Елена Лебедева - В какой стране жить хорошо, или Cафари на «Большую пятерку» Страница 18

Поняв, что на мотоцикле она ехать не собирается, он несколько нахмурился и сказал, что люди, у которых машины, – глупые люди, потому что они не берегут окружающую природу, отравляя ее парами бензина. Это предполагало, видимо, что его мотоцикл движется Святым Духом.

Думая, что платить за такси ему будет дорого, она предложила ему поехать на метро. Эта идея ему не понравилась. В принципе она могла его понять. Ее подруга, например, никогда не пользовалась метро. Она говорила: «Я там задыхаюсь». Поэтому муж, чтобы спасти ее от смерти, купил ей маленькую машинку «Мини-купер». Может быть, Филиппе тоже просто не любит ездить в метро, сделала вывод она.

Он поинтересовался, куда она хочет поехать. Эти слова она знала, как ей казалось, всегда: Лувр, Елисейские поля, Латинский квартал, Монмартр, Нотр-Дам де Пари. Но Лувр и Елисейские поля она посетит самостоятельно. В Латинском квартале, судя по названию, мексиканцы одни, поэтому его она видеть не хотела – было достаточно впечатлений от ее афрофранцузского квартала. «Нотр-Дам де Пари», – выбрала она. Он на минуту задумался, а потом предложил:

– А давай прогуляемся здесь. Здесь тоже много интересного.

«Почему бы и нет? – решила она. – Нельзя жить штампами. Где, как не в Париже, можно себе позволить быть открытой для всего нового и неизведанного».

Они шли уже минут двадцать вдоль по улице, временами переходя через перекрестки. Он рассказывал про свое детство. У него был младший брат и младшая сестра. Его мама гуляла с ними в Люксембугском саду…

Улицы были похожи одна на другую. Такие же улицы могли быть в ее родном Тарасове, Рязани, или, скажем, Астрахани. На Париж это было совсем не похоже. Но ей было неудобно спросить, когда, собственно говоря, начнется Париж. Устав, она предложила зайти в кафе и выпить чашку кофе. Филиппе согласился, но сказал, что у него только кредитная карточка, а в кафе можно заплатить сумму меньше десяти евро только наличными. Чашка кофе стоила пять евро, пирожное – семь-восемь евро. Так что на двоих выходило больше двадцати евро. Она была уже во многих странах и никогда не слышала об ограничениях по сумме оплаты по карточке. Но Филиппе сказал, что это не проблема – он сейчас снимет наличные в банкомате, и они пойдут в кафе.

Деньги у нее, конечно, были, но ей бы даже в голову не пришло предложить ему заплатить за него и за себя, да и даже за одну себя. Человек вызвался показать город, его этим можно обидеть. Из-за каких-то двадцати евро можно расстроить человека! «Потерплю, ничего страшного», – уговаривала она сама себя.

Они плутали уже час, но банкоматов не было. Вдруг она увидела в переулке вывеску банка и показала ему.

– Но сегодня воскресенье, банки не работают, – ответил Филиппе. – Там нет банкомата, – продолжил он с явным нежеланием дойти и посмотреть.

– О, как же так! – воскликнул он. – Банкомат не вернул карточку и не выдал деньги!

Если бы она не видела собственными глазами, что он ее туда не вставлял, она бы ему поверила, настолько искренне он убивался по утраченной карте.

– Завтра с утра ты сможешь получить ее назад, – успокоила она его.

На что он ответил, что завтра он только напишет им письмо. В среду-четверг получит ответ, так что возврат карты затянется неизвестно на сколько. Понятно, на чашку кофе можно не рассчитывать даже на следующей неделе, усмехнулась она. Спрашивать его об остальных картах она не стала, (ведь обычно каждый человек имеет минимум две-три карты), потому что не сомневалась, что его ответ будет таким же «веселым и находчивым».

Слушая вполуха рассказы о его детстве и юности, она вдруг узнала дом, к которому они подошли, – это был ее дом. Значит, все два часа они ходили в этом двадцатом округе и теперь просто вернулись назад. Увидев растерянность на ее лице, Филиппе, решив ее приободрить, спросил, пробовала ли она когда-нибудь в жизни настоящий французский круассан. Он завел ее ближайшую булочную, и, сказав что-то по-французски продавщице, заплатил один евро за два круассана. Торжественно, словно государственную награду, он вручил ей один. Его, видимо, стоило бы засушить и привезти с собой в Россию как память о Париже, если бы не так сильно хотелось есть. Откусив кусочек и стараясь его прожевать, она ничуть не удивилась, что он был клеклым и холодным.

