Олег Копытов - Я в Гане – ни шиша в кармане… Повесть Страница 2

Как оказалось чуть позже, перед выходом на балкон справа – узкая дверь в санузел, где умывальная раковина величиной с чайное блюдце, унитаз, правее – вечно не работающий душ…

Илдико, как все венгерки, тараторит. Впрочем, у меня было всего пять знакомых венгерок, которые умели по-русски (одна, правда, говорила спокойно и была не просто симпатичной, а красивой, и вообще… но… это другая история).

Жить будешь здесь, за этот месяц я заплатила, вот тебе ключ, вот тебе местная симка с номером, а еще, знаешь, я понимаю, что тебе надо на что-то жить, зарплата у тебя не скоро, доллары обменять в кампусе – большая проблема, возьми вот моих сто седи, нужно будет, одолжу еще, с мужем я договорилась, как понимаешь, нашу семью ты не объешь, (со смехом) потом всё равно я с тебя всё вычту, а сейчас я убегаю, но часов в десять тебе позвонит Юра, я договорилась с ним, что он пару дней с тобой понянчится… Ой, ну вот еще проблемка: воды в кранах нет, я спрашивала: что-то со стояком, но им занимаются, здесь это бывает, но вот полный бак воды, хватит и помыться и то сё. Уже в понедельник, не забудь, у тебя первые занятия, Юра покажет где. Ну всё, всё, всё – я побежала…

Выхожу на балкон, облокачиваюсь на перила. На балконе слева что-то типа каменного столика, под ним – деревянные дверцы. Открываю – рухлядь всякая. Внизу всё тот же двор, напротив – пять таких же этажей этой же общаги с такими же балконами и стенами с окнами-жалюзи, справа – строящаяся дорога, за ней – лес. Вдалеке едва виднеется шпиль знаменитой, во всяком случае, для тех, кто хочет примерно знать, что есть такое кампус University of Ghana, то есть по фотографиям из Яндекса и ролику из Ю Тьюба, знаменитый шпиль библиотеки.

Не жарко. Действительно: птицы в лесу поют. Будем жить?..

А пока приляжем. Я не спал сутки. Или больше.

Ложусь на кровать, не раздеваясь. В своих боевых и всепогодных черных джинсах, сиреневой рубашке, но, конечно, без пиджака. Надену ли я его здесь хоть раз? Средняя температура в Аккре и пригородах – плюс 24—26 ночью, плюс 28—30 в разгар дня. Не больше. Но и не меньше. Круглый год…

Не успела свинцовая дремота превратиться в долгожданный сон, со двора доносится истошный вопль. Твою медь! Вопль отчаянно что-то напоминает.

Беру сигаретку, выхожу на балкон. Во дворике на скамеечке – а здесь, оказывается, есть такие маленькие каменные скамеечки – сидит парень и с неповторимым вдохновением утреннего трубадура выводит а капелла шлягер из репертуара Доктора Альбана, популярного поп-певца из Нигерии, живущего, естественно, в Норвегии, но поющего, разумеется, про Африку.

Трубадур заливается час, не меньше. Я то ворочаюсь и морщусь на своей кровати, то выхожу курить и не смотрю на трубадура, поскольку сильно взрослому человеку очень неловко смотреть на писающего мальчика.

Наконец, солист стихает. Я засыпаю… Просыпаюсь от звонка сотового телефона. Это Юрий…

Мы познакомились с ним в Москве. В посольстве Ганы в Скатертном переулке. Район с симпатичной аурой. Уютные узкие улочки старой Москвы за Никитскими воротами и зданием ТАССа. Ожидали визу. Точнее, прихода консула. Там как? Визу, при наличии приглашения на работу и двух тысяч четырехсот рублей, получить никаких проблем. Кроме одной. Прийти утром. Не рано, но и не поздно. Лучше всего часиков в одиннадцать. Отдать бумаги, сесть в вестибюле напротив вечно чем-то недовольного клерка рецепшна – похож на араба, одинаково хорошо и чисто говорит и по-русски, и по-английски, большее время ничем не занят, играет на своем сотовом в какие-то игрушки, и – ждать. Консул может прийти в те же одиннадцать. Или в час. Может в два. Может в три. Или четыре. А может вообще не прийти или не спуститься к простым смертным от своих непростых дипломатических дел…

Народу в вестибюльчике мало. Два черных. Кажется, студенты – уезжают из Москвы в Гану, или приехали из Ганы в Москву. Тетечка с пакетом, полных бумаг. Нервная. Судя по всему, работает в турагентстве. Высокий блондин в черных ботинках, с остренькими чертами лица, голубыми глазами – немного… детским, что ли, взглядом. И я…

Когда я, черт многокурящий, в очередной раз выходил подымить, видать, прозвучало «проф Копитов». Юра понял, кто я… Разговорились.

