Денис Рябцев - В сторону света Страница 2

Студент отложил книгу и уставился в окно. По перрону гордо вышагивал дембель в парадной форме. Погоны его были обшиты белой ниткой, на груди болтался неуставной аксельбант, китель звенел кучей пестрых значков. Хотелось крикнуть ему вслед что-нибудь едкое, спросить, из каких войск выпускают в таких петушиных нарядах. Дмитрий захлебнулся в собственных чувствах и вспомнил свой ДМБ. Тогда поезд увозил его от проблем, но привез в еще более сложную жизнь.

Снизу дополз запах сыра Марьи Васильевны. Она продолжала трапезу, умудряясь при этом рассказывать об индийской моде и качестве тамошних тканей. Дмитрию вспомнился первый месяц службы. Две недели подряд солдат пичкали тухлой капустой. Женщина в «афганке» на глазах у всего строя кормила своего пуделя пончиками в сахарной пудре. Прапорщица возглавляла кухню и часто не могла сама осилить то, что привозила себе к чаю. Восемьдесят новобранцев в унисон чавканью собаки глотали слюни. Восемьдесят человек желали стать этой белой породистой дворняжкой. Восемьдесят человек ждали, когда им позволят стать людьми…

Из окна пахнуло ночной прохладой, поезд летел, будто освежившись после жаркого дня. Марья Васильевна, удовлетворенная беседой и быстро пролетевшими часами, спала. Анне снились Китай и Индия, куда она определенно решила съездить с мужем следующим летом. Евгений зарылся в куцую подушку и тоже грезил – о своих взрослых временах.

Дмитрий бесшумно рухнул вниз и вцепился в оставленный на столе сыр. Он тихо рычал, глотая его вместе с оберткой, давился, а по подбородку текла жадная слюна…

Товарищ капитан, у меня сессия… с понедельника

Часть первая

Вчера сдали первый экзамен. Рассуждали об Аграновском и Кише. Пили пиво и кофе. Курили и пели. К часу потекли на свежий воздух. К утру находили себя у отопительных батарей.

***

Солдат проснулся рано. Рядом валялись книги и шпроты. Стакан с водой прилип к крышке стола. Перевернутое варенье распространяло по комнате запах дома и тепла. Эстеты дрыхли вповалку.

– Сегодня парко-хозяйственный день, – заявил воин, тормоша за плечо сладко спящего Макса. – Ты моешь посуду, мы с Тараканычем займемся остальным.

***

Макс был в состоянии крайнего возбуждения. Его маленькое кривое лицо по обыкновению розового цвета сейчас вобрало в себя всю гамму пурпурных оттенков. Раскосые глаза рассыпали вокруг искры, тонкие злые губы обнажали маленькие прокуренные зубы.

– Да какого черта ты здесь солдафонить начал! – кричал он, и в этой фразе сливалось воедино все присущее его натуре пренебрежение к окружающим.

Тараканов, вечно воспринимающий действительность через завесу сна, почесывал мятый затылок и кивал головой.

– Зачем со своими законами в чужой монастырь? – дополнял он вскипающего Макса.

Часть вторая

День, окончательно изрезанный суетой, спешил покинуть Свободный. На поселок прессом неуклонно ложилась ночь. Скрашивая убогость облезлых домов, она заглядывала в окна и шумела последним альбомом «Агаты Кристи», который весь вечер гонял у себя дома упившийся в зюзю старший прапорщик запаса. Город-тюрьма с ироничным названием Свободный прожил и выплюнул еще один день, и медленно, со столичной важностью приготовился ко сну. Редкий гражданский, словно перебежками, пересекал улицу, и она опять приобретала свое безлюдное состояние.

В местной прокуратуре служило четверо солдат срочной службы. Один из них – водитель, который с утра уходил в автопарк, а вечером возвращался уставший, пахнущий бензином и мазутом. Трое других срочников работали в конторе, в любое время суток готовые выехать на место происшествия и помочь следователю выполнить необходимые процедуры.

В этот вечер шеф задержался на работе дольше обычного.

– Разрешите, товарищ капитан? – солдат просунулся в дверь начальника.

– Входи! – несколько нервно и недовольно заявил старший помощник военного прокурора.

– Товарищ капитан, у меня большая проблема… – рядовой, явно нервничая, осекся.

– Ну, быстрее! – не сдержался командир.

– Товарищ капитан! У меня сессия с понедельника. Я бы очень хотел… мне нужно на ней появиться.

