А. Гасанов - 240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1 Страница 17

…Анна Ильинична домывает посуду в раковине, неприязненно хмурясь. Муж выкрикивает ей почти в ухо, и она при каждом его слове мучительно морщит лицо. Стараясь перекричать шум воды, высокий и очень худой Александр Васильевич бегает по кухне, негодуя и подбирая слова. В домашнем халате и тапочках на босу ногу он похож на сумасшедшего. Но Анна Ильинична тоже не маленькая. Мощная фигура её аккуратно скользит по квартире, как атомный ледокол. Александр Васильевич зол, оскорблён, но габариты супруги его пугают, и всякий раз, когда она поворачивается, он поднимает к груди руки:

– Понь… Понятно тебе?!.. Я спрашиваю!..

Анна Ильинична выключает воду, туго затягивает кран, вытирает о передник полные красные руки, вздыхает негромко:

– Перестань, Саша… Устала я уже, ей-Богу… Перестань…

Бросив короткий многозначительный взгляд, она легко отодвигает Александра Васильевича с пути, и проходит по кухне, машинально и устало вытирая тряпочкой стол и спинку стула. Окинула кухню взглядом, убедилась, что ничего не забыла, сняла передник, и пошла в комнату. Всё это время Александр Васильевич наблюдает за ней, словно цепной пёс за соседской кошкой, но супруга, так и не увидев его презрения, уходит по коридору. Мало того, она не глядя щёлкает выключателем, и Александр Васильевич остаётся в тёмной кухне, замерев у стола в позе часового. Постояв минуту и налившись ядовитым гневом, Александр Васильевич, громко топая, приходит в комнату, начиная возмущаться ещё в коридоре:

– Нет уж, дорогая моя, ты выслушаешь меня до конца!.. Да!.. Выслушаешь!.. И изволь мне ответить раз и навсегда!.. Раз и навсегда ответь мне!.. По какому праву ты разговариваешь со мной таким тоном?!.. По…, – Александр Васильевич видит, что жена села в кресло, спиной к нему, и взяла в руки шитьё – дырявый носок Александра Васильевича, и мужчина обходит жену, чтобы она его видела, – По какому, я спрашиваю, праву, ты…!?..

Чуть согнув в колене правую ногу, левую свою руку мужчина упёр вбок, глядя свысока, потом выставил правую ногу вперёд, потому что так было не удобно стоять, но выставил её он слишком далеко, и потому вернул ближе, и тут же опять согнул в колене, но все-равно было не удобно, и он поменял ноги местами, не находя удобного положения:

– Я тебя спрашиваю!, – взвизгнул он, налегая на «бя», так, что Анна Ильинична невольно вздрогнула, уколовшись, зажмурилась горько, прижала палец к губам, с неприязнью посмотрев на мужа. Александр Васильевич стоял далеко, сбоку его был проход в коридор, и поэтому он бесстрашно продолжил, поднимая подбородок, чуть тише, и с пафосом:

– Я… Последний… раз!.. Тебя…

Анна Ильинична резко встала, и Александр Васильевич стремглав бросился из комнаты, шумно сбивая на ходу стул. Не обращая на это внимания, цокая языком над раненным пальцем, женщина тяжело прошла в противоположную сторону к подоконнику, где за телевизором была аптечка, взяла пузырёк, и отщипнула ватку. Обработав палец, она посмотрела на укол ближе, покачала головой, морща лицо. Болит. Устало вернулась, подняла стул, хотела опять сесть в кресло, но задумалась, замерла, словно пригорюнилась, глядя в тёмное окно через штору.

Осторожно выглядывая из самого конца коридора, Александр Васильевич занял привычную позу, оглядывая себя в зеркало во весь рост, поправил волосы у виска, говорит громко:

– Я последний раз тебя…

– В коридоре, в тумбочке, – негромко перебивает Анна Ильинична, не меняя позы, глядя на горящий в темноте фонарь и далеко нп холме проходящий поезд…

Александр Васильевич замер на полуслове, сообразил, и быстро прошёл к вешалке, вынул из верхнего ящичка кошелёк жены. Мгновенно натянув трико и куртку, он сунул босые ноги в ботинки, привычно оценил себя в зеркале:

– Аньчу-уль, – пропел он негромко, открывая дверь, – я быстренько!..

И вышел.

Анна Ильинична длинно вздыхает, и, подняв с пола носок, опять садится в кресло:

– Алкаш проклятый…

****

Вася

…Этапом прибыл Вася в середине зимы и сразу же попал в поле зрения как зэков, так и «военных».

