Алексей Арутюнов - Туман мира Страница 2

– То есть не помните первую часть пути?

– Я не помню только, откуда мы ехали. Хотя, как мой спутник оказался на заднем сидении, тоже не помню.

Альберт постарался поднять все свои воспоминания и, с трудом проследив обратный путь от места аварии максимально близко к точке отправления, добавил: – Мы, кажется, ехали откуда-то с набережной. А вот как мы там оказались – совершенно не помню.

– Тот человек, с которым вы ехали – кто он?

– Мы познакомились незадолго до аварии. За несколько дней. Он представился как Семен. Семен… – задумчиво повторил Альберт и через секунду продолжил, — Говорил странные вещи. С чего вдруг мы вместе куда-то ехали, ума не приложу… Стоп. На какой вообще машине мы ехали? Моя, кажется, была разбита. Еще до того. Я точно помню, я влепился на ней в столб месяц назад… Кстати, сколько я здесь?

– Здесь неделю. Еще неделю после аварии вы были в другой больнице, куда вас привезли изначально. Авария была не так давно.

– Две недели… Паршиво. Я пытался вспомнить все подробно. Есть пробелы. Похоже, действительно, что-то с памятью. Плохая симптоматика, да?

– Предсказуемая. Восстановление памяти – это моя работа, одно из основных направлений, на которых я специализируюсь. Вашу голову тщательно проверили, необратимых повреждений нет, поэтому готов предположить, что воспоминания скоро вновь окажутся в вашем распоряжении. Но не сами по себе. От вас потребуются усилия.

Пока вы здесь, мы будем беседовать раз или два в день – в зависимости от вашего состояния. И все встанет на свои места.

Вернемся к предшествующим аварии событиям.

– Доктор, мне всерьез кажется, что я ехал на своей машине! Вы не знаете, что за автомобиль там был?

– Боюсь, что нет. Однако сразу должен предостеречь вас от того, чтобы намеренно упираться в пока недоступные вам элементы памяти: это может усугубить ситуацию. Под недоступными элементами мы будем понимать либо те события, которых вы не помните совсем, даже если по логике вытекающих событий они должны были иметь место, либо те события или их детали, которые явно противоречат другим вашим воспоминаниям. Насколько могу судить, что-то подобное происходит с воспоминанием про ваш автомобиль. Пока оставьте его в покое.

Логика наших бесед будет простая: доходим до того момента, которого вы не помните, либо который вызывает явные сомнения, и перемещаем фокус внимания на другие события этого же периода. Постепенно перелистывая доступные страницы, обнаружите среди них и утраченные листы. Хорошо?

– Хорошо, – по инерции кивнул Альберт, которому раньше не доводилось сталкиваться с пробелами в собственной памяти.

– Ваш рассказ должен быть подробен и, по возможности, последователен, впрочем, если в процессе рассказа вы почувствуете, что всплывают важные воспоминания из смежной темы, можете перейти на них. Степень подробности вашего рассказа определяете вы. Но обращение к деталям всегда способствует восстановлению нарушенных путей, по которым идет информация. Соответственно, чем обстоятельней ваш рассказ, тем ближе мы к цели. В то же время детали вашего рассказа интересуют нас только с точки зрения активизации структур мозга, ответственных за память. Поэтому, если какие-то конкретные моменты вам озвучивать по личным причинам не хочется и одновременно вы уверены, что хорошо помните их, можете их не озвучивать. Если же есть сомнения, лучше затронуть и их. Вся информация, которая будет сказана вами, в любом случае останется в этих стенах.

Повторюсь: как только вы упираетесь в недоступный участок памяти, переходите на другую, близкую, тему. Попытки в вашей ситуации взять память штурмом ни к чему хорошему не приведут, могут возникнуть лишь дополнительные блоки.

– Раньше, если мне нужно было вспомнить что-то, я наоборот пытался сконцентрироваться на недоступном воспоминании…

– Это действенный способ, когда механизмы памяти работают в своем стандартном режиме. К вам это сейчас не относится. Кроме того, именно я, как ваш врач, несу ответственность за финальный результат нашей работы. Поэтому у меня просьба строго выполнять мои рекомендации, без этого мы потратим больше времени.

