Дмитрий Иванов - А вместо сердца пламенный мотор (сборник) Страница 2

О причастности Чернобая к «подмётным письмам», дискредитирующим его партийную совесть, руководитель авиапредприятия совершенно не догадывался. Дело в том, что стояла отпускная пора. Командир – первый день как вернулся с курорта. Приказ на перегонку ещё до приезда был подписан. Так что начальственное удивление, когда в течение суток его завалили срочными телеграммами из разных городов о состоянии дел у его многочисленных «родственников» и внебрачных детей, можно считать вполне естественным и процентов на 50 искренним. Оставшуюся половину вероятности я бы адресовал к совести озадаченного корреспондента, сомневающегося, а вдруг, у него и в самом деле имеется родная дочь – результат неземной страсти – где-нибудь в Таганроге или Ульяновске.

Только на следующий день командир авиапредприятия ознакомился со всеми документами, которые были подписаны за время его отсутствия. Сразу стало ясно, откуда растут ноги у не на шутку повысившего активность почтового ведомства.

Я был достаточно юн в помянутые здесь легендарные годы освоения «Северов», но уже понимал «в чём фикус-покус и отчего редька горька».

Как и всякий человек, чувствующий себя вольно в закрытом водоёме того героического предзастойного времени, я воспитывался в садке вполне победившего к тому времени социализма. Победивший социализм можно охарактеризовать страстью к новинкам ширпотреба, внезапно ставшим доступными довольно широким слоям. Всяк мог выбрать себе агрегат на собственный вкус, опираясь на толщину кошелька. От неподъёмного фена с оглушительным звуком запускаемого поршневого четырнадцатицилиндрового двигателя вертолёта МИ-4 (две «звезды» по семь цилиндров) до стиральной машины «Урал» с рифлёным резиновым грязно-зелёного цвета, словно у нечистого, хвостом, круглым в сечении; и бочкоподобным торсом, из которого можно было легким движением руки (да, лёгким же, я сказал, чёрт возьми!) извлечь приспособление для отжима белья, норовившего то и дело коварно выкрутить детские пальцы непослушных мальчиков и девочек.

Из всего ширпотребовского многообразия папа выбрал магнитолу, чему я был несказанно рад.

Магнитола стояла в спальне у родителей, включившись в борьбу за звание самого объёмного предмета мебели в этой акватории. Помню, в диапазоне СВ и ДВ (средние и длинные волны) очень хорошо ловился «Маяк», голос которого сопровождал всё моё детство. «А сейчас послушайте новую композицию британского вокально-инструментального ансамбля «Жуки». Песня называется «Девушка»… Хр-хр-хр… Венгерская певица Кати Ковач с песней «Как холодно»… Адресованная другу ходит песенка по… Сегодня наши молоты намолотили… Оборонная доктрина бороны… встретились с официальным… Леонид Ильич подчеркнул… в городе Тольятти… до самого Тихого океана… молодёжь живо откликнулась…»

Сверху у магнитолы имелась крышка, как у сказочного ларца, только с фиксатором, чтобы давила пальцы любопытным мальчикам не всякий раз, когда они вздумают заглянуть вовнутрь агрегата. И давила не так страшно, как в случае со стиральной машиной типа «металлический бочонок с мотором», но с той же профилактической целью.

А под крышкой чуда советской электротехники – устройство для установки магнитной ленты. Жаль только, «тип 10» с матовой поверхностью благородного цвета «кофе с капелькой молока» тогда ещё не придумали. Впрочем, это я уже после оценил. А тогда рассматривал магнитолу, изучал её кишочки и забавный микрофон на привязи чёрного провода, в который потом дядя Миша Чернобай, знаменитый командир ЛИ-2 отряда Приполярной авиации, напел не одну кассету под свою семиструнную классическую гитару.

Гитара была действительно классической, для исполнения русских романсов, чего нельзя сказать о репертуаре Михаила Максимовича. В нём находилось место Высоцкому, Вертинскому и другим, не менее популярным авторам, имена которых затерялись в районе Одесского Пассажа, а песни стали по этой причине называться народными… Так и слышу… «Гулял я с ней четыре года, на пятый я ей изменил…» что-то там ещё этакое, не совсем понятное детскому уху, а потом случилось страшное… Лирический герой, которого я представлял именно таким же весёлым и задорным, как молодой дядя Миша, простудил коренной зуб… От этой мучительной боли я весь как безумный орал, а женщина-врач хохотала, я голос Маруськин узнал… Вы верно догадались, именно с Маруськой дядя Ми… (что это я?), герой песни гулял четыре года… Пришла пора платить по счетам, Дон Жуан с улицы Первоконного Бабеля!.. Чтоб ему!.. в ташу лешат шетыре шуба, а я как бешумный орал… (в тазу лежат четыре зуба…) Поделом? Может быть, может быть. Но мне было отчего-то жаль неудачливого кавалера. Теперь я знаю почему. Дядя Миша пел душой, а не голосом. Как Марк Бернес пел, а не как какой-нибудь Серёга, запряжённый в свой «многолошадёвый» «бумер» с мелодией, украденной без зазрения совести у Coolio (композиция «Gangsters paradise»). Когда человек проживает песню, ему веришь, как себе. Очевидные же вещи, право.

