Алексей Каздым - Рассказы геолога. Археологические бредни. Рассказы и эссе. Воспоминания автора о работе в геологии и археологии Страница 16

Чай, горячий крепкий чай, печенье, разговоры… Торопиться вообщем-то было некуда, погода здесь была всегда, пешком взбирались только на сопки, а поездка в 30—50 километров по долине, много времени не занимала.

Чай уже был выпит, и надо было бы уже и ехать в маршрут, когда шофер, вытирая грязной тряпкой перемазанные машинным маслом руки, наконец-то «соизволил» подойти к столу. Он в некотором роде был «элитой», вторым, а то «первым» после начальника отряда, так как без него, без машины, не было бы маршрутов, остановилась бы вся работа, да и выбраться из этой глухомани, когда до ближайшего поселка, где был телефон, добрая сотня километров по ухабистым степным дорогам, было бы без машины крайне тяжело.

Где-то кочевали отары овец, где-то ютилась крохотная метеостанция, где-то были пустые, брошенные, полуразрушенные сараи – «отделения» неведомых колхозов со сторожем и обязательной небольшой отарой овец. Но что было делать, чем бы там могли помочь, если шесть человек, вместе с двумя тоннами груза застряли бы здесь, в лощинке, у неведомого ручейка, у подножия неназванных сопок? Сообщить, да ждать машину в помощь с базы из Щучинска, почти за тысячу километров – а это не менее чем две недели…

Так что лохматому, явно пренебрегающему правилами гигиены шоферу многое прощалось – и его хамство, и матерщину, и грязные руки за столом. Он понимал, что его не любят, но и прекрасно видел, что все от него зависят, что без него не обойтись, что его надо просить и упрашивать, и поэтому старался держаться независимо-хамовато, что при его тщедушном телосложении выглядело часто забавно и комично.

Шофёр был постоянным объектом для насмешек и шуток рабочего-лаборанта отряда, здоровенного высокого парня, по прозвищу «Слоник», бродяги и туриста, бывшего студента, выгнанного за «систематическую неуспеваемость и прогулы». Он был в поле уже почти 5 месяцев и объездил половину Казахстана, «собираясь объездить и вторую».

«Слоник» славился тем, что в одиночку мог выкатить или вкатить в кузов машины 200 литровую бочку с бензином, двумя-тремя ударами пудовой кувалды откалывал от монолитных гранитных скал образцы весом в 15—20 килограмм и съедал за ужином тройную порцию первого и второго.

– Ты бы, Серёжа, руки хоть бы помыл, – неодобрительно и строго сказала повариха, – грязные же!

– Это техническая грязь, – важно заявил шофер.

– Ничего, ему с солидолом слаще, да глистов не будет, – встрял в разговор «Слоник», закуривая уже третью сигарету. – Всегда сидим и ждем «бортмеханика», пешком было бы дойти быстрее, через сопки! Всего-то напрямик, 10 километров…

– Вот и иди, – взвизгнул шофер, – я тебя не повезу! Пешком ходить будешь! Я машину ремонтировал!!!

– Ломать не надо, не будешь и ремонтировать. Когда руки из…

– Так, тихо, ребята без ссор и криков, – прервал начальник отряда. – Планы на сегодня… Едем далеко, по долине, километров сто, отбираем по профилю пробы, и едем на весь день! Воду и «сухпаёк» с собой! Инструменты и мешки готовы?

– Готовы, готовы, товарищ начальник, лишь бы «Клавочка» не чихала, а то простудилась видать на ветру… А «доктора» у нас сами знаете какие… «Айболиты»! Им бы клизмы ишакам ставить…

Шофер вскочил и, махая руками, хотел сказать что-нибудь обидное, но поперхнулся чаем, и закашлялся…

«Слоник» молча поднялся, треснул его ладонью по спине так, что шофер аж присел, и не спеша пошел к своей палатке за инструментом. Фальшиво напевая «На пыльных тропинках далеких планет…» он с лязгом выволок связку полуметровых зубил, несколько кувалд, ломы, кирку, мешки для проб…

– Ох, и поработаю я сегодня, – и закрутил пудовой кувалдой на длинной ручке над головой, да так, что пошёл свист…

