Алиса Гаал - Бездна. Девушка. Мост из паутины. Книга вторая Страница 16

Вера вспыхнула – это было сказано тоном благородной дамы, готовой облагодетельствовать нищенку – и едва заметно кивнула.

– Ну, это будет не так просто… – протянула Сандра. – Я имею в виду грамотно подобрать гардероб… ты ставишь меня в затруднительное положение, ограничивая в выборе – выглядишь, мягко говоря, не очень презентабельно. У тебя случайно не анорексия? Ладно, это не мое дело, – не дожидаясь ответа, бросила она и продолжила: – Одежда должна подчеркивать то, что в наличии, и скрывать то, что желательно не выпячивать. А у тебя на данный момент и подчеркивать нечего. Что поделать? Будем маскироваться.

– Не перенапрягайтесь, мне кажется у вас от умственного напряжения голова вот-вот лопнет, – иронично обронила Вера. – Поспешу облегчить вам задачу: мне нужно самое необходимое – удобная повседневная одежда. Вроде того, что на мне сейчас. Еще, если можно, джинсы и майки. Обувь без каблуков – балетки, лоферы и кеды. Все.

– Я уже поняла, – процедила женщина, весьма красноречиво оглядывая Веру. – В твоем случае это единственный допустимый вариант.

– Я знаю, – усмехнулась она. – Странно, что вы полагаете иначе.

– Дорогуша, я не полагаю, а уточняю, – прошелестела женщина ядовито-елейным голоском.

– Очень любезно с вашей стороны, – отозвалась Вера отстраненно-вежливым тоном.

Сандра, не двигаясь, продолжила демонстративно изучать ее: любопытство, озадаченность и насмешка смотрели на Веру из прищуренных голубых глаз, медленно скользивших по собеседнице, не обделяя вниманием ни сантиметра ее лица и тела. «Разве, что зубы не проверила, – подумала Вера, чувствуя, что начинает закипать. – Так, наверное, рабов рассматривали да лошадей».

– Желаете уточнить что-нибудь еще? – бесстрастно поинтересовалась она.

– Да нет… – натужно засмеялась женщина. – Я давно работаю и привыкла не задавать лишних вопросов. Но ты же понимаешь – нам женщинам свойственно любопытство… – Выдержав паузу, проговорила с напускной беспечностью: – Буду с тобой откровенна: я не знаю, ни кто ты, ни откуда взялась, ни зачем ты здесь. И знать не хочу. Не мое это дело, – поспешила прояснить она и продолжила игриво: – Но я не представляла тебя такой, милочка. В этот дом попадают девушки, соответствующие определенным стандартам…

– Не сомневаюсь, – холодно произнесла Вера. – Что-нибудь еще?

– Нет. На сегодня все, – женщина поднялась. – Чуть не забыла! – спохватилась она. – Донья Элена просила снабдить тебя всякими кремами, парфюмами и прочим. Я оставила все на кровати. Ладно, до скорого.

– Сандра! – негромко окликнула Вера направившуюся к двери женщину. Та вопросительно обернулась. – К малознакомым людям я предпочитаю, как вы успели заметить, обращаться на «вы». Будьте добры, примите к сведению. Надеюсь также, что в будущем мы обойдемся без фамильярностей – меня зовут Лина. Не стоит путать меня с «милочками» и «дорогушами».

– Не волнуйтесь, Лина! – ухмыляясь, демонстративно вежливо произнесла Сандра. – С ними вас спутает разве что слепой.

– До свидания, – невозмутимо отозвалась Вера, проигнорировав прощальный «укол».