Он ехал в Гану во второй раз. В первый был около месяца за свои средства, как бы с ознакомительной целью, но на самом деле – неимоверно влюбленный в Африку – правдами и неправдами добивался контракта в Университете Ганы. Моментально сдружился с Илдико. Она обещала ему контракт, несмотря на то, что он англист, а не русист, в сорок с хвостиком не кандидат наук, по-западному – не имеет дегри Пи Ейч Ди. Илдико обещание выполнила… В тот раз говорили с Юрой часа два. Юра болтал без умолку, но мне врезалось в память только то, что бывал он и в Америке, и в Норвегии, и еще много где бывал, но хочет в Африку, Африку и только в Африку, потому что лучшее место на свете… Отгадаете с двух раз? …Консул пришел часа в три. Полный черный клерк в ослепительно белой рубашке быстро вынес нам паспорта с визами, отсчитал деньги, поокейкал… Юра, правда, на что-то обратил внимание. Быстро-быстро с ним заговорил. Успокоился. Перевел мне эту тарабарщину так, что контракт у нас на год, а виза всего на три месяца, но это не страшно: на месте будем перерегистрироваться.

Юра улетал в Аккру через два дня. Я – через две недели. Из Хабаровска до Москвы примерно такое же расстояние, как из Москвы до Аккры. Русскому с русского Дальнего Востока в столицу и окрестности не налетаешься. Даже физически тяжело на восемь с половиной часов приковать свою задницу к узкому креслу. О ценах на билеты туда-обратно вообще помолчим… Мы договорились с Илдико, что после получения визы я еще съезжу в Питер, к своему бывшему ректору (есть такие ректора, которые не просто похожи на людей – но даже и хорошие люди, с которыми можно дружить долгие годы после их отставки, не верите?). А потом, конечно, к родителям и сестре в Великий Новгород. Тогда уж – в Гану…

Я шел по летней Москве, до боли знакомому со времен студенчества (я вам выпускник МГУ, не карандаш в стакане!) Тверскому бульвару и в который раз думал: а зачем мне всё это нужно? Куда я? Зачем я туда? Что ищет он в стране далекой? Не знает. Что кинул он в стране родной? Знает. Любимую (я не шучу!) жену. Троих детей. Надоевший, но ставший за двадцать лет своим город. Никчемную, но стабильную работу. Написанную, но вот уже три года не защищаемую докторскую диссертацию. Что кинул он в стране родной? Родной язык он кидает, вот что самое то! Точнее – не то. Английский я так и не выучил. Точнее – не о-сво-ил. Своим не сделал. Да и не делал, если честно. Мне и русского всегда хватало, чтобы самому с собой поговорить. По душам. Роман, например, написать… Обещанная зарплата в две тысячи долларов, а то и выше? При нынешних двадцати тысячах какое уж столетье деревянных рублей? То есть в три раза больше сегодняшней? Дык мне деньги по барабану… Моей жене – нет. Дочерям – нет. Все женщины не практичны, но страшно прагматичны, все женщины деньги любят. А я деньги не люблю. Не верите? Но я-то себе верю! Могу и доказательства привести: деньги – самая жестокосердная, бесчеловечная вещь на свете, из-за денег не один брат брата убил…

Да нет! Всё правильно. Правильно, что добивался этого контракта. С того момента, как случайно обнаружил позицию в Интернете, четко и упорно его добивался. Списывался, заочно сдруживался с Илдико. Кучу е-мейлов отослал. Кучу анкет заполнил на треклятом английском. С помощью Олега Воробьева в основном – вечного своего друга. При помощи Гугл и ПРОМТ транслейтеров. И даже сам. Денег на поездку занял. Эти жирные коты в администрации Юнивёсити оф Гана проезд туда-обратно не оплачивают… А может, и с зарплатой брешут?.. Да нет. Ехать надо. Рутина год от года – хуже смерти. От рутины год от года, от отсутствия перемены мест, впечатлений, климатов – не просто черствеешь-плесневеешь, – начинаешь скукоживаться, скурвиваться, сосволачиваться, подлеть начинаешь. В лучшем случае – сопьешься. Пьянка – это ведь тоже езда в незнаемое…

Проснулся от звонка мобильника. «Я вас не разбудил? – Да, нет. – Давайте я сейчас к вам зайду, а потом пойдем ко мне. – Хорошо».

Выхожу на балкон. Закуриваю. Внутренний дворик. Там сейчас полно народу. Точнее, самые колоритные фигуры – пять или семь женщин и девушек, которые чего-то стирают, парень возле большущего черного бака стоит, воду в таз наливает. Ну еще студенты, кто же еще, на скамейках сидят. Одна тетушка видит меня, улыбается шире широкого, кричит: «Сэр, мы можем вам постирать всё, что вам нужно!» По правде сказать, я не сразу допёр, не сразу все пазлы этой фразы сложил. Говорит вроде по-английски, но на каком-то странном английском. Некоторые слова типа «вош» – четко и ясно, а вот модальный глагол – убей меня, не «кэн», а «кан». Да и в целом мелодика фразы совсем непривычная. В общем, смесь английского с нижегородским, точнее, с каким-нибудь ашантийским. «Мадам, ай’м вэйтинг май фрэнд! Мэйби лэтте! – О кей, сэр, о кей!»