Светлана Бестужева-Лада - Правда на крови Страница 2

Веселых компаний не чурался, но чаще всего не находил времени, чтобы в них участвовать. Девушкам нравился – особенно тем, которые встречали по уму и по уму же провожали, а одежку считали делом двадцать пятым, но таких, сами понимаете, не слишком много. Случались и увлечения, не переходящие, впрочем, ни во что серьезное, поскольку Илья, верный своим принципам, сразу же ставил девушку перед фактом:

– Жениться в обозримом будущем не собираюсь, так что никаких планов строить не советую. Ты мне нравишься – а там видно будет. И на красивые ухаживания не рассчитывай – у меня на это денег нет.

Некоторые после этого начинали плакать. Другие гордо фыркали и хлопали дверью. Кое-кто пытался внушить «правдолюбцу» – это уже стало институтской кличкой, – что говорить «гоп», пока не перепрыгнул, не следует, а вслед за этим стремились внушить к себе более теплые и крепкие чувства. В общем, вариантов «лечения» чудака-правдолюбца было множество. Но никто не мог похвастать тем, что ему это удалось.

Зато кончались все немногие скоротечные романы до боли одинаково: уличив подругу во вранье – хоть мелком, хоть крупном, Илья безжалостно рвал отношения и впредь избегал даже здороваться. Что, разумеется, не прибавляло ему популярности у прекрасного пола, да и у мужчин вызывало некоторое недоумение:

– Старик, ну ты не прав, – говорил кто-то из приятелей, узнав про отставку очередной прелестницы. – Женщины без вранья не могут, как мужчины… без женщин. Пренебреги, тебе же легче будет.

– Не будет, – отрезал Илья и в его синих глазах загоралось фанатичное пламя правдоискательства. – Я ведь не спрашиваю с других строже, чем с себя самого. А кому не нравится…

Красноречивый взмах руки заканчивал недоговоренную фразу.

У девушек его круга даже появился своего рода спортивный азарт: окрутить паршивца, влюбить в себя, заставить, как в свое время было модно говорить «поступиться принципами». Не тут-то было! Илья оставался свободен и независим, а неосторожные девушки попадали в примитивную «ловушку для обезьянок».

Какую? Обыкновенную. Берется кокосовый орех, выдалбливается, внутрь кладется что-нибудь вкусненькое. Отверстие оставляют как раз такое, чтобы пролезла лапка – в раскрытом, естественно виде. Глупая обезьянка сует лапку в отверстие, хватает лакомство, сжимает кулачок и пытается вытащить добычу. Не тут-то было! Кулачок не проходит, а выпустить такое близкое удовольствие нет силы воли…

Справедливости ради надо отметить, что и мужчин можно ловить столь же незатейливым способом, ибо недаром подмечено, что люди произошли от обезьян. Ох, недаром!

И все-таки единственным настоящим другом, появившимся у Ильи в институте, была девушка. Правда, внешне Рита напоминала скорее юношу: угловатая фигура, несуразно длинные руки и ноги, слишком прямые и резкие черты лица. Но за этим неказистым фасадом скрывалась добрая, мягкая и умная женщина, с которой любой мужчина мог бы быть счастлив всю жизнь, если бы…

Да что там говорить, женщины, безусловно, умнее мужчин: ни одна из них не выходит замуж только потому, что у ее избранника – красивые ноги и ничего больше. Мужчин же, которые женятся по этой «уважительной» причине – пруд пруди и еще останется, причем впоследствии все они искренне недоумевают, почему Господь наказал их такой стервой, мотовкой, безмозглой курицей (ненужное зачеркнуть).

Илья привык проводить в обществе Риты самые приятные часы своей жизни, не считая, конечно, тех, которые посвящал учебе и работе. В ее крохотной однокомнатной квартире он чувствовал себя как дома, хотя и не знал этого чувства в принципе и от рождения. Отдыхал от скученности и шума «общаги», слушал музыку, благо кассет с записью классики у его подруги было предостаточно – единственная роскошь, которую она себе позволяла.

Родители Риты, отработав преподавателями в средней школе всю свою трудовую жизнь, приняли по выходе на заслуженный отдых решение, тогда казавшееся экстравагантным, но на самом деле – единственно правильное: переехали в деревню, в оставшуюся от бабушки с дедушкой хату. Привели ее в порядок и принялись хозяйничать – обстоятельно, по науке и, что называется, «без дураков». Фермеры не фермеры, а то, что раньше называлось «крепкие хозяева». Рита периодически получала от них вкусные посылки и немедленно приглашала Илью:

– Приходи, плюшками побалуемся.

