Артур Ктеянц - Дневник Армана Китобоя Страница 2

– До свидания, – выдавил Глеб, выходя из квартиры. Дверь захлопнулась, но здесь он столкнулся со вторым препятствием.

На лестничной площадке стояли двое мужчин спортивного телосложения, с явными признаками невысокого интеллекта. Когда Глеб хотел протиснуться между ними, один из верзил ударил его маленькой кожаной дубинкой. Глеб почувствовал резкую боль в области затылка. Ноги подкосились, и он уперся лбом в грудь второму громиле, наполнив легкие запахом пота. Получив удар коленом, Глеб упал как подкошенный. Порванная бровь была первым источником ярких красок в это утро. Кровь сочилась из раны, пытаясь смыть гримасу боли.

– Вставай, красавчик, – услышал он сквозь гул.

Поднявшись на ноги, он получил ещё один удар чудовищной силы, и теперь к порванной брови присоединился сломанный нос. Глеб снова свалился, чувствуя, что без помощи уже не в состоянии подняться.

– Бери за ноги, – послышался голос сверху.

Открыв глаза, Глеб увидел, что лежит на ковре в уже знакомой спальне. Сброшенный в спешке бирюзовый халат валялся на том же месте. На кровати сидел обманутый муж в обнимку с Никой, и нежно гладил ее по голове. Ника плакала. При виде Глеба она ещё сильней прижалась к скульптуре.

Возле окна стояли верзилы, не давая дневному свету проникнуть в комнату. Глеб присел на ковер, провел рукой по лицу, для того чтобы стереть кровь и оглядеться. Опухоль от сломанного носа расползлась под глазницы, оставив вместо глаз две узкие щели.

– Ой, смотри, кто вернулся, – сказал пожилой, продолжая гладить Нику.

– Андрей, ничего не было, – всхлипнула она.

– Конечно, не было, – сказал Андрей. – Он просто что-то забыл. Может, ты должна расписаться о доставке?

Теперь уже Ника обнимала Андрея так, словно хотела слиться с ним, став единым организмом.

– Иди, кофе свари, – проревел Андрей, швырнув Нику в сторону кухни.

– Мы не переборщили, Андрей Геннадиевич? – спросил один из верзил.

– Немного… хотя нет, в самый раз. Молодцы, – одобрительно вздохнул Андрей, затем обратился к Глебу:

– Раздевайся.

– Это еще зачем, – спросил Глеб, который к этому времени уже стоял на ногах, посреди зала.

– Или сам, или это сделают мои ассистенты.

Глеб посмотрел на верзил. Тот, который стоял к нему ближе, достал раскладной нож и принялся выковыривать грязь из-под ногтей. Монотонный гул в голове лишил его возможности думать и трезво оценивать ситуацию. Бежать он не может, слишком сильно болит голова, и комната калейдоскопом африканских масок плывет перед глазами. Единственная надежда выжить в подобной ситуации – это, так называемая, милость победителя. Глеб снял рубашку и брюки. Он стоял в трусах посреди комнаты и чувствовал нестерпимый холод. Казалось, что температура здесь ниже ноля. Привидение, которое ещё недавно было Никой, появилось в комнате, двумя руками придерживая чашку.

– Сладкий? – спросил Андрей.

Ника кивнула. Андрей пригубил кофе и разочарованно вздохнул.

– Может тебе…

– Заткнись, – она дернулась в сторону – Почему врёшь? Не сладкий…

– Я, наверно, плохо размешала, сейчас, – сказала Ника, бросившись к чашке, но Андрей схватил её за горло своей уродливой рукой, и отбросил в сторону.

– Сам справлюсь, что я, маленький…

Верзилы засмеялись.

– Чем бы помешать кофе, – наигранно задумался Андрей, затем подозвал к себе опричников и что-то шепнул обоим.

Глеб заметил удивление на лице одного из богатырей, и понял, что сейчас произойдет что-то страшное. Скорее, их глаза говорили» зачем???» – именно так, с тремя восклицательными знаками.

Далее, события стали развиваться куда динамичнее: Один из опричников схватил Глеба за шею и принялся душить, а второй, достал раскладной нож и зафиксировал запястье.

Ещё немного и он потеряет сознание, как это происходит на ринге в боях смешанных единоборств, за исключением того факта, что на ринге можно сдаться и выжить. Всё как положено: первые несколько секунд паника, затем наступает ненормальное спокойствие и человек засыпает. Перед тем как отключиться, Глеб почувствовал тепло, разливающееся от пальцев левой руки до плеча.

– Проснись, Ромео, самое интересное проспишь, – услышал он сквозь туман.

Холодная вода частично смыла кровь с лица. Рядом стояла Ника с чайником. Андрей по прежнему сидел на диване и размешивал кофе каким-то предметом.

