Алексей Ручий - Наркопьянь Страница 19

– …менты, блядь, заебали… дверь мне позавчера выломили – охуели совсем… а тут еще Раввин денег должен… и с ЖЭКа приходили, сказали, что выселят… а я им: пошли на хуй…

Кабачки таяли с каждой секундой, и вскоре их не осталось совсем. Кикимора довольно рыгнула и посмотрела на нас:

– Вы чего такие невеселые?

– Вообще-то мы спать собирались, – сказал ей я, рассчитывая, что после этих слов она соберется домой.

– А-а-а, спать… а я вообще в последнее время не сплю… а все из-за порошка… мы тут с Раввином…

– Да пошел на хуй твой Раввин, – не выдержал Философ, – шла бы домой – мы спать хотим.

Кикимора замолкла, обвела нас своим сумасшедшим взглядом, а потом вдруг безумно захохотала.

– Ой, блядь, и впрямь пошел на хуй Раввин, ха-ха-ха-ха… Раввин… ах-ха-ха-ха…

Это длилось минуты три. Потом она вновь смолкла, вскочила с табуретки и, не поблагодарив и не попрощавшись, побрела на выход.

Я поспешил закрыть дверь за нею на замок. Тут же раздался звонок. Нет уж, хватит с нас – я решил ни в коем случае не открывать и направился в кухню. Звонок не повторился.

– Вот ведь принесла нелегкая, – сказал я Философу, входя в кухню, – наглость – второе счастье.

– А я говорил, что надо было сразу есть, а не ждать, пока все пожарятся, – угрюмо произнес Философ.

– Да уж, извини, ты был прав.

– Да хуй с ними, с кабачками-то, – Философ зевнул, – давай пиво допьем и спать.

– Давай.

Мы допивали пиво, глядя, как фонари за окном разливают свой свет по кронам деревьев. Как редкие машины проскакивают по проспекту, похожие на призраки. Как у ларька местные алкаши глушат портвейн.

Часа через пол мы все-таки улеглись спать.

Я долго смотрел в потолок, пытаясь сконцентрироваться на одной точке. Не получалось. Я снова напился.

– Ты завтра на работу-то пойдешь? – спросил меня Философ из своего угла, где стояла вторая кровать.

– Не знаю, – спокойно ответил я, продолжая концентрироваться на точке, – завтра увидим. Работа – не волк, в лес не убежит.

***

Только соберешься по-человечески задепрессовать, подумать, какое вокруг дерьмо, инструкцию по вселенской тоске написать, как отовсюду начинают сыпаться разные приятности. Только тут начинаешь понимать: как же несовершенен мир.

Веселенькое путешествие

«Начиная с определенной точки, возврат уже невозможен. Этой точки надо достичь»

Не важно, какими формулировками вы наградите мое существо, возможно, там прозвучат словечки вроде «ангел» или «чудовище», важно другое – сам я стараюсь избегать каких бы то ни было формулировок, предпочитая постигать суть вещей в процессе взаимодействия с ними, а не посредством навешивания ярлыков. Единственная формулировка, которой я пользуюсь сам, – дерьмо.

Да, может, я поступил не очень хорошо с точки зрения морали. Но я поступил так, как того требовали обстоятельства. У чувака были деньги, и он собирался их пропить. Не сейчас, так потом. Это я сразу уяснил. Поэтому, заботясь о его растущем и неокрепшем пока организме, лишил его такой возможности. То есть лишил денег. Чтобы пропить самому, естественно.

Чувак получил перевод от богатых родителей или еще какой там родни – не важно. Короче, бабло у него водилось. И он светил им, где только можно. Изначально неправильная позиция. Богатый должен быть скромным, так я считаю.

В общем, он напоил всех нас и сам надрался как свинья. Ну, и вырубился в парке, прямо под кустом. Так называемые «кореша», видя, что выпивка закончилась, да и закончился сам чувак, тут же разбрелись кто куда. Искать ветреного алкогольного счастья. Но не я. Мой нюх подсказывал мне, что игра не доиграна до конца как раз здесь.

Я как следует обшмонал чувака, поступившись целым рядом моральных принципов (духовная борьба на фоне сильного воздействия алкоголя продолжалась недолго). И разжился парой тысячных бумажек. Чувак остался мирно посапывать под кустом.

Какая разница – сделал бы это я или случайный прохожий? Кто-то все равно это сделал бы. Лучше уж я.

Если, согласно расхожему утверждению, внутри человека всю его жизнь борются некие антагонистические силы, такие как, например, добро и зло, свет и тьма, то во мне эта борьба давно уже была закончена, так как обе силы потерпели фиаско: они боролись за душу, которой там не оказалось.

