Владимир Буров - Кастинг. Маргарита и Мастер Страница 13

– Тот же самый винегрет! – удивилась Тетя, – брауншвейгская-я.

– Мы несем ее, чтобы пополнить неприкосновенный запас, – сказала вторая дама – а это была Редисон Славянская.

– Ничего не чувствую, – сказала Тетя.

– Но вы и не Борхес, которому привезли тридцать новых томов Брокгауза и Эфрона, и он понял:

– В этом есть что-то новенькое, – хотя и не понять точно, что, ибо…

– Да, да, я знаю, – сказала Тетя, – он уже был, как Гомер, видел только то, что невооруженными глазами увидеть нельзя.

– Вот так и этот тоннель, – сказал Кот, – могут увидеть только посвященный в это дело люди.

– Я посвященная? Но я не знаю, в какое именно дело я уже влезла, не подозревая о его опасности.

– Вы правы, мэм, опасность есть, ибо эта колбаса, которую мы прем – и хорошо, что вы вышли к нам навстречу, как к поезду, вкусно пахнущему колбасой московской, или белыми-белыми груздями из мерных корзин простых лудэй:

– Не является достаточно сертифицированной, – сказала Редисон Славянская.

Все ждали реакции Тети на недостаточно санкционированные даже самим Ми Склифосовским и тоже сами Аном Молчановским, который пропал так и неизвестно куда, и так, значит, далеко, что искать? Бессмысленно, ибо никто не знает место и время существования города под названием:

– Пойди туда – не знаю куда.

Но она согласилась, ибо понимала:

– Другого шанса точно не будет, а также потому, что от нее потребовали, даже:

– Вежливо попросили выполнить только одно ненавязчивое условие:

– Сказать да, когда потребуется сказать это:

– Да, да, я согласна.

– Скажу, даже если буду против, – выплюнула она, не подумав, что не горят не только целые романы, но иногда – по крайней мере – отдельные фразы записываются вашим Медиумом, как:

– Часть генетического кода, – отказаться уже не удастся.

Как от предложения, которое вас очень-очень радует.

Но она не думала, что это будет так скоро.

Они вернулись в зал, накрытый, как невеста, для предстоящего контакта с неизвестностью, намечающейся на сегодня свадьбы. И как говорится:

– И в мыслях не было, чтобы сорвалось. – Ибо.

Ибо это было простое утро в еще не отрывшемся ресторане. Парок над утюгом, парок над кофеваркой в баре, парок из чашек, в которое он, оно, она:

– Уже попали, – имеется в виду только что смолотые кофейные зерна.

Появился метр.

– Никого не пускать раньше времени, – сказал он. – И да:

– Заказы только лично через Мотю.

– Что вы сказали? – спросила только что появившаяся, как майская роза Мотя, вся в розовом и голубом, как будто это она сегодня женится. Как говорится:

– Почему нельзя по забывчивости, – если, да, было, но это Электрик женился на ней, а ее шанс, можно считать, еще остался:

– В запасе. – Был бы, как говорится:

– Интеллектуал достаточный.

– Вы появились так неожиданно, – сказал метр.

– Да, и что это значит?

– Сказать?

– Да, конечно, пожалуйста, скажите, – улыбнулась Мотя.

– Вы не будете смеяться?

– Никогда.

– Тогда скажу то, во что верю, хотя и не понимаю, как это может быть на самом деле.

– Да, да, конечно, я согласна. – И добавила: – Надеюсь это не замужество с Ми Склифосовским, моим вторым-третьим владельцем этого Ван Гога?

– Да, конечно, – ответил метр, – тем более это было бы уже:

– В который раз?

– В первый! – неожиданно для самой себя даже чуть не залаяла Мотя, но нет, конечно, просто тявкнула, как бывало, ее сгинувшая в колбасном холодильнике Тетя, от чего при всем желании не могла избавиться, когда Тетя изображала домогательства до себя на всех культурных выставках собаки по имени О Кули, который получал в ответ только одно приветливое слово:

– Дурак. – А так-то про себя она всегда еще что-то шептала, и как думал сам Кули:

– Сколько можно лаять, пора переходить от слов к делу, – Правда, на самом деле, он мечтал о другом вкусном слове, а именно:

– Так где дело – там и тело.

И метр, а это был в непривычной для себя роли Олигарх-Машина, который приперся из тайги вместе с младшей Мироновой, ибо когда построил мост до Большой Земли – ее в наличии уже не оказалось:

– Как будто это была только декорация, – сказала Гусарская Баллада, радуясь, что проснувшись однажды утром:

– Никого не обнаружила, кроме себя и Олиграха.

