Наталья Нечаева - Последний июль декабря Страница 15

У борта корабля, ожидая Александра Второго, толпились военные. Сплошь офицеры, сплошь стройные, подтянутые, в элегантных мундирах с перекрестьем праздничных лент – белых и голубых, с изящными шпагами на правом бедре. Среди мундиров просматривались несколько черных фраков и черных же ряс.

Чуть в отдалении за новехонькой деревянной выгородкой приподнятого от земли помоста теснились на ярко-бордовых мягких стульях элегантные дамы. Высокие прически, крошечные шляпки с вуалетками, почти у каждой – бинокль. За спинками стульев кавалеры в долгополых сюртуках отгоняют от красавиц веерами жару предпоследнего августовского дня.

Прошествовал император, вспенилась восторгом обожания радостная толпа, просыпался с красных стульев кокетливый дождик воздушных поцелуев, галочьей стаей взлетели вверх и тут же опустились цилиндры, шляпы, картузы.

– Пойдем в Летний сад, погуляем? – попыталась Юля отвлечь Романа от восторженного созерцания военного корабля.

Огромный, трехмачтовый, тоже украшенный флагами, не в пример прочим, вполне строго и официально безо всяких дурацких бумажных цветов, корабль стоял в заносчивом отдалении, демонстрируя собственную исключительность.

– Успеем, – не повернул головы Рома. – Какая броня! Лучший корабль всех времен и народов! Броненосный фрегат «Князь Пожарский». А нос! Любого врага протаранит как тухлое яйцо. Только что из ремонта. Вооружение поменяли, приборы новейшие поставили. Теперь все супостаты на окрошку пойдут! Ну что, Петька, – обернулся он к приятелю, черноголовому, широкоскулому с узкими, будто припухшими глазами, – куда двинем? Говорят, сегодня задарма наливают?

– Говорят, – кивнул узкоглазый. – Я уже разведал. Вон шатер, видишь? Там Палкин свою ресторацию вывез. Меню обеда вывешено: водка, суп «рен», консоме «итальен», пирожки разные, севрюга в рейнвене, филе «дэ беф Ришелье», соус из трюфелей, дичь, салаты, артишоки «Кольберг»… – парень жадно сглотнул.

– Неужто и бассейн со стерлядками прихватил? – не поверил Рома.

– Прихватил, – серьезно кивнул Петр. – Только не про нашу честь. Туда вход по билетам.

– А про нашу – что?

– Пиво в бочках с Калинкинской пивоварни прямо на улице, уже наливают. «Бавария» тоже чаны выставила. Сыр на тарелках разложен. С завода Гирса из Тихвина. Свежайший! – Петр мечтательно прижмурился. – Везет этому Гирсу: на заводе занято два человека, а выпускают 750 пудов сыра в год. И все до крошки – на поставки императорскому двору. Навек присосался!

– Не люблю сыр, – отмел Рома. – Вонюч больно. – Буженина есть? Федоров ресторан привез, не знаешь?

Рестораном Федорова именовался буфет во фруктовом магазине на Малой Садовой, где за десять копеек наливали стопку водки, да еще и давали закусить бутербродом с бужениной.

– А ты прошлый долг занес? – подозрительно справился Бадмаев.

– Ага! – хвастливо хохотнул Рома. – Кто эти долги помнит? Там один буфетчик на всю ораву, не уследит ни за что. Никогда не возвращаю, не обеднеют, небось.

– А я возвращаю, – спокойно ответил Петр. – Иначе – воровство. Правда, Юлия?

– Она туда не ходит, – пояснил Рома. – На улице ждет. Непьющая она.

– Петр, вы назначение уже получили? – спросила девушка, хорошо помня о том, что они с Бадмаевым – почти коллеги: она – студентка японского отделения Восточного факультете, а он только что окончил университет по китайско-монголо-маньчжурскому разряду.

– Да. Азиатский департамент Министерства иностранных дел. Уже приступил.

– А чего в студенческом наряде? – саданул его по плечу Ромка, – для маскировки? Чтоб никто не донес, что по пивным шляешься? Департамент у него! А фигли-мигли твои как же? Корешки-листочки? Травки-пузыречки?

– Роман, я тебя просил, – поморщился Петр. – Ничего не смыслишь в тибетской медицине – молчи, за умного сойдешь. Я, кстати, кое-что интересное для нас выяснил.

– Про клады? – загорелся Рома.

Петр важно кивнул.

– Вчера в концерт ходил, слушал Чайковского…

– Расскажите! – загорелась Юля.

– Первый концерт для фортепиано с оркестром. Прорыв в музыке! Чрезвычайно сложное произведение, но какая мощь! Должен был исполнять Рубинштейн – отказался. Сдрейфил, что не вытянет. Танеев играл. Блестяще!

– Как я вам завидую, Петр, – вздохнула Юля. – Я об этом даже не слышала. Но у меня тоже был праздник. Я в клубе художников «Барышню-крестьянку» слушала. Чудесная опера! Ларионова, автора, публика несколько раз вызывала!