– Настырный… – отметил про себя Альберт, – наверное, знает, что делает.

– Итак, – продолжил доктор, – что происходило до аварии, пока вспомнить не получается. Вернемся в чуть более ранний период. Несколько дней, недель.

– Машину я разбил, это я сейчас хорошо помню. Последнее время происходило что-то странное… То есть, сами по себе события были, в общем-то, рядовыми, но вот подобрались они все как специально к одному и тому же времени.

Альберт замолчал, чувствуя, как с воспоминаниями возвращается груз реальности.

«…если бы вы знали, сколько мне всего разгребать, когда я выйду отсюда», – мысленно обратился он к доктору. Но, рассудив, что врача едва ли интересуют бессмысленные жалобы, собрался с мыслями и начал выстраивать свой рассказ:

– Еще месяца два-три назад у меня все было относительно нормально. Потом стало меняться. Достаточно внезапно. Не в один день, конечно, но… Мне пришлось уйти с работы. Так как в планы нового руководства компании мое участие в бизнес-процессах, видимо, не входило. Несмотря на то, что я заранее предполагал, чем дело кончится, нового места работы еще не нашел. Сначала медлил, а потом уже было не до этого. Оно и к лучшему, сейчас бы искали меня с фонарями.

Близкая подруга от меня ушла. Сам не до конца понимаю, что подвигло ее на такой шаг. Видимо, устали друг от друга… Еще эта кража. Квартиру обворовали, буквально за пару недель до аварии. Вместе с остальными вещами украли ее ноутбук. Что очень сильно ее обидело. Не спрашивайте, каким образом я был выбран в качестве объекта обиды – это необъяснимый для меня момент.

В дополнение ко всему мой автомобиль был разбит. Не в той аварии, после которой я оказался здесь, а еще до того… Помню, я потом отдавал его в ремонт, – Альберт почувствовал, что приближается к чему-то важному, но воспоминаний о том, как он забирал машину уже отремонтированной, как будто не было. Вспомнив высказывание доктора про попытки взять память штурмом, он почти отпустил эту нестыковку, как вдруг его осенило: он может не помнить не только какие-то часы, предшествующие аварии, но, возможно, гораздо больший период! Дни. Или недели. И тогда количество дней, проведенных им в больнице, – не единственная неизвестная величина в расчетах текущей даты. Как раз с этого и стоило начинать!

– Доктор, а что за дата сегодня? – произнес Альберт в ожидании новых откровений.

– Какую дату вы можете предположить? – в ответ спросил врач и, заметив вопрос на лице собеседника, добавил: – Ваше ощущение времени мне нужно для диагностических целей. Дату я обязательно сообщу, но если назову ее раньше вас, это может повлиять на ваш ответ.

Альберт задумался. События, про которые он рассказывал и которые воспринимались им как последние, теряли свой след в самом конце сентября. Две недели в больницах. В середине сентября его авто было крепко разбито, ремонт при самых оптимистичных расчетах занял бы не менее двух месяцев. И когда Альберт снова попал в аварию две недели назад, он уже был на отремонтированной машине. Если, конечно, это была именно его машина, в чем сам Альберт начинал сомневаться.

Даже простые расчеты, а до того и сами воспоминания, вызывали ощутимую потерю сил. Пациент сдался, остановившись на временном периоде, который больше походил на правду просто по ощущениям.

– Сейчас, должно быть, середина или конец октября? Число, может, двадцатое? – предположил он.

– Так и есть. Восемнадцатое. Почти точное попадание.

Альберт закрыл глаза. «Почти точное попадание» означало, что либо он далек от понимания происходящего так же, как и раньше, либо его обманывают. Что из этого хуже, было непонятно и неинтересно.

Новые воспоминания

– …Может, конечно, показаться, что все, о чем я рассказал, это ерунда: никто не умер, не болен, – продолжал Альберт, когда после продолжительного отдыха беседа с врачом была возобновлена, – но это когда смотришь со стороны, или все это происходит порционно. Но когда все сваливается разом…

Версию об обмане с датами со стороны врача Альберт отверг сразу при пробуждении, так как персоной, за которой хоть кто-то всерьез мог бы охотиться с неблагоприятными намерениями, однозначно не являлся, а шизофренией не страдал.