Алексей Смирнов - Опята. Роман Страница 17

В конце концов, все точки будут его, Куккабурраса. Он будет осведомлен в расположении и планировке лабораторий; все документы останутся у него на руках. Он будет числиться генеральным директором через подставное лицо – да хоть бы и через собственную копию. Правда, ему придется заплатить за Давно… с чего он взял? Ничего не придется платить!

Куккабуррас изобразил новый знак.

– Дай мне Давно, – приказал он гориллоиду.

Обезьяньими, не приспособленными для сотовой связи пальцами, гориллоид защелкал по кнопкам. Дождавшись ответа Давно, протянул Куккабуррасу трубку.

– Приветствую тебя, брат, – произнес Куккабуррас малоприятным скрежещущим голосом. Он выбрал относительно нейтральный тон, дабы Давно не заподозрил ни опасность, ни еще более опасную в устах Эл-Эм’а любезность.

– Капитан Флинт! – послышалось обрадованное Давно. Куккабурраса прямо-таки перекосило сверх мыслимого: он ненавидел, когда этим пакостным погонялом намекали на его одноглазие. Он сразу забывал и о славных мужах, Нельсоне и Кутузове, которыми его утешали льстивые прихлебатели и проститутки. Мрачные мысли сопряглись с окулистом, симпатии к которому тоже мигом поубавилось: авторитет, страдая циклотимией, вообще тяготел к довольно частым переменам настроения. «Капитану Флинту» он предпочел бы простого «Пирата». Хотя и эту братию не жаловал – там попугаи, а от таких недалеко и до петухов… Давно между тем продолжал: – Ты как, при делах? Давай повидаемся, заруливай ко мне, я только что мангал поставил, в бассейне у меня резвятся золотые рыбки, охочие для фигур твоих пропорций… и форм… Я словно чувствовал, когда заказывал….

«Точно знает!» – мелькнуло в голове Куккабурраса.

– Девочки не брезгают бандажами и протезами?

– Девочки не побрезгают даже многоразовыми бандажами и протезами, уже давно, – заверил его Давно. – Эти вещи милее им апельсинов и абрикосов. Это бананы-кокосы для них, как поется, апельсиновый рай. Просто блестящие девочки! Давай, не отказывайся, будешь первым!

– Первым? – насторожился Эл-Эм. – У вас там сходняк?

– Первым рыбок отведаешь! – расхохотался Давно. – Рыбки! Трески! Хек – и готово!

Куккабуррас думал недолго.

– Буду, брат, жди, за мною стол. Спасибо за приглашение.

– Мы едем к Давно, – распорядился он, и лимузин свернул на полуслове.

Направляясь к заклятому врагу и сопернику, Куккабуррас прикидывал, о каких мелких и незначительных конфликтах ему следует повести разговор с хозяином. Ведь не просто же в гости он едет, рыбок шлифовать! А может быть, Давно давным-давно собрался сделать ему серьезную предъяву? «Но тогда он позвонил бы мне сам», – вполне справедливо рассудил Куккабуррас.

«Ты будешь первым клиентом агентства, Давно», – нежданная радость заполнила сердце Эл-Эм’а, все сердечные камеры – даже в сердце построены камеры, случалось пофилософствовать авторитету. В этой аналогии он солидаризовался с Гастрычем. Камеры с перегородками. Дефект которых не спасает, но убивает и перекачивает бабло тюремным лепилам, в бездонные карманы их неопрятных халатов.

Давно отдыхал у себя на загородной вилле. Курилась банька, она же сауна; голубел – порою, иносказательно – бассейн; в надзаборной колючей проволоке, уложенной аккуратными кольцами, гудел электрический ток сверхъестественного напряжения.

Сам Давно раскинулся за столиком на берегу. Он не ходил в обычные поликлиники, но если бы пришел и попал к Краснобрызжей, им наверняка не хватило бы места в маленьком кабинетике. Давно являл собой гору мяса, вернее – фарша, некогда бывшего мясом с настоящими жилами, но золотые рыбки с напитками и закусками делали свое коварное дело. Теперь Давно страдал небольшой одышкой, подагрой, легким венерическим заболеванием и непомерно раздутым самомнением. Он не сумел сдержать улыбки при виде Куккабурраса, выползавшего из лимузина, ослепительно-белый цвет которого безуспешно компенсировал уродство тела и черноту души.

Давно приветственно помахал рукой.

– Поспешай, дарагой, – крикнул он, нарочито имитируя кавказский акцент, чтобы лишний раз напомнить гостю: с кавказцами у пришельца тоже имеются серьезные нелады. Да и в роду его давно был кавказец.