Капитан открыл верхний ящик своего стола, и покопавшись, отыскал среди прочих бумаг тоненькую брошюрку «Закона о статусе военнослужащего». Через несколько секунд солдату пришлось терпеливо прослушать выдержку из этой книги. Суть в том, что сессию солдат срочной службы сдавать не имеет права.

– Товарищ капитан! Мне нужно сдать эту сессию. Образование – это главное, я не так долго собираюсь жить, чтобы терять время. Я прошу от вас человеческого понимания, – солдат выпалил это на одном дыхании и сделал вздох, чтобы сказать еще что-то, но неожиданно понял, что козырей у него более нет.

Капитан вскипел окончательно:

– Какого понимания ты требуешь от старшего помощника военного прокурора?

Оба собеседника замерли и каждый из них оценил уникальность только что произнесенной фразы.

– Ладно, – смягчился капитан.-В понедельник поедешь к себе в полк и решишь вопрос с командиром. Больше я не хочу разговаривать на эту тему.

***

Отношения с командиром у нашего героя сложились хорошие. Около полугода назад, когда полковник пришел в прокуратуру и ожидал своей очереди у кабинета следователя, солдат предложил офицеру чай. В этом не было ни подхалимства, ни заискивания – так было принято в конторе. Правила гостеприимства. Тем более на улице стояла зима со свойственным этому

времени года морозом.

– С удовольствием, а если положишь сахар, то я вообще буду очень рад.

– Да и к чаю найдем что-нибудь вкусное, – ответил солдат.

– Нет, – удрученно заметил полковник, – К чаю не надо ничего. Я не могу прийти домой сытым – жена не поймет, подумает, что был у любовницы.

– Некоторым женам было бы полезно знать, – совершенно непринужденно заявил солдат, – что их мужья нужны еще кому-то.

Юноша не знал, насколько точно он попал в цель. У полковника действительно семейные дела не клеились, и он изумился прозорливости и остроте ума солдата.

– Яйца курицу… – после длительной паузы выдал офицер. – Но очень мудро. В каком полку служишь?

– В вашем, товарищ полковник, в вашем…

***

Расстояние от прокуратуры до полка было солидным и солдат искренне проклинал себя за то, что опоздал на военный «бэмс», возивший офицеров на площадку. Рядовой шел, гулко топая по бетонным плитам, впереди маячила призрачная перспектива оказаться на воле.

***

– Товарищ полковник! Здравия желаю! Разрешите?

– Входи! – командир полка сидел за столом и изучал какие-то бумаги.

– Товарищ полковник, у меня личный вопрос. Я хотел бы взять отпуск по семейным обстоятельствам, или что-то вроде. У меня сессия…

– Так, солдат, кругом! Наклони голову. Где кантик, почему не стрижен? Ликвидируешь недостатки внешнего вида, тогда и разговаривать будем!

***

– Да, прическа у тебя будет не студенческая. Без лесенок такими ножницами не подстрижешь.

– Ерунда! Кромсай побольше. Ты же знаешь, что хороший солдат – лысый солдат. Так во всяком случае полагает наш комполка.

В зеркале отражалась наполовину выстриженная голова – два больших глаза, впалые щеки, и будто не было более ничего на лице. «Как там мои однокурсники? – думал мальчишка. – Поди жизнь у них интересная. Вот бы сейчас мне к ним попасть. Даже не верится, что получится».

***

Утренняя электричка. К стеклу прижимается юноша и смотрит за окно. В серой, холодной раме, однако, видятся лишь застиранный пуховик, старые джинсы, парадные армейские башмаки…

Столица требует интима!

Лето только начиналось, но даже самый сильный дождь уже не мог отмыть воздух от пыли. Солнце, потея, цеплялось за выжженную степь и корчилось от осознания собственной жаркой силы. Одинокий пепельно-грязный карагач, на грех выросший среди мертви, не находил в себе силы шевелить ветвями, и листья его сжимались в узкие трубки.

Даша пятый раз за свою короткую жизнь смотрела в окно, но раскинувшийся перед ее детскими глазами пейзаж не разжигал любопытства, а казался серым и скучным.

Тихо стукали мамины спицы, отсчитывая улетающие навсегда секунды дарьиного детства, и потрепанная кукла одним целым глазом смотрела с антресолей на семейство, будто по-человечески прочувствовала повисшую в воздухе тоску.

Со стуком спиц шли годы, но за окном на задних лапах по-прежнему стоял суслик и любовался все тем же пожухлым карагачом.