– Смылись, – ответила она ему, и даже не пытаясь прикрыться для приличия, в том смысле, что:

– Абсолютно не стеснялась своего личного счастья из-за канувших в Лету конкуренток.

Которых всегда вьется вокруг одиозных личностей, скажем так:

– Немало, – а наоборот:

– Слишком много,

Медиум:

– Далее входит Войнич и сообщает, что:

– Да я и сам почти с большим трудом поверил, что говорят обо мне.

– А именно? – спросил Сори.

– Звонят в два часа ночи, и на те – как будто я мечтал об этом всю оставшуюся до этого жизнь:

– Вы получили Нобелевскую Премию.

– Ну и? – уж мрачнее, чем Сори, спросил Пели.

– Говорю, может вы ошиблись, я еще не так стар, может это ему, – он показал на Сори, или ему – в этот раз кивнул на Пели?

– Да нам по барабану, кому, но даем за Чонкина и смелось в восприятии жизни такой, какой мало никому не покажется, вплоть до марсианских Пупсов-мупсов и польских яблок, которые вы завезли нам для предстоящего путешествия на Марс.

– В общем, говорят, – продолжал он, – спрашивают последний раз:

– Вы написали знаменитую на весь мир фразу:

– Муха лезет по стеклу, и на этом надо было закончить?

И представляете, я ничего не мог с собой поделать, говорю:

– Да я, но не без помощи Медиума.

– А они? – спросил опешивший Плинтус.

– Нальешь – говорят – ему – по этому случаю Хеннесси.

– Это шутка, как вы не поняли?! – даже закричала СНС, которая как раз только вошла, и уже поспешно снимала пальто и шляпу.

– Нет, нет, – даже запричитал Войнич, – всё было натурально:

– По-честному.

– Да ерунда это все, – сказал Петухов, – мне вот тоже однажды пришло странное письмо по электронной почте, какое-то необычно, как будто зашифрованное…

– И там тоже предлагалось получить Нобелевскую премию? – спросил И-Кали.

– Нет еще, но было проинтонировано, что письмо из нобелевского комитета. – Неужели не верите? Да я и сам не поверил, испугался, пошел погулять, а когда вернулся….

– Письма не было, – сказал Войнич.

– У вас тоже так было?

– Нет, чисто логика.

– Тогда как вы докажете, что ваше даже не официальное письмо, а простой болтовня-разговор – существовал?

– Просто, – ответил Войнич, – мне прислали этот шведско-долларовый миллион.

– Наличными? – удивилась СНС.

Он вынул пачку и бросил-передал ее Моте:

– Натюрлих?

– Я лучше разбираюсь в натуральных вещах, – сказала влетевшая, как парашют леди Грейс, щас проверю:

– Если не горят – значит настоящие.

Все замерили – будет лауреат спасать свою шкуру, или свои-нобелевские кроны, уже переведенные в баксы, как это здесь принято.

Далее, банкет с изображением сцен из Чонкина в натуральную величину.

Сори и Пели хотят стреляться, как объяснили:

– Хочется умереть, но самому это делать страшно, да вдруг другой останется жить, а – спрашивается:

– Как жить, – если Премию опять не дают, так как, говорят:

– Прошлый раз отказались сами из-за неполного недовыполнения плана, теперь не ждите, бегать за вами никто не будет, ибо:

– Ибо не только сталь, но и Пупс – это само по себе, а валюта… а валюта:

– Тоже имеет самостоятельное мнение, – ибо она же ж:

– Реэкспортная-я!

Глава 50

– Что значит Реэкспортная? – не понял, потрогав сердце Войнич.

– Ну как вы не поняли, – сказал И-Кали, – это был только танец на голове в обнаженном до скрытого неприличия виде.

– Вы хотите меня обмануть, доказав, что не Нобелевский комитет, а просто на-просто простой, – слегка начал заикаться Войнич, – олигархус прислал мне миллион баксов? Но зачем?!

– Нет, конечно, – подбодрила парня буфетчица, правда:

– Не из нашего ресторана, – ибо будет же официальное поздравление короля Швеции.

– Это тоже можно купить, – сказал Плин.

– На какие деньги? – спросила и леди Грейс, – это же ж надо оккупировать целый охгромный залище, да хгостям заплатить хотя бы по тысяче баксов.

– Каждому? – удивился Войнич, почему-то подумавший, что это его и заставят платить. – Максимум на что я способен, это пригласить…

– Как Пушкин, – перебил Сори, – только покойников на свой день рождения.

– Что значит, День Рождения? – сначала не понял Войнич.

– Ты думал, зачем некоторым людям дают эту премию, для окончательного мира в своей душе?