Сергей Куприянов - Жизнь глазами пессимиста. рассказы Страница 3

– Шооооо!?

– Ленка, тебе больше не наливаем, – сказал Леха, – ты, думаешь мы тут… о? (и постучал ладонью себя по уху) … типа, лохи? Не-е а. Леха поводил пальцем.

– Блин, я чо? – вспылила Ленка, – думаешь развод? Аха. Завтра в одиннадцать приедут. Говорил, что это очень важное мероприятие, что, мол, даже начальство из области приедет, что мы должны всячески проявлять понимание, а они понять, что мы тоже часть Европы… ну, типа, такие, как они….

– Хрена! – Леха треснул, что было дури по столу, от чего зал притих и на него устремились взгляды посетителей. Понизив голос, Леха продолжал, – Хрена…. Не, ну пацаны, это что?

Все одобрительно закивали головами, поддерживая Леху, Сидели молча, каждый обдумывая новость, запивая ее пивом, дергая головой, как бы говоря: «ни чего себе».

Вечер катился к концу. Посетители, уже изрядно набравшись хмеля и впечатлений, подпевая поющему из динамика М. Кругу, постепенно разбредались из кафе, не твердо ступая на темную землю городка, растворяясь в его улочках, унося частицу общего веселья, теперь уже, в свои четыре угла. Хоть многие улицы не освещались, но движение посетителей всегда можно было отследить по громким крикам и лаю собак. Городок из дневного сна постепенно погружался в сон ночной под аккомпанемент цикад и лягушек из местного пруда. Черный бархат неба, расшитый миллионами страз, огромным куполом накрыл городок и он уснул безмятежным, детским сном…

Звук сигнала Шимковского «газона» разбудил Митрича. Он еще не вернувшийся в действительность, всклокоченный, вскочил с кровати не понимая, смотреть ли в окно или сразу бежать во двор, несколько раз повторив попытку сделать и то и другое одновременно, все же выскочил во двор. Сигнал был требовательным и настойчивым.

– Вы что? Сегодня ж воскресенье… перепутали что ли? В такую рань… что случилось? – кричал Митрич, запуская машину во двор, – Я вас завтра ждал…

– А у нас акция, последнее воскресенье месяца пенсионеров обслуживаем бесплатно, – крикнул Тоха. Чем привел Митрича в ступор, еще не оправившись от неожиданного появления братьев, новая неожиданность.

– Да ну? Ну спасибо рябятки, ой спасибо, – расчувствовался Митрич.

Братья споро развернули свою «установку», как при сдаче норматива опытными бойцами, опустошили яму Митрича и, так же быстро и слаженно, свернулись. Норматив был бы сдан на «отлично». Проехав по поселку, братья наполнили бочку до половины, затем долили воды, покатались по ухабам и ямам, чтобы содержимое бочки приняло однородный характер, поставили машину в тенек не далеко от «белого дома», наблюдая за «мероприятием».

Эдуард Петрович, набегавшись по общежитию и домам студентов накануне, совершал контрольную пробежку с утра, призывая и убеждая студентов и абитуриентов в важности их присутствия, неоднократно повторяя, что всех не пришедших ждут серьезные проблемы в будущем.

К часам десяти, на площади перед горсоветом собралось с десятка три молодых ребят и девчонок. Они стояли небольшой толпой, громко обсуждая предстоящее событие, дурачились и смеялись. На крыльце горсовета тоже толпились, но уже «горсоветовские», в основном женщины, нарядно, по-праздничному одеты и начесаны. В конце здания горсовета небольшой группкой, человек пятнадцать стояли бабульки и дедульки, а над ними возвышалась седая голова Петра Сергеевича, гневно жестикулируя, что-то внушал стоящим. Слушатели, как на сеансе массового гипноза, то отрицательно мотали головами, то утвердительно кивали в такт словам Петра Сергеевича. Все городские участники «мероприятия» заняли свои позиции и ждали только гостей.

Большой белый автобус, похожий на яхту, раскачиваясь на ямах, плыл в сопровождении милицейского «уазика». Увидев приближающийся автобус, люди на площади зашевелились. Молодежь перебегала то на одну сторону площади, то на другую. Коммунисты и сочувствующие развернули красное знамя и пару, написанных на ватмане плакатов. «Горсоветовские», спустившись со ступенек к краю дороги, выстроились колонной, которую возглавляли две упитанные дамы, держа на полотенце каравай, и сам Иван Степанович в светлом костюме и шляпе. Автобус остановился напротив «караваянесущих», открылась дверь, и из автобуса вышли с десятка полтора-два молодых людей и три девушки. Автобус освободившийся от бремени, закрыл дверь и уехал. А на площади плотной кучкой, прижимаясь друг к другу остались стоять те самые гости, приезд которых ждали жители городка с самыми разными чувствами. Гости опасливо и тревожно озирались по сторонам, видимо надеясь увидеть наряженных матрешек, медведей и пьяных мужиков в папахах с красным околышком, а горожане, также пытливо вглядывались в гостей, удивляясь, совершенно обычно одетым, ну может несколько ярче, чем они сами, людям. Пауза зависла довольно длинная, пока Иван Степанович, не подтолкнул, даму, держащую каравай, со словами: «Тамара, давай» и сам пошел навстречу гостям. Он даже повеселел, от того, что увидел, в принципе, обычных людей. Все как-то сделали большой выдох. Коммунисты, оправившись от неожиданности, пели песни и выкрикивали какие-то речёвки, молодежь, ни кем не руководимая, поскольку Эдуард Петрович старался находиться ближе к караваю, сновала беспорядочно по площади, зеваки стоявшие по ту сторону площади, в большинстве женщины, поверившие, что едут женихи, разочарованно, судачили друг с другом и не долго постояв, расходились. Постепенно толпы, кучки, одиноко шатающиеся, сформировались в какое-то подобие колоны и возглавляемая Эдуардом Петровичем и некоторыми парнями из гостей двинулись по улице. Сам же Иван Степанович, в виду того, что не встретил никого из областного начальства, решил не присоединятся к демонстрации, а, немного пройдя, развернулся и пошел в здание Горсовета. Уже готовый скрыться в распахнутой двери, Иван Степанович заметил несущейся по улице, через площадь, братьёвый «газон». Он проводил его взглядом и, не отпуская дверь, смотрел ему вслед. Какое-то нехорошее, тревожное предчувствие вдруг охватило его. Он замер на месте. Что его особенно насторожило, так это то, что один из братьев, он точно не знал, кто из них кто, сидел на бочке задом на перед и держал в руках шланг.

