Сергей Куприянов - Жизнь глазами пессимиста. рассказы Страница 2

Утром, какая-то тревожная мысль разбудила Эдика. Он почувствовал себя каким-то резиновым, его, как бы растягивали в разные стороны. Страх общественного мнения, разговор с Головой, держал его в кровати, а мысли, что этим он может изменить свою жизнь и перед ним откроются новые горизонты, тянули вперед. И все же Эдик решился помочь вторым. Он встал, начал судорожно собираться, и с криками матери: «Куда ж ты не емши!» выскочил со двора. Широко шагая по пыльной дороге, он не услышал звук приближающейся машины и, только просигналив, Эдик отскочил в сторону. Мимо пронесся «Газон» Шимкив, обдав Эдика густой пылью. Выругавшись и отряхнувшись, Эдик пошел с еще более решительным шагом. Этот эпизод окончательно рассеял сомнения и «резиновость» Эдика прошла.

«Вечно эти братья», – с досадой и злостью подумал Эдик. Он жутко завидовал братьям за их, такую вот, легкость и ясность в отношении с людьми. И злорадно хотел, что бы у них возникли какие-нибудь трудности.

В приемной Головы уже было человек пять. Просители сидели словно прибитые к стульям гвоздями и подозрительно, недружелюбно поглядывали на Эдика, который с нетерпением ходил взад-вперед по приемной. Предчувствуя, что он может пройти без очереди, довольно грузная тетенька, с кучеряшками «а-ля Олимпия» на голове, поерзав на стуле, чтобы придать уверенности в голосе и обратить на себя внимание, решительно заявила:

– Вы, молодой человек, будете за вот этим мужчиной, – протянув руку в сторону пожилого мужика. Указанный мужик вздрогнул, недовольно взглянул на тетку, словно она выдала самый главный его секрет. Эдик, понимая, что доказывать о найважнейшести его миссии, бессмысленно, подошел к секретарше и заговорческим голосом прошептал:

– Передайте, пожалуйста, Иван Степанычу, что у меня дело по поводу парада.

Секретарша при слове «парада», слегка вздрогнула, но молча кивнула. Посетители несколько вытянув шеи и напрягши уши, пытались понять о каком параде идет речь. Обстановку разрядил вошедший в приемную Иван Степанович.

– Наташа, всех посетителей к Петру Сергеичу и сегодня приема не будет, – развернувшись в строну своего кабинета чуть не наткнулся на Эдика, возникшего у него на пути.

– Иван Степаныч, Э… это я. Я был у Вас вчера, в связи с… парадом, – сдавленно пролепетал Эдик. Иван Степанович поднял глаза туда, откуда ему доносился голос.

«Гоголь, опять», – подумал Голова и как-то насторожился. Показывая путь в кабинет, Голова и Эдик скрылись за дверями, успев впустить в кабинет зависшую фразу тетки: «Мы тут с самого утра, а он без очереди….» Конец фразы отрезала захлопнувшаяся дверь.

Иван Степанович с кислой физиономией слушал сбивчивый рассказ Эдика о значительности для города предстоящего события, почему-то не смотрел прямо на него, будто боялся обнаружить свою неприязнь к собеседнику.

«Вот проведешь парад и увидишь сколько их», – почему-то вспомнилось Голове, – «Вот они, начинают обнаруживаться», – заключил Иван Степанович. Оставив без внимания пафос и патетику Эдика, коротко и деловито распорядился, поскольку Элеонора Николаевна в отпуске, организовать студентов на мероприятие. Эдик, вроде бы и добился, чего хотел, Голова принял и поручение дал, но как-то не было ощущения, что он «за главного».

«Может зря я высунулся со своим предложением», – подумал с досадой Эдик, – «Мне и так бы это поручили, а так….подумают еще… да, наверняка уже подумал», – Эдик, как-то виновато посмотрел на Ивана Степановича и спросив разрешения, вышел из кабинета.

Центр цивилизации городка находился в районе автостанции. Здесь был и небольшой рынок и несколько мелких магазинчиков. Сюда стекались все последние новости, а потом расползались по всем уголкам городка, несколько изменив, порою, первоначальный смысл. Так городок хоронил, некоторых своих горожан, пребывающих в добром здравии, женили и разводили, ничего не подозревающих супругов, а бывало, что пересказывали историю какого-нибудь сериала, где действующими лицами были их же соседи. Этому источнику информации было больше доверия, чем какому-либо еще, поэтому красочно написанное объявление о предстоящем «мероприятии», было проигнорировано, но по городку поползли слухи о каких-то иностранцах, приезжающих в городок, с целями самыми разнообразными. Кто-то «доподлинно зная», рассказывал о том, что иностранцы приедут выбирать себе жен и для этого, даже, организуют парад незамужних и разведенных жительниц городка. От чего последние пребывали в возбужденном состоянии, не зная, что ожидать от такого внимания к их провинциальным персонам. Некоторые дамы говорили, что смотр будет в купальниках, другие сильно возмущались, досадно понимая, что их шансы в таком виде более чем призрачны. Были предположения, что это религиозные миссионеры, и бабульки, навостривши весь свой слух, все пытались узнать, к каким течениям они относятся.

