Ольга Карпович - Закулисный роман (сборник) Страница 17

Отложив мобильный, я снова обернулся к компьютеру. С экрана на меня смотрело мое собственное лицо, только совсем юное, не обезображенное житейским опытом, следами переживаний и потерь. Безупречный ангельский лик. Да полно, мое ли? Ведь это Стас, мой прекрасный, солнечный, вечно юный брат, улыбался мне своей безмятежной улыбкой.

Реальность пошатнулась и отступила. Стас протянул ко мне руку и дотронулся до моих упавших на лоб волос.

– Почему ты так давно не приходил ко мне? – прошептал я. – Ты жесток! Ты ведь знаешь, что только с тобой я могу быть настоящим.

– А ты еще помнишь, каков ты – настоящий? – качнул головой он. – Еще не запутался во множестве намертво прилипших к тебе масок?

– Намертво? – ахнул я. – Оставь это! Я живой, я все еще живой, разве ты не видишь? Я тащу эту вечную, опостылевшую мне муку, старею, умираю каждый день, чтобы назавтра проснуться заново.

– Ты не живешь, – покачал он головой. – Ты играешь. Зачем ты явился сюда? Зачем дразнишь и мучаешь этих людей? По-детски забавляешься, ломая их судьбы?! Ведь они давно перестали быть тебе интересны, кроме, может быть, одной из них.

Я ощутил горечь во рту. Развратный гостиничный полумрак закружился у меня над головой.

– Зачем ты соблазнил эту женщину, Катю? Она ведь не нужна тебе, у тебя нет к ней никаких чувств. Зачем ты опять перевернул ее жизнь, может быть, по-своему счастливую?

– Счастливую? Да ты смеешься, что ли? – ахнул я. – Послушай, мне и делать ничего не пришлось: она сама бросилась на меня, желая хоть как-то вырваться из опостылевшей рутины. И ты считаешь, я должен был благородно отойти в сторону? Ну нет, мне было интересно, как скоро верная и преданная жена забудет свои обеты и кинется в пучину разврата.

– А эта девочка, Вероника? – продолжал он. – Зачем ты морочишь ей голову, зачем обещаешь несбыточное? Ты и ее тоже хочешь соблазнить?

– А вот Веронику не трогай! – разозлился я. – Я мог бы уже десяток раз затащить ее в постель, если бы захотел. Но здесь другой случай. Я не хочу делать ей больно. Она в самом деле нравится мне – такая юная, красивая, талантливая, как ее мать, а возможно, и больше. Что ее ждет в этой стране? Опошлится, обабится, как Катя. Или станет озлобленной сукой, как Ада. А мне бы хотелось, чтобы ее ждала другая жизнь – сцена, возможности, признание, мировая слава.

– Но ты ведь ничего не сделаешь, чтобы помочь ей? – настаивал он.

– Не сделаю, потому что каждый должен пройти свой путь, – бросил я. – Но по крайней мере покажу ей, что бывает иначе. Хотя… возможно, и сделаю, надо же когда-то поступаться своими принципами, в конце концов, это тоже увлекательное занятие.

– Я не верю тебе, ты только зря смутишь ее, поманив золотой сказкой, а потом исчезнешь! А ты не задумывался, что ждет ее после? Что, если от несоответствия мечты и реальности она погибнет, покончит с собой? Что, если всю жизнь потом будет несчастна, понимая, что не смогла добиться всего того, о чем ты ей рассказывал? Ты заманиваешь ее в преисподнюю, Вацлав.

– Прекрати! Зачем ты явился? Обвинять меня в грехах? Ты святоша! – с горечью выкрикнул я. – Мученик! Что ты знаешь о жизни?! Ты навсегда остался чистым и светлым ребенком. С брызгами в волосах и бирюзовой стрекозой на плече. Эта проклятая жизнь не била и не ломала тебя, не иссушала чувством вины, не заставляла творить зло и рыдать в ужасе от того, что натворил.

– Успокойся! – прошептал он мне. – Не кричи!

Но я уже не мог остановиться:

– Ты тонул, а я лежал на матрасе и не мог пошевелиться. Я ничего не сделал, чтобы спасти тебя, ничего!

– Ты не мог. Ты не умел плавать, – спокойно возразил он.

– Когда тебя доставали из воды, я думал, что мир перевернется, – продолжал я. – Что молния поразит меня, как это рисовали на фресках в костелах, куда таскала нас мать. Но ничего не произошло. Я выжил. И мать выжила. Не Бог покарал ее, пережившую своего ребенка, а водка. Врожденная слабость к жизни. И мне стало интересно, до каких же границ простирается его равнодушие. Ты прав, я играл. Но играл не с людьми, не с собой, а – с Ним. Я провоцировал его, искушал, если хочешь. А он только потакал мне. В тот проклятый ноябрьский вечер я, как сказали бы, погубил свою душу. Когда метель билась в окно и выла, как плакальщица. Ты знаешь, что я совершил тогда! Я был уверен, что уж теперь-то Бог или кто-то там еще, кто развлекается, дергая нас за ниточки, обрушит мне на голову страшную кару. Но он ничего не сделал, ничего, понимаешь? Я уснул, проснулся, а мир остался прежним. И я понял, что все позволено, что нет никаких законов, никакой морали. Да и Бога никакого нет. Все – случайность и хаос. И не смей больше приходить ко мне со своими блаженными проповедями. Не смей! Иначе я убью тебя, убью еще раз, теперь уже своими руками, как того!

