Вера Андреева - Государство Двоих, или Где соединяются параллели Страница 14

Поначалу Юра отпускал комментарии по поводу стоимости жилья в данном районе, предполагаемых занятиях его владельцев, стоимости членства в том или ином гольф-клубе. Затем они поехали молча. Молчание ничуть не угнетало Веру. Напротив, она была даже благодарна за эту тишину и возможность спокойного созерцания. Так продолжалось минут двадцать – тридцать, и уже начала подступать дремота. Однако резкие звуки вернули Веру к действительности: Юра перебирал коробки дисков в бардачке автомобиля. Видимо, искал что-то определённое. Как вскоре выяснилось – альбом Андреа Бочелли.

Хорошо знакомая Besame mucho в исполнении Бочелли не звучала просьбой юной девушки о поцелуе (как известно, такие просьбы рано или поздно выполняются). Слепой музыкант теми же словами пел совсем о другом: его просьба словно была обращена к кому-то, кого не только нет рядом, но кто и не ведает о его любви, а может, и о его существовании. Это была внутренняя безнадёжная мольба человека, которого совершенно точно не услышат. Отчего такая безысходность: оттого, что не услышат, или оттого, что некому слушать? Томительные, тягучие звуки вызывали в душе болезненную грусть. Вера продолжала смотреть вперед, но уже не видела пейзажей, проносившихся за окном. Некому услышать… А может, и в самом деле любые слушатели – лишь плоды нашего воображения? Их никогда не было и не будет? И дело даже не в том, что мы не к тем обращаемся, а в том, что обращаемся мы всегда в пустоту?

Когда справляться с грустью стало почти невозможно, она спросила Юру:

– Зачем ты поставил этот диск?

– Тебе не нравится? Я могу выключить.

Этот ответ неприятно резанул Веру. Конечно, музыка ей нравилась, но разве это имело отношение к заданному ей вопросу? Интересно, он действительно не понимает, почему она его об этом спросила, или делает вид?

– Нет, оставь, пусть играет.

Вера украдкой взглянула на Юру. Его лицо было напряжено, глубокая морщина пролегала над переносицей. Это было выражение лица человека, решившегося на что-то и считавшего своё решение окончательным вне зависимости от его правильности. И Вере вдруг стало ясно, что его сухой вопрос был не чем иным, как защитной реакцией. Так он защищал себя как от действия музыки (хотя и оставалось непонятным, зачем он её включил), так и от груза воспоминания.

Вере стало не по себе. Внутри неё опять начиналась борьба: с одной стороны, хотелось прояснить ситуацию и облегчить своё и Юрино состояние, но одновременно подкрадывался страх, что прояснение ситуации не принесёт никакого облегчения, а только усилит горечь. И ей стало нестерпимо жаль его, себя… И в тот же момент подумалось, что любое прояснение будет лучше продления неясности.

В этот момент Юра свернул к парковке у дикого пляжа. Когда машина остановилась, Юра всё ещё продолжал сидеть, не выключая двигатель. Андреа Бочелли пел «It’s impossible», а Вера ждала, что последует дальше. Но ничего не происходило: Юра сидел неподвижно и молчал, и Вера молчала тоже. Когда песня подошла к концу и стихли последние звуки, Вера сама повернула ключ в замке зажигания, вышла из машины и медленным шагом направилась в сторону океана.

Пляж был пуст, лишь кое-где в песке увязли большие камни. Крупный песок, попадая в обувь, натирал ноги, и Вера сняла туфли и пошла босиком. Погода была прохладная, ветреная. Вода оказалась странного и даже неприятного оттенка – бледного серовато-зелёного. Наверное, она выглядела так из-за облаков и дымки, а может, это грусть имеет такой цвет?

На одном из камней неподвижно сидели несколько чаек и задумчиво глядели на воду. Вера постаралась обойти их стороной – ей было бы неприятно в эту минуту слышать их тревожные голоса – и пошла вдоль кромки воды. В отдалении стоял и смотрел в сторону горизонта одинокий человек, позой и неподвижностью похожий на чайку. Повинуясь тому же неосознанному инстинкту, Вера обошла и его.

Прибой неторопливо подбирался к её ногам, но не решался их коснуться. Она шла очень медленно, иногда останавливалась и наблюдала приближение маленьких волн, путь каждой из которых одинаково бесславно заканчивался у её стоп. Остатки волн с тающей пеной на поверхности отползали назад, чтобы дать жизнь очередной маленькой волне. Веру удивляло, что все волны были совершенно одинаковые, двигались с одной скоростью, и ни одна из них не была смелее предыдущей. Перед её глазами происходило извечное движение – движение, лишённое поступательного смысла. Несмотря на то, что она дразнила океан, подходя вплотную к влажной линии, оставленной предыдущей волной, её ноги по-прежнему были сухими. Во время одной из таких остановок Вера почувствовала, что Юра глядит ей в спину. Не оборачиваясь, она произнесла:

– Видишь волны? Вот также и дни: один сменяет другой, чтобы потом его сменил точно такой же третий, и так всю жизнь. Тебя никогда это не пугало?