Глеб увидел, что пальцы левой руки обмотаны багровым полотенцем. Он освободил руку и почувствовал острую боль.

В горле застрял крик.

Наспех забинтованная рука кровоточила. Срезанный мизинец очерчивал круги в чашке Андрея.

– Это называется синдром фрезеровщика, – сказал он, отложив палец в сторону.

Боль обезличила все остальные чувства. Глеб прекрасно понимал, что его жизнь сейчас ничего не стоит, но при этом не испытывал страх.

– Она не причем. Я напоил её.

Он уже мысленно простился со всеми. Глеб никогда не отличался особой религиозностью, но сейчас, перед его глазами мелькали картины страшного суда, на котором помимо прочих грехов, придётся отвечать ещё и за Нику.

– Это правда? – спросил Андрей.

Ника сидела на ковре у ног Андрея. Её лицо не выражало эмоций. В кармане обманутого мужа пикнул телефон. Он посмотрел на дисплей, затем на Глеба, снова на дисплей, как будто сравнивал изображение на телефоне с внешностью своей жертвы.

– Я тебя спрашиваю, – протянул Андрей, схватив ее за волосы.

– Да. Ты убьёшь его?

– А что, тебе разве не плевать, он же незнакомый курьер?

Голова Ники превратилась в маятник.

– Тогда заткнись и вали отсюда. Если через пять минут не исчезнешь, – пристрелю. Квартиру забираю. Здесь всё мое. Кроме одежды ничего не бери.

Ника медленно поднялась и направилась к выходу.

Часто вспоминая то утро, он, практически, ничего не говорил об избиении и отрезанном пальце. Всё это стало для него фоном малодушия. Когда Ника уходила из квартиры, ему хотелось быть на её месте. Уйти, и пусть Андрей сделает с ней всё, что угодно, но только так, чтобы он, Глеб, был к этому не причастен.

После того как она ушла, воцарилось минутное молчание, показавшееся Глебу вечностью. – Скорее всего, обманутый муж избавился от свидетеля, – «думал Глеб», но тут, поведение Андрея изменилось, он как будто бы даже проникся жалостью к своей жертве.

– Ждите за дверью, – обратился он к опричникам,

Снова тишина, словно мир за окном вымер. Немного полежав на диване, Андрей неторопливо встал, потянулся, издал какие-то нечленораздельные звуки и вышел из зала. Через несколько минут он снова появился, неся поднос, на котором стояли два стакана наполненные напитком коньячного цвета.

– Встань, сколько можно на ковре валяться.

– Ты псих, – выдавил Глеб и сделал попытку подняться на ноги, но сразу потерял равновесие и грохнулся на край дивана, разбив рукой светильник на ночном столике.

– Ну, ладно, не хочешь, тогда приляг, я не заставляю. Ты устал, ночь была тяжелая, – сказал Андрей, поставив поднос на пол.

– Ты всё равно убьёшь меня, тварь, чего тянешь, – выкрикнул он в отчаянии, с трудом подавляя в себе желание молить о пощаде.

– Тсссс, – Андрей приложил указательный палец к губам, и помог Глебу принять сидячее положение, подперев его со всех сторон подушками.

Теперь Глеб находился в таком состоянии, когда уже нет сил ни сражаться, ни кричать, ни даже разговаривать. Он просто смотрел на Андрея, точнее, сквозь него, и частично воспринимал информацию поступающую из внешнего мира. Он был уверен, что исчерпал лимит болевых ощущений, и если Андрей выстрелит ему в голову, он ничего не почувствует.

– Вот почему мне вечно снится всякая фигня? – как ни в чём не бывало, спросил Андрей, продолжая культивировать идиотизм создавшейся ситуации. – Понимаешь, Казанова, мне уже тошнит от всякого рода кошмаров. Как же хочется увидеть какой-нибудь удивительный сон, от которого осталось бы послевкусие на долгие годы. Увидеть бы во сне – он на секунду задумался, затем продолжил, – что-нибудь такое – например, я бегу по радуге вслед за единорогом, у которого грива состоит из сладкой ваты и не могу догнать, но иногда мне удается отщипнуть кусочек его гривы и я наслаждаюсь её вкусом на бегу. Кошмары, только кошмары, – это не справедливо, не правда ли – Казанова? – что делать?

– Для начала перестань размешивать кофе человеческими конечностями, – сказал Глеб, с удивлением обнаружив в себе способность шутить.

– Ты мне нравишься, Казанова, – рассмеялся Андрей. – Может, я и не убью тебя… Хотя нет, скорее всего, убью.

Глеб хотел сказать что-то важное, то, что обычно говорят перед смертью. Ничего не придумал, только спросил:

– Позвонить можно? Дочке?

– Аааа, вспомнил про семью, гуляка. А что же ты про жену ничего не говоришь? С ней не хочешь попрощаться?