А магнитола та стоит сейчас у родителей на даче. Работает и справно ловит «Маяк». Дяди Мишины песни остались на кассетах, но магнитный слой на них осыпался, и теперь ничего нельзя разобрать… что же происходило в кабинете зубного врача по имени Маруся… кто кому здоровые зубы драл… Жаль. И, кстати, недавно я снова пытался установить название передового аппарата советской радиотехники начала 60-ых годов прошлого века, но так и не смог. Паспорт на магнитолу давно утерян. Правда, имеется металлический стилизованный подо что-то готическое кусок латуни, который и должен изображать название… Пялился я в него, как баран, внезапно обнаруживший незнакомую строительную обновку, пялился. Похоже, вроде на «Весну», но с каким-то латышским проскальзыванием безударных гласных. Одним словом, истина вновь осталась недоступной.

Так я обещал рассказать о шутках? Рассказываю.

Каждую весну с лёгкой руки Чернобая на протаявших полянках открывался ресторан «Пенёк». От дяди Миши и пошло такое название и эта традиция – собираться мужской компанией в ближайшем к аэропорту лесочке с распитием легковоспламеняющихся жидкостей и распеванием песен под гитару. Сейчас он, заслуженный лётчик Приполярья, на пенсии[1], живёт в Северодонецке Луганской области. Когда ваш покорный слуга учился на курсах по ПС-2000 на Северодонецком НПО «Импульс», то жил у него – от чего всё время находился в хорошем расположении духа.

Но я вновь… несколько уклонился от темы.

Итак. Начало 60-ых. Зима. Канун Нового года. Работать ночью при смене года не очень-то приятно, а сказать точнее, удовольствие ниже среднего. Поднять один фужер «по нулям» – ещё куда ни шло, но больше – ни-ни. Сменный персонал просто обязан быть трезвым. Тогда с этим делом строго было до звычайности. Мог любой начальник в новогоднем кураже завалить и проверить бдительность, а также качество исполнения приказов вышестоящих и количество не выпитого за новогодним столом. К чему рисковать. 33-я статья в Трудовом Кодексе держала людей в узде. Вот и представьте себе: сидишь, будто неприкаянный в разгар праздника, а вся страна тем временем, как тогда говорили, в едином порыве… Все давно на заборах висят, один ты, будто дурак. Эх, да что там рассуждать, сплошное расстройство… и только…

По понятным причинам при составлении графика народ всячески от праздничного дежурства открещивался. А уж тот, кому выпадало заступать на смену непосредственно в Новогоднюю ночь, считался средоточием невезения, как минимум, на двенадцать месяцев.

Понимая всю несладкую долю «попавших» под Новый год, дядя Миша решил каким-то образом развеселить хотя бы диспетчера ПДСП (производственно-диспетчерская служба предприятия, прим. автора) и скрасить его одинокое ночное сидение в «башне» (это так на американский манер сейчас называют рабочее место диспетчера руления, иногда ещё – и взлёта-посадки).

В те героические времена, о которых веду речь, встречали наступление очередного года весело и в большой компании. Не был исключением и рассматриваемый здесь праздник.

За семейным столом Чернобаев сидели: дядя Миша с женой и детьми, начальник штаба с женой, ещё человека три холостяков. Была там и наша семья. В разгар застолья с дяди Мишиной подачи к телефону подошёл начальник штаба и соединился с кемарящим на боевом дежурстве диспетчером ПДСП. Звонок телефона в ночной тиши подхватил диспетчера за подмышки и выволок из сна. Он даже не сразу сообразил, где находится и с кем разговаривает.

Поздравив дежурного с наступающим праздником, начальник штаба выразил свою озабоченность тем, что батареи парового отопления в его кабинете плохо греют. А поскольку холод в пределах атмосферного столба стоял изрядный, возникало опасение в разморозке всей системы. Разрешить эту проблему в последний рабочий день не удалось, как вещал начальник, де, по причине замотанности и предпраздничной суеты. Так вот, продолжал штабист, было бы неплохо, если б диспетчер спустился вниз и в кабинете (запасные ключи как раз на ПДСП и висели) рядом с батареей поставил электрический обогреватель.