Анжелика Габриелян - Место рождения: город Баку (сборник) Страница 2

Улыбчивость и весёлость были одинаково присущи брату с сестрой. Но если Димкина улыбка сочеталась с простодушием, то в глазах Оксаны с малолетства чувствовалось лукавство. Маленькой Оксана никогда не врала, не жульничала в играх, не была двуличной в отношениях, но с первого же взгляда на эту девчонку было ясно, что она – хитрюга. К десяти-одиннадцати годам Оксана стала шустрой, изворотливой, проворной. Самым любимым занятием у них с Алёнкой был делёж «женихов» – одноклассников. Детская пухловатость Оксаны сменилась изящной худощавостью; большие тёмные глаза с густыми чёрными бровями и ресницами сочетались с копной чудесных светлых волос. Девчонка вырастала в настоящую бестию.

Очень смышлёная от природы и привыкшая с ранних лет к играм со старшими, во дворе с одногодками Оксана играла нечасто. Она тянулась за нами, старшими, и в то же время слегка тормозила наше взросление. Именно из-за Оксаны, бегавшей за мной как хвостик, я до четырнадцати лет играла в куклы – неохотно, уступая, с угасающим интересом, но играла.

Нечастые поблажки, как самой младшей, компенсировались бОльшим количеством наносимых нами обид. Поступление Оксаны в первый класс оказалось сопряжённым с какой-то бюрократической волокитой, и на занятия она пошла не первого сентября, а на неделю позже. Я хорошо запомнила, как тридцать первого августа мы с Димкой довели бедную девчонку до слёз, издевательски смеясь и ехидничая: «А тебя в школу не берут! Дурочкой останешься!» Через год-другой произошёл следующий инцидент. Я, Аня и Оксана сидели у меня дома – на кухне за столом с солонкой, заполненной солью и ложечкой. Не знаю, что надоумило Оксанку, но неожиданно она сказала: «А я могу полную ложечку соли съесть! Без ничего!» Две двенадцатилетние дылды среагировали мгновенно: «Давай! Показывай!» Отпаивать водой и успокаивать Оксанку нам пришлось довольно долго.

До школы во дворе я, Аня и Дима играли всегда вместе. В школу мы пошли в один год: я и Аня – в первый класс, Димка – в нулёвку. Втроём мы играли теперь только в чьей-нибудь квартире, а во дворе встречались лишь в совместных играх мальчишечьей и девчачьей компаний. «В шесть лет я познакомился с друзьями и научился ругаться», – любил вспоминать тот рубеж Димка.

На летних каникулах, как правило, мы собирались у меня. В семьях Ани и Димы работали посменно и дома всегда кто-то был. Мои родители возвращались с работы в шестом часу вечера, а до этого времени нам никто не мешал. Димка обычно располагался на диване, со словами «Это мой сыночек» усаживал рядом с собой моего любимого мишку – рыжего, красивого, в синей жилетке – и погружался в один из моих конструкторов. В наших девчоночьих играх участия он почти не принимал. Иногда я вытаскивала из кладовки сгущёнку. Сгущёнка вскрывалась, разливалась по игрушечным чашкам-тарелкам. Кое-что съедалось с хлебом, остальное так и оставалось размазанным по посудке. Все вместе мы носились по квартире, бренчали под моим руководством на пианино и кричали с балкона глупые песни. С приходом родителей всё быстро убиралось, и мы убегали во двор: Димка мчался в другой конец квартала к своим приятелям, мы с Аней чаще всего играли рядом с домом.

К постоянному костяку дворовой компании относились ещё несколько мальчишек и две Оксанкины ровесницы. Мы все жили в двух первых подъездах здания.

Двор, переходивший в квартал, был огромным, и к нам в разные годы присоединялись мальчишки и девчонки, жившие в разных концах квартала и за его пределами.

…Светка жила в нашем доме недолго и ходила в одну детсадовскую группу со мной и Аней. Её родители снимали квартиру и получили своё жильё перед нашим поступлением в школу. Недолгий период Светкиного соседства запомнился диафильмами, которые нам показывал её высокий молчаливый отец, и кружкой воды, которую заболтавшаяся Светка опрокинула на себя. Образ смеющейся и залитой водой девчонки запал в наши души и вспоминался нами на протяжении следующих нескольких лет.

…О Ларисе мне запомнилось совсем немногое: её облик светленькой девочки, напоминавший Пеппи ДлинныйЧулок, и один эпизод. Заплаканная Лариска в моём сопровождении шла на автобусную остановку – встречать маму. Почти не обращая на меня внимания, Лариска непрерывно говорила: жаловалась матери и угрожала отцу, чем-то обидевшему дочь.