– Нет, а что в этом страшного? Наоборот. Но если тебе нравится сравнение с волнами, то лично я нахожу, что прибой скорее успокаивает, чем пугает.

Вера повернулась к нему – в данную минуту у неё не было ни желания, ни сил «успокаиваться», и ей казалось непонятным, зачем покой мог понадобиться кому-то другому.

– Не хочешь ли ты сказать, что жизнь нам дана, чтобы стремиться к покою?.. Пока не успокоимся окончательно, – усмехнулась Вера.

– Это неизбежно, хотим мы этого или нет. А разве имеет смысл сопротивляться неизбежному? И ты меня не подзадоривай – я, между прочим, говорю исключительно о прибое, не более того.

– О’кей, тогда продолжим разговор о прибое? – Вера помедлила, – Сейчас это так актуально! И время и место подходят. И тема интересная. Что думаешь? – Вера не могла остановиться в язвительном желании «прояснять».

Юра, прищурившись, посмотрел ей в глаза:

– Я должен сказать тебе пару вещей. Ты ведь ждёшь объяснений. Хотя, в общем-то, я не обязан их давать. Но я и сам полночи думал о нас, так что думаю, лучше поговорить сейчас… Все равно ведь придётся… Ты, Вера, удивительная, деятельная, необычная женщина. Ко всему прочему, ты любишь и умеешь добиваться своего, а это редкость. Но ведь и я не привык останавливаться на полпути. Разница между нами в том, что у тебя впереди ещё много всего, что предстоит сделать, а у меня, напротив, большая часть позади. Ты ещё высматриваешь впереди вершины, к которым стоит стремиться, а я уже давно на них карабкаюсь, и не буду менять курса – несмотря на то, что бывают моменты, когда хочется это сделать. Тебя раздражает и пугает постоянство, а мне оно придаёт чувства уверенности. Тебе от него скучно, а мне спокойно. В этом, наверное, разница между нами.

Юра помолчал, переводя дыхание перед тем, как продолжить свою речь. Похоже, за ночь он её продумал в деталях, но давалась она ему труднее, чем он ожидал.

– Вера, у меня сложившаяся жизнь. И у меня есть жена, которая поддерживала меня в самые трудные дни. Конечно, многое в наших отношениях угасло, да и сами отношения, честно говоря, ухудшаются с каждым днём. Мне порой кажется, что в конце концов она бросит меня из-за моего невыносимого характера. Но я прекрасно отдаю себе отчёт, что заслужил это. Она много лет терпела меня и помогала мне во всём – разве это не подвиг? И если она решит бросить меня, пускай сделает это сама. Я не хочу отбирать у неё право проявить инициативу хотя бы в этом. У меня и правда ужасный характер, и жизнь со мной – настоящая мука… Между прочим, где-то я слышал такую фразу: «После сорока жён не меняют». Я с ней согласен.

– Юра, ты о чём? Разве речь о жёнах идет? Я и сама замужем. Никто никого не собирается менять. Зачем и говорить об этом?

– Я имел в виду другое. Я знаю тебя относительно давно и слишком хорошо, чтобы между нами могла произойти случайная и ни к чему не обязывающая связь. Не тот случай. Более того, у меня есть подозрение, что ты из тех женщин, с которыми в принципе невозможен поверхностный флирт без отдалённых последствий. А теперь представь: мы живём на разных полушариях и не можем быть на сто процентов уверены, что когда-нибудь снова увидимся. Представь: мы всегда будем в разлуке, и она рано или поздно начнёт разрушать нашу психику. А попытка разлуку преодолеть приведёт к катастрофе. И даже если не будем пытаться, то всё равно потеряем покой и возможность жить нормальной жизнью. А я не хочу терять покой, я боюсь вторжений в мою налаженную жизнь.

«Не то растреплют эти плечи твою налаженную жизнь», – тут же вынырнула из памяти строчка знакомой песни. «Юра эту песню не слышал», – почему-то с сочувствием подумала Вера.

– Налаженную, заметь, с большим трудом, – продолжал Юра свой монолог. – Я хочу, чтобы всё шло как есть. По большому счёту, меня оно устраивает. Единственное, чего не хватает – это лишней пары миллионов долларов, – Юра улыбнулся. – Но это, я надеюсь, вопрос времени, и не без твоей помощи мы его решим.