«Вот шалопаи», – промелькнуло в голове Ивана Степановича. Он разжал пальцы, тяжелая дверь плавно закрылась, Иван Степанович не отрывая взгляда от машины, вышел на проезжую часть и стал наблюдать за происходящим.

Колонна, между тем, удалялась, ведомая Эдиком, который гордо шагал впереди, держа в руках радужный флаг. «Газон» благополучно обогнал, плетущийся сзади демонстрации милицейский «уазик», колонну и, проехав вперед метров тридцать, остановился. Эдуард Петрович, видя сидящего на бочке «брата», замедлил шаг.

– Поздравляем с праздником! – крикнул Тоха. Из шланга полилась вонючая жижа. Он размахивал им из стороны в сторону, стараясь залить всю ширину улицы. За несколько секунд образовалась приличная лужа, а горячий асфальт ускорил испарение. Резкая вонь стала быстро наполнять воздух. Колонна с визгом и криками кинулась назад, натыкаясь на «уазик», на подножке, которого стоял начальник милиции и махал руками, чтобы освободили проезд. От злости и отчаяния Эдик бросил флаг и понесся за братьями.

– Сволочи! Ублюдки! – кричал Эдик. Он бежал за машиной, пробегая через лужу, поскальзываясь, теряя равновесие, но не падая. А широкая улыбка Тохи, сидящего на бочке усиливала свирепость и, вместе с тем, отчаяние Эдика. Пробежав некоторое время, поняв всю безнадежность этой погони. Он остановился, присел, стараясь отдышаться, увидел свои туфли вымазанные в дерьмо и побрел на обочину дороги вытирая их об траву. Мимо промчался «уазик», вселяя в Эдика надежду в неотвратимость наказания. Обида душила его и все надежды и мечты утонули, казалось, в этой зловонной луже.

«Сволочи, сволочи», – повторял Эдик, в отчаянии разбивая траву ногами, представляя под ними братьев, воплощение причины всех своих бед.

Городок еще неделю, во всех подробностях, смаковал историю с «мероприятием», наперебой рассказывая, что было, а еще красочней, чего не было, дорисовывая картину выдуманными смешными деталями. Иван Степанович, в силу своего отношения к параду, не жаждал расправы над братьями и они, отделавшись штрафом за «несанкционированный слив нечистот в не предназначенном для этого месте», стали героями. Слава братьев и их безнаказанность, да и нелепое, смешное поведение самого Эдуарда Петровича, окончательно добило его и он уехал в область, растворившись в многочисленном мегаполисе, где на него не показывали пальцем и не дразнили мальчишки, не хихикали, проходя мимо, девушки, где не видел, полные жалости и тоски, глаза матери…

Деточка

Туристическое бюро «Fly Travel» (с переводом была неувязочка, то ли это «Путешествие мухи», то ли «Путешествие Мухой», но Жанне это словосочетание казалось привлекательным) находилось в центре, где по соседству сверкали мраморными полированными витринами дорогие бутики, представительства различных иностранных фирм. Место было выбрано с претензией на респектабельность все той же Жанной. Спросите, кто такая Жанна? О! Жанна, это директриса этого самого «Мухопутешествия», где и работал наш герой, Славик Потапов, тридцати четырех лет отроду, с виду обычный мужик, каких в Москве, не считая гастарбайтеров, пропасть. Но это с виду. А вообще-то он, что тут долго говорить, муж Вероники Потаповой, подруги и совладелицы этого бюро. Это Вероника с Жанной все замутили. Одна руководила на месте, а другая разъезжала по дальним странам, заключала контракты, выбирала отели, маршруты. А Славик, что Славик, он числился менеджером. Должность эта его вполне устраивала, руководить он, боже упаси, не хотел и рабочие будни проходили спокойно, без надрыва, что позволяло думать о своих скромных увлечениях. Длительное отсутствие жены компенсировалось четким и строгим контролем со стороны Жанны. Вот тут момент. Жанна сама вызвалась контролировать Славика, когда, так вышло, пару раз… перепихнулась с ним. Славик не возражал. Он как-то даже привык, считая женами одну и вторую.