Деньги я использовал по назначению: купил ящик пива и пару картонных упаковок вина. Нализался как скотина.

Возможно, неосознанно я поступил как последний из греческих киников: отринул мир, не в силах исправить его врожденную уродливость.

Но утро не преминуло напомнить мне о вчерашнем увеселении: голова болела жутко, изо рта несло помойкой. Галлюцинаций только не хватало для полнейшего завершения картины человеческого падения.

Я выполз на кухню, дабы среди кучи пустых бутылок и немытой посуды до конца вкусить все прелести моего нынешнего положения. На мое счастье (как оказалось – нет) на столе валялась полупустая пачка сигарет. Я закурил. Но от никотина только усилилось чувство собственной неуместности в этой извращенной реальности. Я еле добежал до сортира, чтобы высказать белому другу все, что я о ней думаю. О реальности, я имею в виду.

Как следует опорожнив желудок, я вернулся на кухню. Взгляд упал на коробочку, лежавшую на холодильнике, которую мне по старой дружбе оставил Доктор.

Доктор – вы, конечно, спросите, кто это? Доктор был божественен. И славился тем, что имел законченное медицинское образование и судимость за активное распространение наркотиков. Благо их в его распоряжении в силу профессии хватало.

Я открыл коробочку. Внутри покоилась парочка платформ с феназипамом, несколько колес, содержащих кодеин, и некая ампулка с прозрачной жидкостью. Ее я сразу отложил в сторону, так как не имел никакого представления о том страшном (су) веществе, что таилось внутри. Немного подумав, отложил и колеса с кодеином. Остался феназипам.

По идее транквилизатор должен был помочь отойти от жуткой абстиненции – как человек крайне любознательный в области воздействия на организм разного рода веществ, я знал это. Недолго думая, съел одну белую кругляшку, запив водой из-под крана.

После этого пошел в комнату и лег. Тут же в глазах начало темнеть, а к горлу подкатила дурнота. Кое-как сдержался – проводить все утро в сортире не входило в мои планы. Закрыл глаза. В моем токсичном мозгу тут же нарисовались образы трупов, гор гниющего мяса и прочих жутких видений, которые неизвестны трезвому человеку. Я поспешно разомкнул веки. Свет больно резанул по глазам. Черт, почему же так плохо?

Снова поковылял на кухню. На сей раз съел сразу две таблетки, запив, как и в прошлый раз, водой из-под крана. Прикурил сигарету. Где-то под окном заурчала мусорная машина, забирающая контейнер с помоями. Ее только не хватало!

Докурив, я решил больше не возиться с малыми дозами и добил платформу до конца. И снова пошел в комнату прилечь.

Где-то на пороге комнаты я ощутил первое действие транквилизатора: голова стала весить как здоровый кусок свинца, но внутри нее, наоборот, появилась какая-то легкость, тяжелые мысли, до этого не дававшие мне покоя, сначала спутались, сплелись в кокон, а потом и вовсе разлетелись по разным углам черепной коробки. Я поспешил прилечь.

Медленно сознание покидало меня. При этом я оставался бодрствующим. В голове что-то роилось, но где-то совсем далеко, в тумане, окутывающем меня. Я покидал реальность – и, возможно, впервые за долгие дни делал что-то действительно правильное. Меня здесь не понимали. Действительность меня презирала и дарила одну только похмельную боль. Я шептал ей: до свидания.

Вместе с тем покидала меня и моя личность. Я превращался в мумию, ждущую прихода аламутских ассасинов, чтобы навсегда покончить с этой бренной и больной оболочкой.

Какое-то липкое ощущение, словно ты оплетен паучьей сетью, размокшей от едких ферментов. Иллюзорная реальность, где нет боли, но нет и иных ощущений. Пропахшая потом и страхом реальность. Такие вот млечные ассоциации.

Я отключился. Свет вспыхнул в глазах далеким бликом и померк. Комнату окутала тень. Тень смерти – не иначе.

На меня катилось хаотическое Нечто. Мозаичные существа окружали меня в ампутированной реальности. Вектор моих ощущений неизменно стремился к нулю. Вспышки снов продуцировались в пятимерном потолке. Эмпирический дисбаланс – так бы я это назвал.

ЕСЛИ РАЗУМ ОСТАВИЛ ВАС, УПОВАЙТЕ НА ТО, ЧТО ОН ПОПАЛ В ХОРОШИЕ РУКИ!

Я балансировал на тонкой нити действительности подобно космическому эквилибристу. На меня накатывали томные волны, свидетельствующие об отключении той или иной зоны чувствительности. Глубоководные рыбы страхов поднимались на поверхность бессознательного. Там они пожирали оранжевых осьминожек радости или же, наоборот, осьминожки загоняли их назад в темные глубины.