…Хитрая врунишка Полина иногда водила нас к своей бабушке, жившей через дорогу в финском доме. Окружённый собственным двором и садом домик обладал притягательной силой для детей, росших в пятиэтажном каменном здании. Напуганная лаем посаженного на цепь пса, я свалилась в таз со стиркой. Происшествие очень насмешило моих друзей и долго ими вспоминалось.

…Нигяра была похожа на вольный ветер, как и остальные представители её многочисленного семейства. Младшие дети росли вместе со старшими внуками, росли как трава. Не всегда сытые и хорошо одетые, с криком они выбегали во двор, носились, были заводилами в играх… Иногда холодной бакинской зимой, бесснежной и ветреной, во двор ненадолго выбегал легко одетый ребёнок многодетного семейства. Тепло укутавшиеся в шерстяные платки и шубы бабушки любили комментировать демонстрируемый метод воспитания: «Вот так дети и закаливаются! И ничем у них не болеют!»

…Сабина была похожа на настоящий мультик: высокая, с удивительно стройными ножками, смуглая, как Чунга-Чанга, с вьющимися мелкой стружкой каштановыми волосами и родинкой посередине лба. Эта самая родинка – размером с горошину – определяла всё: где бы ни появлялась Сабина, ей тут же давали прозвища «индианка», «индуска», «индийка». Обзыванье и дразнилки на Сабину совершенно не действовали: голову она держала высоко и улыбалась от всей души. У симпатичной и обаятельной девчонки в запасе была хорошая порция вредности и коварства. А ещё её почти всегда сопровождали младшие сёстры-погодки: белокурая Ванда и смугленькая Эльнара. Хорошенькие девчушки были похожи на злых овчарок: хамить обе начинали на ровном месте, очень резко и базарно.

…С Димкой Вторым однажды зимним воскресным днём мы с удовольствием вывалялись в «снегу»: за ночь тончайший слой снега покрыл землю, к полудню успев растаять почти везде. Мы с Димкой углядели один чудесный уголок: яркая зелёная травка была покрыта слоем рыхловатого тающего снега, полульда. Домой я явилась в пальто с жуткими тёмно-зелёными разводами. До самого вечера мама оттирала пальто.

…Нежного и красивого мальчика звали Зауром. Яркая внешность и опека взрослых не сделали из него, как сейчас принято говорить, «ботаника». Несмотря на воспитанность, Заур был бойким и общительным ребёнком. Во дворе он чаще всего гулял под присмотром бабушки или старших сестёр. Саида и Тамила были на несколько лет старше меня. Красивые, видные, характерные и темпераментные, совершенно разные девчонки вызывали у меня восхищение в течение всего детства… С приходом Заура у нас возникли неожиданные проблемы: Кямаля отказалась участвовать в играх: ей, росшей с братьями, не разрешали играть с мальчиками. Мы, старшие, пришли в замешательство: любой выбор был сопряжён с обидой. Младшие сами решили проблему: сначала Заур уступил Кямале, но она не приняла этой уступки и ушла домой.

…Мальчики и девочки, старшие, младшие и ровесники, гостившие в квартале и жившие в нём постоянно… целая вереница детей прошла через наш двор и наше детство.

Соседи

Марго родилась на шесть лет раньше меня. В раннем детстве Марго была очень раскованной. Она любила заходить к моим родителям, когда они возвращались с работы. Марго проходила к нам на кухню, усаживалась за стол и спрашивала:

– Ну что, когда мы будем ужинать?!

В три-четыре года я садилась в коридоре на табуретку, складывала руки на коленях, как нас учили в садике, и ждала Марго – ждала, когда она придёт и поиграет со мной. Долго ждать у меня не получалось, и я возвращалась к своим игрушкам или шла во двор. Усердная учёба, музыкальная школа и кружки, подружки, жившие не в нашем дворе, занимали у Марго всё её время – время, причитавшееся мне.

Марго не всегда приходила вовремя, и родители будили меня, уже заснувшую, – так сильно я её ждала.

Соседская девочка, совершенно не годившаяся мне по возрасту в подружки, была частью моего детства. Марго не была идеальной: за ляпсусы и чрезмерную инициативность ей часто делали замечания. Но мне она запомнилась серьёзной, рассудительной и всё на свете понимающей, начиная с кукол и их одежды.

В музыкальную школу я пошла с подачи Марго: она сама там училась и разрешала мне «поиграть» на своём пианино. Синий толстый том сонат Бетховена к окончанию музыкальной школы тоже достался мне от Марго. Именно этот том и усадил меня через много лет опять за инструмент.

Мы жили через стенку, и по воскресным утрам наши мамы, занимая что-нибудь друг у друга, нередко увлекались разговором прямо на порогах квартир. К дверям мы с Марго бежали в ночнушках и тапках на босу ногу. Болтать и слушать краем уха взрослый разговор нам не особо мешали. Услышав шаги на лестнице, Марго пряталась за дверь.