Куккабуррас, гордо увязая в песке, орудовал тростью. На этот раз телохранители покинули машину и вышли. Они взялись прогуливаться по травке, под сенью крон, присматривая белок, ежей и другую живность, способную доставить под кресло нежданного гостя взрывоопасный материал. В бассейне могли находиться специально обученные дельфины…

…Дома, в квартире Амбигуусов, задумчивый Гастрыч признался наркологу:

– Посмотрел я на твоего Куккабурраса…

Он нарочно ничего не сказал об Извлекунове, который пусть и брат брудершафта, и окулист, и свой человек, а все же – ничтожество.

– Моего, – напомнил окулист.

– Это он про тебя так может выразиться, а ты даже не пробуй, – посоветовал Гастрыч. – И вот что я тебе открою… мутный он человечек. Зато вот я знавал одного Давно…

Артур Амбигуус и сын терпеливо ждали.

– Знавал давно – кого? – не выдержал паузы старший.

– Нам можно выходить? – крикнули из своей спальни Крышин и Ключевой.

– Да вылезайте уже, – гадливо позволил им Гастрыч, думая, что от этой парочки давно пора избавиться. Толку решительно никакого, а удобрения кончаются. – Давно, – он вновь обратился к Амбигуусам, – это такая кликуха. Под нею шикует прешикарнейший человек. Так вышло, что мы познакомились… сошлись немного.

Гастрыч не уточнил, где именно.

Окулист, не имевший криминальных связей помимо Куккабурраса, смекнул, что и здесь он останется в дураках.

«Настучу на всех и на каждого, – подумал он злобно; под влиянием момента – необдуманно. – Плевать на прошлое, отмоюсь. Чуть что пойдет не по-моему – настучу».

23. Давно минувшее

– Были и мы рысаками, милый Флинт, – Давно насильно втиснул Куккабурраса в плетеное кресло, для того неудобное. Он откровенно издевался, так как его если не по-, то со-дельник никогда не числился среди рысаков и в некоторых крайних случаях принимал виагру. – Скакунами! Особенно ты выделялся… Смотри, смотри, синхронное плавание! Иди – окунись, освежись, порезвись! Я вижу, ты прямо взмок… смотри, сопреешь… опрелости, детский крем, грибок…

Узловатые пальцы Куккабурраса пробежались по трости, гадая, что выбрать: бритву, шило, однозарядное огнестрельное оружие, удавку, которые все там притихли и спрятались, а то и просто вывинтить саблю за набалдашник. Но взял себя в руки при слове «грибок».

– Ешь, пей, брат Флинт, – Давно широким жестом окинул стол, и вправду богатый внаглую.

– Спасибо тебе, любезнейший, и уже Давно, – отреагировал Куккабуррас и выбрал грушу.

– Что ты взял? Что ты такое взял? Ты коньяк пей, водку пей! Погода хорошая!

– Я взял грушу. Это полезный, питательный, дозволенный плод. Иногда застревает в глотке, но лишь на Господних путях, неисповедимых, Давно…

Действительно: солнце палило в полную силу. И жарило, не разбирая ступеней криминальных иерархий. Но самому Давно недавно это сезонное неудобство стало в сладость – после того, как в косметическом салоне ему откачали полцентнера жира. А то он вообще не умел появиться ни на людях, ни на солнце, ни в тени.

Глядя в красное, хамское рыло Давно, Куккабуррас вежливо отказался от горячительных напитков.

– Я лучше освежусь, – он улыбнулся и взял себе бутылку нарзана.

– Вах, какой недобрый гость! – Давно покачал головой. – Сначала – еда, потом уже – серьезный базар. Так у нас принято, брателло Флинт.

– Да что в нем серьезного, – пренебрежительно молвил тот, выказывая неуважение: мол, не специально пожаловал, а так, проезжал мимо и завернул на огонек. – Пустяки. Такие мелкие, что даже неудобно заводить разговор.

Тут ему пришла в голову блестящая мысль:

– Послушай, Давно, – сказал Куккабуррас и решительно вонзил трость в песок. Мирная и хищная жизнь глубинных, никчемных обитателей песков оборвалась моментально, здесь и сейчас.

– Я слушаю, – разнеженным эхом ответил хозяин. – Я слушаю покуда плеск волн. И веселые крики рыбочек-цыпочек. Пока что я не слышу ничего другого, достойного внимания, не говоря уж об интересе.

– Ты владеешь двумя платными сортирами на окраине, – приступил к делу Эл-Эм. – Уступи мне их по-братски.

– Ты, наконец, занялся надежным сортирным бизнесом, – похвалил его свинообразный Давно и залпом выпил добрую половину фужера; в фужер был налит крепкий и сладкий ликер. По-буржуйски закусил ананасом и рябчиковым крылом. – Зачем тебе сортиры, Эл-Эм? К тому же ты помнишь…

– Да-да, – поспешно согласился Куккабуррас. – У нас возникли досадные разногласия из-за пары дерьмовых бензоколонок. Какой-то Лук? Какой-то Ойл? Жареный лук. Я готов на обмен, любезный брат. К чему ругаться братским душам?