересовался пилот. Его насторожило выражение лица Максима и странные слова, которые тот произнес. Максим говорил по-русски, поэтому пилот ничего не понял. Да ему и незачем было что-то понимать.

– Передайте привет мадам Проскурин, – сказал Максим с деланной улыбкой. – Прощайте. Благодарю за полет…

Вернувшись в Москву, Максим дал волю своему негодованию. Отругал подчиненных, которые не имели никакого отношения к тому, что творилось в его душе. Рассорился с некоторыми партнерами. Сорвал несколько важных переговоров, не явился на важные встречи.