Поесть Илья любил не меньше, чем любой нормальный мужчина. Но тянуло его к Рите совсем по другой причине: там была возможность всласть поговорить на любую тему. Они могли разговаривать часами – и при этом не надоедали друг другу. Только Рита могла сказать Илье в глаза то, о чем большинство предпочитало шептаться за его спиной:

– Илюша, ты также приятен и удобен, как деревянная скамейка в электричке. Нельзя возводить правду в абсолют. Об твои принципы люди в кровь обдираются, ты уж не взыщи. А о слезах вообще не говорю – их вокруг тебя пролито немерено. Уймись, а? Будь проще…

– Врать прикажешь? – огрызался Илья. – Не собираюсь, не уговаривай! Ты же общаешься со мной – и ничего, не плачешь и не обдираешься.

– Дурачок, – печально усмехнулась в очередной раз Рита, – и я обдираюсь, если забуду, с кем имею дело. Просто принимаю тебя таким, каков ты есть, но ведь это – ой как нелегко. Ладно, мы с тобой друзья, но ведь у тебя в жизни еще кто-то должен быть помимо меня. А ты всех распугиваешь. От меня шарахаются потому, что я – уродка, от тебя – потому что ты, извини, моральный урод какой-то.

– Ты не уродка, – запротестовал Илья, – не выдумывай глупостей. На Софи Лорен, конечно, не тянешь, но мне нравишься куда больше, чем все эти куколки безмозглые.

Рита снова вздохнула – и перевела разговор на другую тему. Она самой себе не хотела признаться, что с восторгом поменялась бы с какой-нибудь безмозглой куколкой внешностью, отдав взамен даже не половину – три четверти своего интеллекта. И уж тем более никогда не призналась бы в этом своему другу. И лишь иногда потихоньку мечтала о том, что когда-нибудь Илья нагуляется, устанет от своих краткосрочных пассий, а она, Рита, по-прежнему будет рядом… И он оценит ее ненавязчивость, преданность, возможность помочь и словом, и делом. И вот тогда… На этом ее мечты обрывались.

Частично и сам Илья был виноват в том, что его подругу посещали такие грезы. Как-то раз в ответ на очередное ее мягкое замечание о том, что с женщинами все-таки надо быть… ну, более бережным, что ли, последовал достаточно развернутый ответ:

– Рита, если я когда-нибудь встречу девушку или женщину, которая поймет, как лучше всего удержать возле себя мужчину, я тут же предложу ей руку и сердце, даже если не будет большой любви. А принцип простой: мокрое мыло.

– Какое мыло? – ошарашено спросила Рита, не всегда поспевавшая за стремительным полетом мысли Ильи и его нетрадиционными образами.

– Обыкновенное. Ты когда-нибудь пробовала удержать в руках мокрое мыло? Трудно, правда? Чуть-чуть сильнее сжала – и ищи его по всей ванной комнате. А если положить на ладонь и не шевелить? Присохнет. Элементарно же.

Вот Рита и решила следовать этому принципу, правда, временами она признавалась самой себе, что от неподвижности уже и рука затекает, а мыло все не присыхает и не присыхает. Что не мешало ей вновь и вновь мечтать о несбыточном.

Несмотря на многочисленные романы, по-настоящему Илью никто не любил, так что сердце он никому не разбил и несчастной надолго не сделал. Все перемалывалось, образовывалась мука, а Илья основное свободное от занятий время стремился посвящать не развлечениям, а более серьезным занятиям. Короче говоря, уверенно шел к «красному диплому» и хорошему месту работы, благо публикаций у него и в студенческие годы хватало, но… Но остаться в Ростове ему не удалось, пришлось ехать в приволжский город средней величины и там начинать все заново.

«Ищите женщину», подумает кто-нибудь и не ошибется. На выпускном курсе в Илью отчаянно влюбилась девушка, едва-едва достигшая совершеннолетия. Познакомились они на чьем-то дне рождения, причем Илья внутренне сразу несколько насторожился: слишком уж прямолинейно это юное создание добивалось своего.

После застолья, когда начались танцы, к Илье подошла стройная и довольно красивая девушка, с пышными каштановыми волосами, чуть-чуть отливавшими бронзой, и выразительными зелеными глазами и спросила:

– Вы тот самый Илья Астраханский, который девушек не любит?

– Меня зовут Илья, – ответил он, несколько опешив от постановки вопроса, – и фамилия моя действительно Астраханский, но к девушкам я отношусь вполне нормально, у вас неверные сведения.

– Да? Приятно слышать. А меня зовут Виктория, я дочь…

И назвала имя и фамилию человека, которого в городе знали все, но мало кто был удостоен чести личного знакомства. Когда-то он был вторым секретарем обкома партии, но когда партия приказала долго жить, некоторые ее члены удержались на палубе невесть куда плывущего корабля, причем не только на палубе, но и в привычных каютах первого класса, а то и класса «люкс».