– Может, хватит? – прервал их Рома. – Я эту вашу музыку-оперу терпеть ненавижу. Про клады начал, вот и излагай.

– Я же говорю, ходил в концерт с товарищем по департаменту, встретил там помощника управляющего из «Европейской», он по секрету и шепнул, что в гостинице во время ремонта клад спрятали.

– Зачем? Чухня полная. Раз служащие знают, сами тот клад и найдут. А то и нашли уже.

– Не скажи. Там номеров – тыща. В котором искать? Заново все перестраивать?

– А ты как узнаешь? Колдовать станешь?

– Вы умеете? – заинтересовалась Юля. – Расскажите!

– Молчи, дура, – перебил Ромка. – Услыхала и забудь. Зря что ли Петька всяким хитростям обучался? Он травок своих нажрется, в прошлое заглянуть может. Помнишь, я хотел в Катькином саду под памятником клад искать? Слухи ходили, что три года назад, когда котлован закладывали, целую яму драгоценностей набросали. Типа, одна фря перстенек с руки сбросила, а за ней – все остальные. Потом на этом кладе памятник и поставили. А Петька в прошлое-то заглянул и выяснил – брехня. Никакого клада нет. Пусто под Катькой.

– Не может быть, – ахнула девушка. – Так это вы Ромку отговорили подкоп делать? А в будущее заглянуть можете? Например, узнать, что через год будет? А через пять?

– И так ясно, – ухмыльнулся Роман. – Мост тут встанет. Великанище! Аккурат лет через пять и построят.

– Да я не про то! С нами что будет? Интересно же!

– Вообще-то это запрещено, – серьезно ответил Бадмаев. – Читать будущее могут только избранные.

– Ты, значит, не избранный? – хихикнул Роман. – В поле обсевок? А говорил: все могу, волшебные сборы заваривать умею. Трепло!

– Рома! – укорила Юля.

– Сам трепло, – спокойно ответил Петр. – Я определенно знаю, что мост тут вообще строить нельзя.

– Почему это? – взвился Роман. – Струве, между прочим, военный инженер, в мостах-то получше твоего разбирается. Вон какой конкурс выдержал! Семнадцать иностранных проектов поборол.

– Я не об том, – Бадмаев пристально разглядывал тяжелую невскую воду. – Проект может быть безупречен, место не то.

– Здрасте! Чем тебе место не угодило? – ехидно справился Роман. – Литейная часть – лучшая в городе, все признают. После Невского – первая по красоте и благоустройству, глянь, вокруг одни дворцы, почитай не одной деревяшки не осталось, сплошь камень, на века. Где ж мост строить, как не тут? Да и старую наплавную переправу здесь же наводили.

– Наводили, – кивнул Бадмаев. – А ледоход ее смыл, будто и не стояла никогда. И до того мосты смывало. Про мост-оборотень слыхал? Тут стоял, на этом самом месте. Короче, опасно тут переправу ладить. Много крови Нева заберет.

– Ты говори, да не заговаривайся! – прикрикнул Роман. – А то с такими пророками нам рабочих не набрать будет. Пошли лучше разговеемся!

Видно, за разговором они пропустили какое-то событие, потому что вдруг народ на берегу дружно зашевелился и разом тронулся от воды. Троица мгновенно оказалась облепленной плотной чешуей веселых людей, и буквально через секунду Юлю вынесло наискось, метров за десять от того места, где они только что стояли. Оглянулась, пытаясь уловить в человеческой массе любимую рыжую голову и тут же, подхваченная новым потоком, оказалась еще дальше.

Она не то чтобы испугалась – удивилась: все вокруг разом посерело и отдалилось – вода, корабли, люди, а следом и исчезло, словно истаяло в сумерках. Собственная голова ощущалась пустой, будто вскрытый арбуз с выеденной мякотью, тело же наоборот – наполненным светящимся воздухом и совершенно прозрачным.

Прямо сквозь Юлю проходили косые дождевые капли и неопрятные косматенькие тучки, просверкивали звездочки, просыпающиеся из редких небесных дырок, не задерживаясь ни единым остреньким лучиком. Девушка встряхнула головой, прогоняя наваждение, и немедленно оказалась у знакомого окна. Вцепилась в портьеру, потому как неуправляемые ноги напрочь отказывались держать прозрачные, надутые как праздничные воздушные шарики руки, туловище и голову. Выглянула наружу, пытаясь сообразить, куда делись Рома с Бадмаевым.

Под розовым лучом парящего над водой конуса прямо посередине Невы стоял черный человек. Шоколадно-серый морок покорно, даже подобострастно обтекал фигуру, не задерживаясь на ней крошечным отблеском или тенью. Ясно: никакой это не человек, а умело вырезанный силуэт – пустота средь колышущейся бумаги. Жуткая черная дыра, внутрь которой боится заглядывать даже туман.