Был он «вечный студент», категорически не желавший учиться и бродяга по жизни… Как только наступала весна, у него, как он выражался, начинался «полевой зуд» и он спешил куда-нибудь уехать. Ранней весной, в начале марта, уезжал то с зоологами в Туркмению, «считать джейранов», то с орнитологами, кольцевать птиц, ездил с географами, с почвоведами, с геологами и геофизиками, ходил в маршруты, часами смотрел в бинокль за всякой живностью, рыл шурфы и почвенные разрезы, отбирал пробы, даже кашеварил. Впервые в «поле» он поехал ещё старшеклассником, с археологами, потом поступил, как он выражался, «сдуру в какой-то институт, в какой не помню», откуда его периодически выгоняли, объездил за несколько лет с экспедициями полстраны, набрался полевого опыта, нахватался кое-каких знаний и разных научных терминов, которыми очень любил щеголять.

Жил он один, в большой, «армейской» палатке, где был ещё и склад, устроился разумно, с комфортом, как всегда устраивался в «полях», со столиком из «вьючника», огарком свечки в фигурно обрезанной консервной банке, обязательной пачкой сигарет, спичками и кружкой с чаем. На раскладушку он подложил ещё пару запасных спальных мешков, и, вбив в несущий двухметровый кол массу гвоздей, развесил одежду, фляжки, полевую сумку и разную мелочь.

Ходил «Слоник» исключительно в стоптанных кирзовых сапогах, защищавших по его словам «от острых камней, скорпионов, колючек и змей», выцветшей потрёпанной «энцефалитке» и таких же штанах, подпоясываясь ремнем, на котором болтался устрашающих размеров нож, армейская фляжка и армейский же подсумок с разной мелочью, типа спичек и сигарет.

Но, несмотря на столь «грозный» полувоенный вид и выбеленную солнцем военную шляпу, в армии он «не служил и не собирался», и его любимой фразой были слова: «Я и Советская Армия – понятия несовместимые!». Вообщем-то призывами, весенним и осенним, частично и объяснялся его «полевой зуд», он просто удирал от военкомов, а когда являлся домой уже поздней осенью, а то и вообще в декабре – не открывал дверь и не подходил к телефону. Так он «тянул» уже несколько лет, и с нетерпением ждал, когда же ему наступит 27 лет и «можно будет начать новую жизнь». Таких «полевых бродяг» в 70—80-х годах в Москве было достаточно, и их охотно брали рабочими, лаборантами или техниками на сезон, опыт полевой работы у них был, за «длинным рублем» они особо не гнались, а что хватало гонору и хвастовства, что мол «…и там я бывал, и помню, был случай…», так это «по молодости» и всегда прощалось.

Геологи позавтракав, разошлись по палаткам, собираться в дорогу, только водитель долго пил чай, хотя и видел, что ждут только его…

После томительного ожидания, все, наконец, расселись в машину… Стартер заскрежетал до зубной боли, мотор «чихнул» пару раз и заглох… Шофер стал истерически матерится…

– Лучше б нам ишаков дали… Или ещё лучше – верблюдов, – как бы ни к кому не обращаясь, громко сказал «Слоник». – С них хоть какой толк есть, работают хорошо, матом не вопят, да и шерсти можно настричь! А с этого «водителя кобылы» – никакой пользы, кроме вреда…

Шофер начал что-то орать в ответ, но в это момент, машина, «чихнув» ещё пару раз и выпустив шлейф черного дыма, завелась. Заскрежетала коробка передач, и «Клавочка», переваливая на камнях и гремя инструментами в кузове, выехала из долинки на дорогу… Точнее это была не дорога, а обычная колея, накатка, проложенная неизвестно когда, может и в годы войны, когда здесь добывали то ли вольфрамовую руду, то ли еще что-то. От тех времен остались развалины какого-то здания, сложенные из гранитных обломков, узкая глубокая канава и небольшая штольня.

В штольню «Слоник», вспоминая своё «спелеологическое прошлое», лазил раза три, ничего интересного не нашел, и потерял к ней всякий интерес, но с общего молчаливого одобрения отряда, и даже спокойного, быстро улаживающего любые конфликты начальника, Бориса Александровича, уверил шофёра, что там, в штольне, водятся летучие мыши-вампиры… Шофер поверил, и теперь спал исключительно в машине, плотно закрывая дверь и даже залатал брезент будки.

Конец ознакомительного фрагмента.