***

Нельзя не признать, что в бестактности присутствует некая обескураживающая откровенность, нежданная и оттого довольно остро ощутимая в тех случаях, когда говорящему намеренно, невольно ли удалось отыскать ахиллесову пяту собеседника, – призналась себе Вера, прислушиваясь к удаляющемуся стуку каблуков. Слова Сандры удивительным образом продолжили и развили мысли, прерванные ее визитом. Пройдя в ванную комнату, приблизившись к зеркалу и скинув кофту, впервые за эти шесть месяцев Вера изучающе подняла глаза на отраженное в зеркале тело: «Какая прелесть, – поморщилась она, – по мне можно изучать анатомию скелета», – и, закутавшись в одежду, поспешила поскорее отойти от зеркала: ей мерещилось, что из глубины удивленно и потерянно смотрит на собственную тень девушка в алой блузке. Такой Вера хотела помнить себя и остаться в памяти других. Ее внешность неким демоническим образом разделила этапы ее жизни – привыкшая к свободе красота, взбунтовавшись в серых стенах, исчезла, на смену ей пришли гармонирующие со «зверинцем» бледность, болезненная худоба и некий зловещий намек на омертвелость. Последнее, вероятно, и будило в окружающих столь неконтролируемое изумление, отметила она. Как будто видишь перед собой еще не смерть, а ее предзнаменование и испытываешь неловкость, жалость и желание оказаться подальше, дабы не заразиться. В тюрьме на этих трансформациях внимание не заострялось, то была обыденность, ставшая нормой неизбежность, да и внешний вид подруг по несчастью был последним, о чем пеклись заключенные. Вере казалось, что никогда не забудет она тот момент, когда прочла произошедшие с ней метаморфозы в глазах Дана: он смотрел на нее, а она читала своего рода приговор. Позже в больнице зеркало стало лишь подтверждением прочтенному. Сколько взглядов людей по ту сторону бетонных стен ловила она с той встречи – Пабло, Паласиоса, Москито, Камило, Сандры… А теперь еще и слова – хлесткие, царапающие, точные. Веру охватило желание собраться в комочек, стать невидимой, скрыться от посторонних глаз, подобно раненому зверьку забраться в нору и зализывать раны в относительной безопасности крошечного своего пространства. Вернувшись в комнату и опустившись на пол у огромного панорамного окна, стиснув в руках крошечную подушку, она расплакалась слезами, рождающимися не в глазах, а где-то очень глубоко – в душе, рвущимися наружу с яростью, болью, отчаянием… Очертания холмов и деревьев плясали перед ее затуманенным взглядом, потемневшее небо казалось монументальным и грозным, и сама Вера виделась себе крошечной, беззащитной, бесконечно одинокой. Мысли о настоящем и будущем приносили лишь новые потоки слез. «Не думать, – повторяла себе она, – нужно перестать думать… – но это было невозможно. – Я хочу домой, хочу домой…» – всхлипывая, иррационально твердила про себя вновь и вновь, утыкаясь лицом в подушку. Дверь распахнулась. Когда шаги остановились совсем близко, Вера внезапно замерла, не осмеливаясь оторвать лицо от подушки.

– Что на этот раз? – произнес бесстрастный низкий голос.

«Исчезнуть бы прямо сейчас, – в смятении сказала себе она, – провалиться сквозь землю». Но Вера понимала – разумеется, никуда она не денется, а лишний раз превратит этого человека в свидетеля своей слабости. Уже превратила. Силясь восстановить срывающееся дыхание, сделала глубокий вдох и застыла в надежде, что он все же удалится, хотя знала: не уйдет, пока как минимум не услышит ответа, да и в целом – наивно ожидать деликатности от того, кто видит в окружающих всего лишь инструменты для удовлетворения и реализации собственных желаний. Мужчина тем временем отошел и, вернувшись, протянул ей стакан воды.

– Попей и пойди умойся. Момент не самый подходящий, но уж какой есть – хочу поговорить с тобой перед отъездом… – Вера судорожно вздохнула, и он пояснил: – Я уезжаю на несколько дней. Ты остаешься здесь. Давай, приведи себя в порядок и возвращайся побыстрее.

Закрыв дверь ванной комнаты, Вера с облегчением вздохнула – цепкий взгляд доставлял ей немалый дискомфорт. Умывшись, она смочила в холодной воде полотенце и какое-то время сидела на полу, приложив его к лицу. Затем еще раз опустила лицо под ледяные струи воды. Из зеркала смотрели на нее мертвенная бледность и воспаленные глаза с покрасневшими белками. «Если раньше я походила на приведение, то сейчас на приведение истеричное. Он, видимо, считает меня неуравновешенной… а что если, решив не терпеть подобное, поспешит от меня избавиться?» – испугалась Вера и перевела взгляд на дверь. Сколько времени прошло? Быть может, ему надоело ждать, и он соизволил уйти? Вернувшись в пустую комнату, она было обрадовалась, но приоткрытая дверь террасы и едва уловимый запах сигаретного дыма вернули ее в действительность. Мужчина задумчиво курил, и Вера нерешительно остановилась, не осмеливаясь войти.

– Проходи, – бросил он, не поворачивая головы.

Она несмело приблизилась, вдохнув сигаретный дым, кашлянула. Мужчина обернулся и, пристально глядя на нее, затушил сигарету.

– В пассивного курильщика тебе сейчас превращаться совсем ни к чему, – заключил он. – Пройдем в комнату.

Вера с облегчением подчинилась: от дыма ее едва не начало мутить. На спинке кресла лежал пиджак, и она опустилась на диван, отстраненно глядя перед собой. Эридеро сел рядом и негромко произнес:

– Мне сказали, ты сегодня весь день грустишь, почти не ешь, от лекарств отказалась… – Она промолчала. – Спишем это на ночной малоприятный инцидент. Завтра ты начнешь вести себя благоразумно, – уже знакомый тон, отметила Вера, не то просьба, не то приказ. – Я уезжаю по делам, ты останешься в доме одна… одна это с обслуживающим персоналом и охраной… – пояснил он.