Алиса Бизяева - Девушка на остановке. Рассказы Страница 2

Знамения

Мы сидели на берегу, на узкой полоске пляжа и говорили о том, что казалось нам странным. Ты играл с волнами, набегающими белым кружевом. Море стремилось достать твои следы, а ты оставлял их все дальше и дальше, заманивая морскую прохладу на горячий предвечерний песок.

Киран и Лорна рассказали, что несколько месяцев назад видели стаю каких-то существ – издалека в тумане не было видно, кто это. Они будто шли по воде, но на том месте, Киран и Лорна точно это знали, не было такой мелкой косы. Они очень удивились, а когда спустились вниз, чтобы рассмотреть ближе, в море никого уже не было. Они говорили, что и следов на песке не нашли.

Мы восприняли это символичное явление как знак: как бы хорошо нам ни было в этом гостеприимном доме на побережье, нужно отправляться дальше и продолжать наши поиски. Следующим утром мы разрушили наш самодельный дом и, чтобы не обижать хозяев, начертили на песке письмо, рассказав, как дышать под водой, читать будущее по следам, разговаривать с собой из прошлого и понимать язык животных.

Постепенно мы обошли все окрестности. Однако, как правильно заметили Лорна и Киран, то, что мы ищем, часто не оставляет никаких следов – только ощущение своей близости. Больше всего нам понравилось курортное местечко, которое несмотря на популярность среди туристов, сохраняло диковатые уголки. Стоило отойти всего на несколько километров от популярных мест отдыха и песчаных пляжей, как вокруг нас остались только пастбища и острый скалистый берег океанского залива. Мы нашли маленький, живописный, спрятанный от любопытных глаз водопад с пресной водой и небольшую полоску уютного пляжа с крупной шлифованной галькой. Неподалеку от этого райского местечка обнаружился еще и укромный грот, куда можно было попасть только по воде… или по воздуху.

Однажды, возвращаясь домой знакомой тропинкой, заросшей по обеим сторонам ежевичными кустами, мы встретили человека-овцу. Мы попробовали заговорить с ним. Он промурлыкал в ответ на дивном и, видимо, очень древнем наречии, похожем на гэльский, и зашагал дальше, сопровождаемый своим седым, мудрым псом. Запах овечьей шерсти зацепился за меня. Он тянулся за человеком-овцой, как нитка за пауком. Я намотала его на ладонь – когда найдется время, сделаю новую краску.

Я устроилась работать в китайском доме: два раза в неделю рассказывала туристам о разных сортах чая на тех языках, которые знала. Вела чайные церемонии. Ты ждал меня в гроте, куда я приезжала на старом фургончике, одолженном на работе. Денег хватало на книги, еду, свечки и дрова для очага. Иногда ты ездил в город вместе со мной, внимательно глядя по сторонам по дороге, чтобы не пропустить что-нибудь важное. Ты вглядывался в лица людей, искал в них отражение чудесных необъяснимых явлений, свидетелями которых они стали. Но большинство лиц были озабоченными и серыми – они принадлежали людям, с которыми давно не случалось ничего необычного, и которые не сомневались в правильности своего мировоззрения. И ты грустил.

Китайский домик посещали разные люди. Были и случайные, и постоянные посетители. Некоторые, узнав об этом месте, заходили посмотреть и больше не возвращались, а другие становились завсегдатаями. Были люди, которые хорошо разбирались в ценности чая, но большинство следили и слушали с неподдельным вниманием и увлеченностью на протяжении всей церемонии. Когда глаза привыкали к полумраку, в помещении можно было разглядеть множество предметов, претендующих на изысканность: флейты ветра разных размеров, бумажные фонарики, несчетное количество подушек с яркими рисунками, декоративные чайнички, расставленные под потолком, репродукции Хокусая и других японских художников. Стены были заклеены китайскими газетами вместо обоев, чайные мастера были одеты в шелковые, традиционно пестрые костюмы. Но стоило сделать несколько глотков чая, как все то, что сначала бросалось в глаза, постепенно сливалось в один гармоничный рисунок и превращалось из синкретичной путаницы в декорацию восточного театра, первым солистом которого был чай.

Сегодня чаепитие происходило как-то по-особенному. Посетители были неискушенные, но очень открытые. Они позволили мне самой выбрать сорт чая для них, понимая, что все зависит не столько от утонченности материала, сколько от аранжировки вкуса, которую могли предложить им это место и мастер церемонии. В благодарность за доверие я подобрала для них самую ценную посуду – средних размеров глиняные чашечки с чудодейственными надписями и чайничек, который хранил ароматы драгоценных чаев.

