Александр Малашкин - Глас Времени Страница 15

В крышке лакированного стола купаются прощальные солнечные лучи. Человек поднимается с кресла, заводит руки за спину и мягкими шагами двигается к окну. С носа снимаются кругленькие очки. Человек охотно подставляет вечернему свету глаза небесно-голубого оттенка. Через какое-то время взгляд начинает блуждать, осматривая уличный мир с уровня третьего этажа. Напротив – мощеная площадь. Там люди. Они вовлечены в вечернюю суету. Проезжает автомобиль. Часы на башне пробивают девять.

Человек проводит пальцами от подбородка до шеи. «Какого черта?! – слышится внутренний голос. – У меня начинает обвисать второй подбородок как у старика. А ведь всего сорок три». Тихие удары сердца – будто бы шаги приближающейся старости. К горлу подступает страх. В оконном стекле слабо отражается кожа его лица. Солнечный свет делает ее похожей на апельсиновую кожуру. Перед ним результат прожитых лет. Волнение обоснованно: он действительно выглядит старше на десяток лет. В молодости он был настолько привлекательным, что кредит красоты до сих пор не исчерпан; весна жизни упорно бьется с подступающей неэстетичностью. Но мечи уже не столь остры, и противник рядом. «Нужно больше времени проводить на свежем воздухе и активнее, активнее… как раньше! – задумывается он. – Не то проклятые фобии сожрут меня»

Раздается стук в дверь. В кабинет входит секретарша.

– Господин Голдхабер, вам что-нибудь понадобится? – спрашивает она.

– Будь добра, Зельда, приготовь что-нибудь перекусить и ступай домой, – отвечает Лабберт. – Ты и так сегодня порядком задержалась. Муж будет переживать.

– Спасибо за заботу, господин Голдхабер. Но когда требуют обстоятельства, когда в душе слышится зов Отечества, нельзя думать лишь о семье. В такие моменты фюрер служит мне наилучшим примером.

«Какая преданность! – про себя смеется Лабберт. – Весной 45-ого, небось, запоешь по-другому»

– Ты хорошая женщина.

Она улыбается и уходит.

Он распахивает окно, и в кабинет вкрадываются осенние симфонии. Как странно, ведь только вчера в этой стране было лето! Он забывает мимолетный разговор с секретаршей, который так некстати отвлек от размышлений о бренном.

Облокотившись о широкий подоконник, он вытягивает руки и смотрит на каждую их линию. Изучает изгибы.

«Убегу! – осеняет опасная мысль. – Не на семьдесят лет, а на полтора века! Туда, где передовая медицина, где люди наполовину роботы! Где уже и старость не проблема. Устроюсь в будущем основательно. Мне присвоят новое тело. Оно будет точь в точь таким же, каким было двадцать лет назад. Здесь со мной явно что-то происходит, я неоправданно быстро старею. За три последних года я превратился в старика! Окружающие мне этого не говорят, не хотят показаться грубыми, но я не дурак. Эти морщины, будь они трижды прокляты! Эти спонтанные головокружения. Слабость, которой никогда не было! Список можно продолжать. А спастись я еще могу. Главное, не отдавать устройство! Хм… а если затребуют? Машина времени – серьезное оружие!»

Лабберт поворачивается к портрету Адольфа Гитлера. Этот кабинет – словно плен предрассудков. Теперь кажется, будто фюрер каким-то таинственным образом подслушивает предательские мысли.

«Один только Бог знает, как её может использовать партийное руководство. Совершив свое первое путешествие, я, помимо информации, добыл много полезного. «Мерседес» доставили в нужное место. Сегодня ночью его начнут разбирать по винтикам. Инженеры обогатятся опытом на много лет вперед. Различная электроника, тончайшие пластинки с экранами, передающие неслыханную гамму цветов, тоже подлежат тщательному изучению. Какой будет итог, я пока знать не могу. Что теперь произойдет с ходом истории? Собственно, мне и моему отделу и предстоит это выяснить»

День остывает. Красноватое небо дарит городским стеклам окон чарующее волшебство. Замолкают птицы. Расходятся люди.