Она вспомнила французское кафе на станции метро Маяковская, где они обычно встречались с подругой, аромат кофе и свежей выпечки, их разговоры о том, как бы было классно увидеть Париж… Они были готовы умереть от одной мысли об этом.

У каждого человека свой Париж. Кто-то считает, что Париж – это прежде всего Эйфелева башня, потом – Лувр, потом – Елисейские Поля, потом Нотр-Дам де Пари, потом Монмартр, потом все остальное. Другие называют последовательность «с точностью до наоборот». Одним нужны экскурсии с утра до вечера, и чем больше информации, тем лучше, другим достаточно просто ходить по магазинам, а экскурсию взять одну, «для порядка».

У нее был свой метод путешествий. Она считала, что в каждой стране и каждом городе есть своя атмосфера, свой дух. Чтобы почувствовать его, недостаточно посещать только достопримечательности. Нужно увидеть все: и памятники, и кафе, и рестораны, и магазины. Тогда впечатление от поездки будет максимальным. Групповые туры она не любила. Ее метод был прост: она покупала путеводитель, намечала для себя основные достопримечательности, которые необходимо увидеть каждому человеку «прежде, чем умереть», выбирала уютное кафе с видом на это место. И, в зависимости от времени и настроения, за чашкой кофе, чая или с фужером вина читала описание. Потом ей оставалось только зайти внутрь или обойти вокруг. Свежевыпеченное вкусное впечатление уже можно было положить на полку прекрасных воспоминаний и подпитываться им всю жизнь. Конечно, усвоенная информация будет, что называется «лайт», потому что все даты, имена королей и причины войн абсолютно не запомнятся. Но ощущение красоты и важности момента останется – а это было для нее важнее точных знаний. Тем более она сомневалась в том, что такие люди, которые прослушают гида и запомнят информацию на всю жизнь, вообще существуют.

Начать она решила, может быть, и с неглавной достопримечательности, но для нее именно это место почему-то много значило. Это была Бастилия. Она уже не помнит, когда это началось, но День взятия Бастилии был для нее праздником. Может быть, потому, что он празднуется четырнадцатого июля, и погода в ее городе всегда хорошая. Так же гарантированно хорошая, как первого февраля она гарантированно ужасная. Именно поэтому четырнадцатого июля праздновался День ее фирмы.

День Французской революции никогда не был для нее связан с политикой, он был символом победы старого над новым, движения к свободе и счастью. Французский народ вышел на улицы, штурмом взял тюрьму Бастилию, освободил узников под веселую «Марсельезу». А Делакруа увековечил все это в своей известной картине «Свобода на баррикадах». И погода была отличная, и жизнь во Франции поэтому такая замечательная сейчас.

А вот, например, седьмое ноября – День Великой Октябрьской революции – привел абсолютно не туда, потому что в ноябре всегда промозглая погода.

Именно сейчас ей предстояло насладиться историческим местом. Она выбрала очаровательную кондитерскую на площади Бастилии и, заказав капучино и круассан, начала читать. Круассан таял во рту, потом та же судьба постигла еще несколько потрясающих вкусностей. Так и должно было быть: вчерашний круассан, видимо, был просто сэконд-хэнд.

Многие вещи она знала в общих чертах и не любила вдаваться в подробности. Ее ничуть не расстроило, что Бастилию разобрали сразу же после штурма, и все, что она может увидеть, это, собственно говоря, пустое место, а именно эта площадь. Но остальная информация ее шокировала.

Оказывается, крепость Бастилия, построенная в 1382 году, изначально выполняла оборонительные функции на подступах к столице. Потом ее назначение изменилось, и она стала тюрьмой для политических заключенных. Когда в городе появились слухи, что король решил распустить Учредительное собрание, жители Парижа направились к Бастилии. Никто не планировал символического события, которое будет отмечаться как национальный праздник. Толпа восставших просто хотела завладеть оружием и запасами пороха, хранившимися в тюрьме.

В День взятия Бастилии 14 июля 1789 года в крепости находились всего 7 узников: четверо фальшивомонетчиков, двое психически больных и один убийца. Гарнизон Бастилии состоял из 82 ветеранов-инвалидов и 32 швейцарцев, в распоряжении которых было тринадцать пушек. Штурма Бастилии тоже не было. Почти единогласно военным советом было постановлено сдаться.