Первая вода – быстрая, утоление жажды; вторая вода – крепкая, наслаждение; третья вода – острая, ощущение вкуса; четвертая вода – легкая, медитация; пятая вода – прозрачная, расслабление…

Первый снег

Когда первый снег оставил свои следы на деревьях, ты замкнулся в себе. Я знала, что пока на нашей земле хозяйничал снежный демон, ничего не сможет тебя утешить. Ты весь ушел в ожидание – мучительное ожидание весны, которая, казалось, становилась от этого еще дальше.

Я училась играть на флейте – получалось плохо. Каждый год я теряла по одному навыку из тех, которыми не пользовалась. Самое обидное – я теперь сразу забывала те мелодии, которые появлялись в моей голове. Мне слышалось птичье многоголосье, пение летней ночи, колыбельная маленького зубренка, чудная симфония осеннего листопада, пиццикато серебряного дождя по молодым лепесткам – а через минуту все это стиралось из моей памяти, оставляя лишь словесное либретто.

Ты спал до обеда. Жил ночью – не мог слышать мои упражнения и не хотел видеть черно-белый свет. Думая о тебе перед сном, я мучилась бессонницей. Сегодня нашла тебя на берегу. Ты жег черновики чувств и наши старые разговоры – бросал в огонь все, что могло отдать тепло, пытаясь согреться. Я села рядом и обняла тебя, ты дрожал от грусти и холода. Я посмотрела в твое лицо, освещенное огнем, таким горячим, что я едва могла терпеть. Твои глаза звенели слезами, как хрустальные колокольчики. Не зная, что еще сделать для тебя, я положила твою голову к себе на колени и начала рассказывать сказку.

«Жил на свете Человек-кот. Он умел лазать по деревьям и видеть в темноте, но не любил высоту. Была у него еще одна особенность – он боялся собак: едва заслышит лай вдалеке – сразу бежит в лес что есть мочи, прячется на самом высоком дереве. Шел однажды Человек-кот по улице. Гулял сам по себе, мурчал песенку под нос. Вдруг видит на дороге воробья. Хвать его – и к себе за воротник. Воробьишка трепещет за пазухой, щекочет. А Человек-кот идет себе дальше и в ус не дует, ни о чем не думает. Воробей же в неволе оставаться не хочет, взмолился:

– Отпусти меня, Человек-кот, я тебе секрет один открою!

– Какой секрет? – заинтересовался Человек-кот и вынул воробья на свет божий.

– Отпустишь меня, научу тебя летать.

«Что-то здесь не так», – засомневался Человек-кот, а вслух сказал:

– Ну, научи, а там посмотрим…

Смекнул воробей, что Человек-кот не думает его отпускать, но все же гнет свою историю:

– Есть одна хитрость. Чтобы взлететь, нужно развести руки в стороны и сосчитать до десяти, а потом закрыть глаза и ждать, когда с плеч свалится гора…

– Э, нет! – усомнился Человек-кот, – обмануть меня задумал.

Говорит так, и еще сильней воробьишку в руке стискивает.

Вдруг где-то в деревне залаяли собаки. Человек-кот бросился в лес, наутек. Бежал, бежал, а лай все не стихал, приближался. Целая свора собак гнала бедного Человека-кота. Человек-кот стал карабкаться на дерево, но самый ловкий пес все-таки изловчился и цапнул его за ногу. Человек-кот не мог больше лезть. Оставалось только одно – взлететь! Человек-кот зажмурился, раскинул руки в стороны и начал считать. Но, чтобы спастись, пришлось ему отпустить воробья – ведь считать он умел только на пальцах.

«Раз, два, три, четыре, пять, шесть…» – стал он загибать пальцы. И, о чудо! Прошептав «десять» из последних сил, Человек-кот почувствовал удивительную легкость, будто гора упала с плеч. Он открыл глаза и понял, что поднялся над землей и взлетел до самого неба. Собаки лаяли далеко внизу, но он их больше не боялся – теперь он был на свободе и в безопасности. Так Человек-кот превратился в Человека-птицу и больше никогда не обижал воробья, который открыл ему мудрость полета…»

В камине догорали искры воспоминаний. Ты спал, теплый и спокойный, положив голову мне на колени. На следующий день я начала вязать тебе зимнюю шапку и шарф из сухих трав, которые мы собирали вместе все лето.

Возвращение

Не знаю, сколько было таких вечеров, трогательных в своей дивной простоте, но, наконец, пришла весна. Это была последняя весна наших сказочных путешествий. Мы пока не думали об этом и спокойно нежились на первом теплом солнце, купались в освежающей воде утреннего прибоя. Играли в свет и тень, то заслоняя низкое солнце друг от друга, то открывая лицо его лучам. Бегали за волнами, лежали на прохладном песке и разглядывали облака, узнавая в них силуэты разных животных, райских цветов, экзотических рыб. Пили воду из горного источника, лакомились едва порозовевшими черешнями, которые ты собирал для меня каждое утро в листок лопуха. Ты никогда не говорил мне о любви, но я знала, что мы с тобой – самые дорогие друг для друга существа.