Так городок, постепенно насыщаясь самыми разнообразными слухами, продолжая жить своей повседневной жизнью, приближался ко дню проведения парада.

– Вот, Лешка, приедут немцы и заберут самых красивых баб к себе в Германию, – с нескрываемым злорадством вещала рыжая Любка, упитанная молодуха, с полной пазухой «женского счастья». В надежде на то, что каким-то образом она таки очарует кого – нибудь из братьев. Любка заказывала машину чуть не каждую неделю, принаряжавшись, демонстративно не застегивая халат до конца, выпячивала свой бюст, в плотную приближаясь к кому-то из братьев.

– И тебя заберут? А какие это немцы? Что им у нас-то делать? – Лешка, зная заветную мечту Любки, приезжал, раскладывал шланг, засовывал его в люк и, не глуша двигатель, делал вид, что откачивает дерьмо. За что брал символическую сумму.

– Может и меня заберут, – кокетливо поправляя рыжую копну, томно сказала Любка, – ты что не слышал? К нам немцы приедут, будут жен себе выбирать, останутся одни бабки. Любка звонко рассмеялась.

– Это уже они везде были, осталось только к нам приехать, да у нас этого добра…, – рассмеялся Лешка.

– Вот потом не до смеха будет, – загадочно сказала Любка, – не цените вы нас, а для иностранцев мы самая находка….

Лешка, не снимая ухмылку, свернул шланг, сунул в карман деньги, и открыв дверцу машины, крикнул:

– Ну, Любаня, будешь фрау Любхен и наши услуги будут ни к чему, забудешь нас…

Любка глубоко вздохнула, скрестивши руки на груди, и взглядом проводила уезжающую машину.

В кафе у Тофика было уже довольно много народу, как-никак была суббота и многие жители городка традиционно ходили сюда поесть шашлык, выпить пива, обсудить новости, да и просто покалякать после трудовых дней, сменить собственные четыре угла на более большие, пахнущие дымом и жаренным мясом, наполненные гомоном и смехом, углы кафе. Леха и Тоха Шимко сидели в компании ребят и девченок за большим столом, пили пиво, громко смеялись, рассказывали всякие небылицы.

– Слышь, пацаны, а чо это делегация к нам едет? Кто знает? Мне сегодня Любка рыжая говорила, вроде немцы… говорит, замуж девок выбирать? – стараясь перекричать общий шум, спросил Леха.

– Да кто, что говорит, – уже с несколько плавающей дикцией ответил, сидящий напротив Лехи здоровый, коротко стриженый парень в камуфляжной майке, с надписью на спине «U.S.Army»

– Я знаю, – крикнула девица, сидящая рядом с Тохой в обнимку, – к нам сёдня в общагу приходил Эдик, препод, сказал, что будет (девица хихикнула) … как это… Гей-парад. Ну, чо не видели, как мужики в бабских колготах зажигают, намалеванные такие….

– Да, да, – подтвердила подружка, отхлебывая пиво, – нам тоже говорили.

Мужики смотрели на подруг стеклянным взглядом, надеясь, что их разыгрывают, и розыгрыш вроде бы удачный, но что-то в голове не стыковалось и от этого изумление усиливалось. В пору бы рассмеяться удачной шутке, но девицы не подавали и виду. Переглянувшись друг с другом, ребята в один голос на выдохе, крикнули:

– Шооооо!?

– Ленка, тебе больше не наливаем, – сказал Леха, – ты, думаешь мы тут… о? (и постучал ладонью себя по уху) … типа, лохи? Не-е а. Леха поводил пальцем.

– Блин, я чо? – вспылила Ленка, – думаешь развод? Аха. Завтра в одиннадцать приедут. Говорил, что это очень важное мероприятие, что, мол, даже начальство из области приедет, что мы должны всячески проявлять понимание, а они понять, что мы тоже часть Европы… ну, типа, такие, как они….

– Хрена! – Леха треснул, что было дури по столу, от чего зал притих и на него устремились взгляды посетителей. Понизив голос, Леха продолжал, – Хрена…. Не, ну пацаны, это что?

Все одобрительно закивали головами, поддерживая Леху, Сидели молча, каждый обдумывая новость, запивая ее пивом, дергая головой, как бы говоря: «ни чего себе».

Вечер катился к концу. Посетители, уже изрядно набравшись хмеля и впечатлений, подпевая поющему из динамика М. Кругу, постепенно разбредались из кафе, не твердо ступая на темную землю городка, растворяясь в его улочках, унося частицу общего веселья, теперь уже, в свои четыре угла. Хоть многие улицы не освещались, но движение посетителей всегда можно было отследить по громким крикам и лаю собак. Городок из дневного сна постепенно погружался в сон ночной под аккомпанемент цикад и лягушек из местного пруда. Черный бархат неба, расшитый миллионами страз, огромным куполом накрыл городок и он уснул безмятежным, детским сном…