Лабберт готов отдать многое, чтобы понять фундаментальные законы времени. Ему кажется, будущее можно изменить: шепнуть Вермахту верный план боевых действий, всучить кому надо верные директивы, предостеречь определенных людей от ошибок… Ему пока не известно, что на произошедшее не в силах что-либо повлиять. Природа времени на первый взгляд имеет массу парадоксов и вполне последовательных противоречий, но, как ни странно, само его присутствие в точке пространства исключает любые противоречия. Само его появление влечет за собой элегантность, простоту, и, при наличии определенной базы познаний, изящность в восприятии того, что мы подразумеваем под этим простым словом – «время». В какой-то степени оно монолитно. Оно берет точку исхода в очень давнем, но вполне определенном периоде. Время имеет начало и имеет стремящийся вперед конец; это вечно растущая линия. Линия в многомерном объеме. Вдоль линии допускается возможность движения. Прошлое или будущее – значения не имеет. Разум, будь то человеческий или какой другой, при наличии в нем должных аналитических способностей, вообще скажет, что такого понятия как «прошлое» или «будущее» просто не существует. Оно применяется лишь некоторыми представителями разумных систем для комфортного существования, а также, в какой-то степени, для измерения мощности вычислительных сил в определенный момент. Вероятнее всего, случившееся непоправимо. Но, как и везде, в любом правиле есть отступления. И как все это отразится на будущей Второй мировой войне, известно лишь Творцу.

Лабберт возвращается в кресло. Под ногами рюкзак. Рука тянется к лямке – поднять на стол. Появляются «новинки» из будущего. Прежде всего – компактный ноутбук. Парочка мобильных телефонов и коммуникаторов. Он не знает, как именовать данные предметы, поэтому раскладывает их в ряд, согласно габаритам – от меньшего к большему. Среди прочего появляется украденная рация. Он улыбается и вспоминает Иосифа с сорвиголовой-полицейским. Последним достает машину времени. Волнительно осматривает корпус – не светится ли он как под пальцами Иосифа?

– Вот и ты, волшебное устройство! – восклицает он.

«Я ведь обманул этих людей, – размышляет он. – Ложь номер один: оно не было украдено ни из какого спецхрана – мне его предоставили вполне легально, для изучения. Ложь номер два: Тибет ко всему этому не имеет никакого отношения. Его доставили из ледяной Антарктиды…»

То, что происходит в его голове после этих мыслей, можно сопоставить с неожиданным обрушением бури на сонное побережье. Вспомнив то волнение, которое ему совсем недавно пришлось пережить, узнав, что на планете мы давно не одни, лоб покрывается холодной испариной. Путешествия во времени, в его понимании, кажутся более обыденными вещами, чем столкновение с инопланетными цивилизациями. Он не желает думать дальше.

За те несколько дней, проведенных в будущем, он неоднократно видел, как люди пользовались тонкими волшебными устройствами, раскрывающимися подобно книгам. То, что прибор имеет короткое и простое название «ноутбук», ему, разумеется, пока не известно. Руки едва подрагивают, не зная, с какого бока взяться, чтобы начать эксплуатировать электронику. Лабберт вздыхает. Достает из ящика коньяк и ставит бутылку на стол. Стакан становится наполовину полным, а после глотков совершенно пустым. Припрятанные в том же ящике, появляются сигареты. Там же была и пепельница. Рейхсфюрер запрещает офицерам СС курить в рабочее время, поэтому приходится прятать аксессуары курильщика от посторонних глаз. Лабберт машинально взглядывает на часы.

Дым ввергает сознание в минутную слабость, а руки избавляет от вздрагиваний. Однако состояние никотинового спокойствия лживо. Уже через какое-то время обманчивая легкость улетучивается, а на смену приходит еще большее волнение. Тем не менее, он открывает ноутбук и нажимает продолговатую кнопку в верхнем левом углу. Она выглядит обособленно и, как кажется, имеет прямое отношение к функции запуска.

Когда плоский экран вспыхивает радугой цветов, он оживленно наливает очередной стакан.

Перед ним американская операционная система, с различными «окнами» на «рабочем столе», но он понятия не имеет, как это называется, и как этим пользоваться.

Стук в дверь.

– Минуточку!

Он идет к платяному шкафу и снимает парадный мундир. Накрыв им гаджеты, он, делая важное лицо человека, которому лучше не задавать вопросов, разрешает войти. Не хватало, чтобы пошли слухи среди народа.

Зельда ставит тарелку с бутербродами на край стола и недоумевающе глядит на белый мундир, под которым явно что-то спрятано. Её смущает не то, что от нее что-то прячут; она понимает: есть вещи, о которых ей, невзирая на приближенность к руководству, знать не положено. Её шокирует небрежное обращение с государственной формой.

– Все в порядке, Зельда? – говорит он, глядя на её затылок с аккуратно прибранными волосами.

Женщина оборачивается.

– Я не должен оправдываться, но знай: это для твоего же блага…