Вася ДЕЛАЛ ЗАРЯДКУ. Нет, он не рисовался перед дежурным опером, выбегая раньше всех на поверку, не пытался делать растяжку или отжиматься, чтобы все видели, как он исправляется, выполняя требования распорядка дня. В то время, когда осужденные вальяжно выходили на первую поверку, уже покурив в душевой (а особо шустрые и чифирнув наскоряк), по-пояс голый Вася уже успевал пробежать пару кругов по двору жилбарака, поприседать, и с явным удовольствием растереть, негромко охая, сухое жилистое тело снегом. Не высокий, худощавый и широкий, ни грамма жира, смешливый, но настороженный, третья судимость, руки покрыты вздутыми до предела шлангами вен и колоссально бездарными в художественном плане татуировками. На зубах никотина жменя… В свои сорок семь Вася очень подвижен и инициативен. Безропотная готовность к любой работе и весьма качественное её выполнение, особенно мытьё полов, в его статусе «обиженного»*, сначала ошибочно расценивалась всеми как пресмыкание и подхалимство, но скоро и осужденные и сотрудники колонии с удивлением поняли – Вася НЕ МОЖЕТ не работать. Безделье для него хуже смерти. Его «ну, чё командир, где ещё помыть?» слышно по-десять раз на дню в отряде*. Вася один за троих с шуткой-прибауткой справляется с уборкой, всё время бегом, весело и быстро, аж ударить охота! Подозрительно сначала было и то, что Вася ничего не просил. Суёт ему контролёр пачку копеечных сигарет, а Вася, словно пёс, облизывается, бьёт хвостом, но отказывается, улыбаясь. Возьмёт две-три штуки и убегает, чтобы не заставили взять всю пачку: «Не-не-не… Ты чё, командир?»

…За звериную силу Васю побаивались, тем более, что срок тянул он «по восьмёркам». Ст.88 раньше была за убийство.

Его троюродный брат, хронический алкаш, в пьяном бреду за что-то избил свою дочь, четырёхлетнюю Валечку, Васину племянницу, которую Вася, не имеющий по причине длительных отсидок ни семьи, ни детей, очень любил. Девочка была избита папашей так, что полдня не приходила в сознание, и он прятал её в погребе, чтобы полуживого ребёнка не увидел Вася. Через неделю мёртвую Валечку нашли, и Вася, пока вызывали «скорую» и милицию, повёл заливающегося слезами брата за сарай. Легко повалив пьяного на землю, Вася куском трубы сломал ему ноги, руки, рёбра, позвоночник и проломил череп, после чего сдался участковому.

В «обиженные» Вася попал по пьяной дурости. После «первой ходки» он не просыхал месяц и его, пьяного, привезли в СИЗО, и по ошибке закрыли в «гарем»*, в камеру для этих самых… Утром Вася проснулся, а уже всё. Обратного пути нет.

… – На воле вообще работал?, – чтобы начать длинный интересный разговор с Васей – достаточно задать один вопрос. Контролёру скучно. Все уже спят. Только Вася тихо шарохается по своей каморке. Тут их «обиженных» четверо. Все, кроме него, дрыхнут.

– Конечно, работал. Как же без работы?

Выходят на крыльцо. Вася выпускает в морозную темень длинное облако дыма:

– После профтехучилища слесарил. Потом отца похоронили. Хотел жениться – сел. Восемь и четыре оттянул на восемьдесят шестой в Узене. Потом откинулся * – в морге работал, холодильщиком.

– В морге?

– Ну да. Да там такой морг… Дикость собачья. Прикинь, из четырёх холодильников работает только один!.. Ну, камеры холодильные. Комнаты такие…

– И чё?

– Ну. Только одна работает, да и та еле-еле… Я запарился ругаться. Трупы везут со всего района. Я и сторож, я и холодильщик, я и трупы принимаю. А на улице лето. Жара… Морг хоть и подвальный, а тепло. Темнотища. Ток отключают вечно. Холодильник-то и накрылся… Окошки под самым потолком маленькие, голова не пролезет. Дождик пройдёт, по стеклу черви ползут. А тут ещё коты эти…

Контролёр поворачивается удивлённо:

– Какие коты?

– Коты… Дикие. Половина окошек в морге без стёкол – собака не пролезет, а коту в самый раз. Ага… Бывало, захожу в мертвецкую – темно, страшно, керосинкой свечу, ни хрена не видать… Тут вонь, а тут коты, заразы!.. В темноте глазами зыркают, урчат… Как подходишь – шипит и зубы скалит. Царапается, не подпускает. Глаза выкатит, скотина, шерсть дыбом: «Мя-а-а-а-ууу!» Вся морда в крови…

– Чего?

– Ну да!.. Швы раздерёт, аж наполовину залезет в покойника и жрёт, падла…

Контролёр неприязненно отодвигается:

– Ну тебя на фиг, Вася. Иди спать!

Вася вздыхает, торопливо докуривая, уходит:

– Такие дела…

Где ты сейчас, Василий Демченко из Актюбинска?

обиженный* – один из самых нижних статусов. Практически неприкасаемая каста, используемая на самых грязных работах.

отряд* – жилое спальное помещение.

гарем* – отряд (камера) для низшей касты осужденных (чушков, гомосексуалистов, растлителей и т.п.), обратной дороги оттуда нет.