Я схватил валявшийся рядом со мной мобильник и швырнул им в печальное, строгое лицо брата. Ноутбук обрушился на пол, загремев по гостиничному паркету. Настольная лампа вспыхнула и погасла, и наступила тьма.

5. Влад

Вчера я такой Вацу говорю:

– Че за хрень? Ты три недели как приехал, а мы до сих пор ни разу не тусанули. Пипец ваще! Давай уже замутим че-нить.

Забились на сегодня после репы, типа оторвемся не по-детски. Срослось все классно, одно к одному. И перед Кэт удалось не запалиться. Жена у меня заботливая, как надзиратель в колонии. Шаг влево, шаг вправо, считай, расстрел. Но в последние дни, слава богу, попустило ее немного. Ну там увлеклась своей ролью, занялась любимым делом наконец. А то все время дома торчит, делать не фига, вот она меня и достает – куда пошел, во сколько вернешься. А теперь ее и дома-то не застать, а если пересечемся, она проходит мимо с загруженной физиономией. Ну, как по мне, так и ладушки.

Стал я типа вечером собираться, она только чуть голову повернула в мою сторону:

– Ты надолго?

– Да не, Кэт, так, с чуваком одним надо встретиться, потрындеть децл.

Она кивнула и отвернулась. Чудо прям! Я мартенсы натянул, Софокла по ушам потрепал, говорю ему:

– Кошачья морда ты моя!

А Катька как рявкнет вдруг:

– Господи, ты уходишь уже или нет?! Как вы оба меня достали: и ты, и твой кот!

И – всхлипывает. ПМС у нее, что ли? Ладно, думаю, надо сваливать, пока ее совсем не накрыло. Махнул ей и дверь захлопнул.

Вац уже внизу меня ждал, в такси. Я к нему сел, говорю:

– Да пребудет с тобой сила, юный Скайуокер! Ну че, рванули? Я тебе такие заведения новые покажу! Ты ж в Москоу-сити восемнадцать лет не был…

Он засмеялся и отвечает:

– Веди, Моисей!

Такси рвануло с места. Я похлопал водилу по спину и сунул ему диск:

– Слышь, поставь нормальный музон. А то от твоего шансона весь настрой пропадет.

Тот скривился, но сидишник мой в магнитолу сунул, а че ему оставалось? Сразу ритм такой врубился, за окнами Москва мигает, как будто в такт. Елочки там всякие, вывески, магазины. Красивый он все-таки, мой родной городишко. Хотя осенью бывает и унылый на вид, идешь так иногда, смотришь – серое все. Ладно, проехали.

Катимся, в общем, типа прожигатели жизни. У меня прям эйфория поперла – к черту тухляк обыденности, даешь вечную молодость и драйв!

Вацлав спросил, перекрикивая тынц-тынц:

– А ты, я смотрю, не отстал от жизни? Завсегдатай ночных заведений?

– Не, ну как, – развел руками я. – Редко удается вырваться, конечно, но уж если все сложилось, то отрыв до утра. А так… Ну Кэт, конечно, переживает там, и…

– Что Кэт?.. – переспросил он.

– Да ниче, хрен с ней, – буркнул я.

Ну че, не буду ж я жаловаться отвязному чуваку, что меня жена из дома не выпускает.

Тачка летела вперед, лихо вписываясь в повороты. Вац вдруг достал из внутреннего кармана расписной потертый портсигар. Наверняка кучу бабла стоит, раритет там, все дела. Он открыл его и быстро соорудил две «дороги».

– Будешь? – кивнул он мне.

Блин, у меня аж живот свело, так захотелось. Но я все-таки помнил еще, чем это мне чревато, и, стараясь не глядеть на него, качнул башкой:

– Не, Вац, я пас. Я уже больше десяти лет как чистый. Чтоб смеяться хорошо, нам не нужен порошок.

– Не может быть! – удивился он. – Что, совсем не употребляешь?

– Ну так, если только дурь иногда беспонтовую… – объяснил я. – Не, брат, с тяжеляком я завязал. Ну его нах, еле выбрался тогда.

– И жену расстраивать опять же нехорошо, – брякнул он. – Как знаешь. А я человек одинокий, свободный, за меня переживать некому. К тому же это кокс колумбийский, а не хмурый, ты совсем путаешь, что ли? От него отходняка нет, только приход…

Он наклонился и по очереди втянул обе «дороги». Я так зубами заскрипел, что, по-моему, водила и то услышал. Ща, думаю, заморочился бы, чтоб прибило конкретно, думки бы все разом отшибло. Ладно.

Приехали в клуб, взяли столик в ВИП-зоне. Там все бушует: прогрессив-хаус гремит, девки на танцполе трясутся в лихорадке джунглей. Напротив, через зеркальный коридор, ресторанная зона. Мы заказали по коктейлю, потом еще. Телка какая-то в золотом мини к нам присела, Вац и ей взял выпить. Я потом вискарем еще догнался, чтоб не думать про то, что у Ваца в портсигаре лежит. Потом еще. Че там, блин, говорить, через пару часов улюлюкался я в дрова.