Алекс Грид - Хроники Ак-Корда: Непризнанный Страница 2

В такую пору каждый житель Ак-Корда должен тщательно повторять гаммы, ибо завещано: «хочешь мира – готовься к войне». Состояние войска кордов было плачевным. Подобно чуме наводнили лагерь недоучки, наемные попскнехты, знания которых ограничивались лишь подсчетом стоимости их услуг. Доходило до абсурда: позорное поражение потерпели войска кордов в Грэммской битве лишь потому, что на поле вместо себя выставили чучела, разодев их в шелка и снабдив деревянным оружием.

Лучшие гейрольды крутили шарманки, имитировавшие отвагу кордских рыцарей. Войска неприятеля было устрашились блестящей армии и думали отступить, но тут запись заело, и хитроумный план был раскрыт. Храбрый Биланд Ловкий в одиночку выступил против врага, и тем прославил имя своей дамы Изпианны, но и о ней шуты пустили слух как о юном гейрольде, облачившимся в наряд принцессы.

Герой нашей чудесной истории на короткое время стал поводом для шумихи, поднятой торгашами. Увидев интерес народа к юному созданию, богатейшие купцы поспешили наводнить страну байками о расе с абсолютным слухом, которая призвана за соответствующую плату вывести королевство из кризиса и показать путь к благоденствию. Доверчивые корды отдавали последние алгаллы за возможность послушать множество проходимцев, выдававших себя за «старших братьев» нашего героя. Самыми известными из них были Филипп из провинции Фанерия и Николло Басский. Мы упоминаем их единственно после долгой работы в архивах, ибо память народа кордов их имена не сохранила…

А мальчик тем временем рос, окруженный удесятеренной заботой своих родителей. Шум вокруг него постепенно утих, и жители провинции вскоре были склонны приписывать произошедшее чудо скорее божественному вмешательству Моц-Арта, чем какому-либо дару самого ребенка. Мы не называем до сих пор его псевдонима, поскольку у кордов принято, что, окончив музыкальную школу и овладев азами профессии, юноша или девушка сами выбирают свое имя. Гномы растут, болтаясь в горных пещерах, и получают псевдоним по заслугам, знатность рода обычно подчеркивая какой-либо звучной приставкой. Гном становится совершеннолетним, пройдя обряд инициации, в ходе которого товарищи поливают его грязью, ему же следует достойно ответить. В итоге, все как один облитые грязью, они братаются и устраивают пирушку с несметным количеством мурра. Уж таковы гномы.

Но забудем о них (что вообще является для гнома страшным оскорблением, даже выйдя на несколько часов, гном всегда театрально обставляет возвращение), и обратимся к до поры до времени будничной жизни героя нашего повествования.

Как и все сверстники, в определенном возрасте он поступил в школу.

Корды не очень то жалуют уроки, как, впрочем, и все дети в известных нам королевствах. Мучение гаммами и теорией гармонии они воспринимают как неизбежное зло, необходимое для будущей жизни.

А жизнь простого корда тяжела и монотонна. Строгать мотивы летом да аранжировать зимой – вот и вся премудрость. Родить мелодию, построить гармонию, посадить вечное дерево.

У каждого корда есть вечное дерево, которое напоминает о его псевдониме другим поколениям. Это дерево нельзя выкорчевать, обрубить ветки, сжечь (есть даже поговорка «вечные деревья не горят»). Чем плодотворнее корд прожил свою жизнь, тем выше дерево и толще. Иногда даже соседи жалуются: корд какой-нибудь напишет девять симфоний, так его дерево всю поляну займет, и ничего не сделаешь…

Но это редко бывает. В основном живут все вровень: поработают, отдохнут. Ничего особо затейливого не делают, слава Ба-Ху! И вражды-то особой нет, слава Соль-Ерри. Ну, в другой провинции другая тональность, так что ж! Нот на всех хватает. Орки конечно беспокоят, гномы зловредничают и другие… Но с последней Жанровой войны все тихо-мирно, без диссонансов особых, слава Эль-Вису! Тоже кстати, вундеркиндом поначалу считали, бунтарем.

А он – обычный был корд: заработал, отдохнул.

Так и в деревушке нашего героя. Все идет своим чередом. Корды работают, дети учатся, деревья растут. Море шепчет новые мотивы, вроде все на одном гребне волны, но не под одну гребенку. То оно ласковое такое, неспешное наигрывает, прикорнуть хочется у скалы, обдуваемой соленым ветром далеких стран, где там-тамы звучат только, но как звучат! То вдруг сменит лад, и аллегро лютой стужи взвоет, пробирает до костей, так красиво, клянусь Григом!

Мальчик любил на побережье сидеть, когда отец там работал. Он слышал все намеки лучше отца, но видел, как странно на него смотрели в деревне, как расступались, и потому не рассказывал ничего услышанного. Не понимал он и пугался людского молчаливого почтения, чувствовал какую-то тайну вокруг себя. Но еще сильнее чувствовал тайну в себе. Любой звук вызывал в нем ответ, множество эмоций.

В раннем детстве, вскоре после описанного выше трагического случая, о котором он ничего не помнил, он услышал разговор соседей на улице.

Они обсуждали последнюю скерцу, повествующую о казусе, случившимся с известным гейрольдом. В их громком смехе, сопутствующем скабрезной шутке во всех известных нам королевствах, он уловил вдруг неподдельное отчаяние. Его глазам предстали мгновенно возникающие картины бедствий, пожарищ, гнущихся вечных деревьев. Он внутренне чувствовал неразрывную связь между их смехом, утробным и громким, и этими видениями.

Тогда он запел. Он запел сразу громко и резко, подобно сирене, крику «Пожар!», как птицы предупреждают сородичей о засаде хищников.

Все вздрогнули. Минуту корды гадали, что вызвало столь странные звуки, в которых была трагичная красота, подобно той, что проступает на лице головореза, спасшего из горящего селения ребенка. Минуту они тревожились. Но был выходной, и корды, за рабочую неделю уставшие от звуков любого толка, решили не думать о причинах такого поведения вундеркинда. Тем более они не задумались о последствиях.

Лишь отец мальчика, помнящий ту ночь, внимательно посмотрел на сына и решил не оставлять все на волю течения, а показать возмутителя тишины сведущим специалистам-магам. Обязательно показать, но потом, когда будет свободная неделька…

Глава 3

Так думал старый корд.

Думать-то он, конечно, думал, и при том довольно долго, но, чтобы окончательно не потерять интерес читателя, мы перенесемся сквозь бесконечность времени (точнее, на неделю вперед) в тот важный для судеб Ак-корда час, когда наш герой и его убеленный сединами отец постучались в украшенную загадочными письменами дверь мудрого старца, великого мага ордена трех созвучий, или, по-кордски, «альдюссера». Название ордена происходило от имени звезды Ал-галл, светившей над королевством вечность, и от древнекордского глагола «ду серо», что означало «сделать что-то неординарное, оригинальное».

Магов ордена уважали и боялись. Ибо было в их силах не очень способного корда в одночасье превратить в блистательного гейрольда. Гейрольда, пьянящего своим ангельским голосом и толпу на арене, и юных кордок во всех провинциях.

Шуты становились королями по щелчку пальца: те, кто ранее лишь потешали народ, вдруг открывали талант непостижимый. Злопыхатели утверждали, что у подобных кордов вечные деревья чахнут, а не стремятся ввысь соразмерно их заслугам, но это все от зависти: им объяснили, что в дальних королевствах сейчас популярны карликовые деревья. Могли маги и сотворить обратное: короли вдруг оказывались шутами, газеты пестрели разоблачениями знатных кордов, под личиной которых на деле скрывались ничтожества, засланные темными силами.

В дверь одного такого альдюссера и постучались наши путники.

Открыла им миловидная нимфа, да такая миловидная, что корд-отец закрыл сыну глаза ладонью, а сам открыл их пошире. Облачена она была в лоскуты заморской материи, которые лишь подчеркивали ее прирожденный слух, свойственный всем нимфам. Роскошные локоны бирюзовых волос обвивали ее обнаженные плечи, отмеченные темными рунами по моде того времени.

Кольцо с стразоном – знак мудрости и чистоты, венчало ее пупок. Округлые формы покачивались в такт ее словам, а ноги (как и у всех ее сестер) были поразительно длинны и причудливо изгибаясь, уходили куда-то вглубь просторной залы.

Нимфы издавна очаровывали кордов своим пением, сочетающем в себе соловьиные трели и радостный визг выводка поросят, резвящихся у хлева в погожий денек. И сейчас старшему корду потребовалось перевести дух, и, собравшись, вернутся к делу, приведшему его сюда.

– Ми? – вопросительно пропела нимфа, качнув бедрами.

При звуках ее голоса волшебство мигом оставило корда в покое и он окончательно вспомнил, зачем он здесь. Уж таковы нимфы.