Виктор Меркушев - Без судьбы (сборник) Страница 2

На узком бетонном причале, ведущем от её особняка в море, Эльза никогда не думала об одиночестве. Если бы её в этом месте спросили – справляется ли здешнее солнце и море с такой особенностью человеческого социального устроения, то Эльза бы, не задумываясь, ответила «да».

Ей казалось, а, может быть, так оно и было на самом деле, что здесь, на узкой полоске бетона, всё обстояло иначе, нежели на прочей территории суши и воды, не имеющей такого нейтрального, неопределённого статуса. Причал вечно находился между берегом и морем, между отчаливанием и швартовкой, между встречами и расставаниями, между волнующим «до» и торжествующим «после». Эльза была убеждена, что приходя сюда, человек сущностно перемещается из мира суеты в мир ожиданий и надежд, где над ним не властны законы времени и не имеют значения никакие условности и предрассудки дольнего мира, бытующие там, за каменными оградами её владений.

Причал, хотя и находился на территории, формально числящейся за Эльзой, фактически ей не принадлежал, как, собственно, и вся береговая полоса. Эльза любила сидеть на причале и наблюдать как мимо неё снуют туда-сюда разнообразные маломерные суда, как карабкаются по мокрому бетону проворные крабы, выползая из лазоревых пучин погреться на солнце, как рассеянно бредут по берегу досужие отдыхающие, и как игривые дельфины, перепрыгивая через волны, расправляют в полёте свои упругие тела.

Всё мироздание, собравшись перед Эльзой в безмятежных сменяемых картинках, представало неутомимым калейдоскопом, лишённым противоречий и презирающим время.

Эльза чувствовала себя молодой и красивой, такой, какой она была лет двадцать назад, и какой по-прежнему видела себя в тёмных зеркалах воды, задумчиво танцующей вокруг неё. Оттуда на Эльзу неизменно смотрела смуглая длинноволосая брюнетка с карими миндалевидными глазами и вечной насмешливой полуулыбкой, которая приводила в лёгкое замешательство мужчин и доводила до исступления женщин.

«А что, собственно, поменялось, – разговаривала сама с собой Эльза. – Некоторые юноши ещё оборачиваются, глядя мне вслед, а девушки до сих пор не перестают видеть во мне соперницу». Ей в ответ что-то неясно шептали волны, скорее всего, о чём-то о своём, далёком, но Эльзе казалось, что над ней и её горделивым одиночеством посмеивалась не только вся морская хлопотливая зыбь, но и весёлые дельфины, перепрыгивающие через волны, проворные крабы, специально по такому случаю поднявшиеся из лазоревых пучин и даже досужие отдыхающие, с любопытством поглядывающие в сторону привлекательной незнакомки.

Тот, кто плохо знал Эльзу, считал её высокомерной чудачкой, кто знал её чуть лучше – сочувствовал и откровенно не понимал её невольного затворничества, а кто – хорошо… Нет, хорошо Эльзу не знал никто, даже она сама.

Он появился внезапно, неожиданно, можно даже сказать, нахально. Эльза заметила его сидящим на причале, едва начала спускаться по лестнице, ведущей к морю. Хотя внешность никак не изобличала в нём нахала: он был нескладным и бледным, с правильным незапоминающимся лицом, обрамлённым светлыми девичьими кудрями. Сидел он чуть сгорбившись, подобрав коленки и неловко спрятав ладони, как обычно делают робкие, не очень уверенные в себе люди.

Эльза смотрела на него с последней лестничной площадки и не решалась приблизиться. Он расположился прямо на её излюбленном месте. Это совсем не понравилось Эльзе. Но ничего особенного в этом не было бы, если б не одно обстоятельство.

Эльза вспомнила, что на днях у городского фонтана она могла видеть этого юношу. Он стоял всего в нескольких шагах от неё и был похож на сотни прочих праздношатающихся, заполнивших всю площадь и особенно скучившихся возле её центра, где дышал прохладной водяной пылью огромный фонтан.

Эльза давно научилась читать взгляды и могла без труда понимать их язык настолько, что любой вербальный эквивалент казался ей ущербным и не содержащим главного. Но читать взгляды умела не только она. Эльза это очень хорошо понимала и, чтобы не начинать таких безмолвных диалогов, обычно быстро отводила глаза. Однако тогда, у фонтана, она всё-таки поступила иначе и лишь оттого, что не сумела прочитать немого послания незнакомого юноши.

Что-то, конечно, ей удалось понять и услышать, но не было в этом ни знакомого и привычного волнения новизны, ни предвосхищения мучительной тревожности, трепетного восторга и всего того, что обычно приносит с собой любовь.

Да, она ответила ему, но всё, что он смог бы услышать, не могло его ни обрадовать, ни обнадёжить.

Смутное, тёмное чувство удерживало Эльзу на месте и она так и не решилась ступить на причал. Конечно, она могла пройти к своей яхте и не заметить странного паренька, но нечто первобытное, сверхчувственное принуждало её стоять на месте и выжидать.

По всему было видно, что он уже давно заметил её и даже развернулся вполоборота, очевидно предлагая ей заговорить первой.

Что Эльза могла ему сказать? О, очень многое, куда больше, нежели он бы захотел услышать. Видимо своим первобытным чутьём она ощутила страшную для себя истину. Непонятно откуда она это взяла, может быть расслышала невнятное бормотание судьбы, а, может быть, этот юноша принёс с собой её тайный знак, только Эльза была убеждена, что между ней и молодым человеком пролегает роковая черта, за которой уже не будет ни любви, ни надежды, ни веры.

Эльза смотрела в синюю морскую даль, туда, куда по привычке устремлены все человеческие мечты, и старалась не замечать парня, на котором эти мечты, согласно подсказке судьбы, могли оборваться.

Как всё-таки смешон человек, если глядеть на него оттуда, где больше не мечтают и грезят, а лишь скорбно подводят итоги. Сама не осознавая как, но Эльза как раз очутилась на таком месте; она словно оказалась за гранью внезапно обрушившегося бытия и смотрела на себя и свою теперешнюю жизнь не столько с сожаленьем, сколько с сарказмом. Всё, чего она так долго ждала, о чём мечтала, было в своё время не замечено ею, не узнано и не понято. Она всегда верила только в будущее, не обращая серьёзного внимания на настоящее. Теперь она жалела об этом, но могла ли она что-либо изменить?

Эльза мысленно перебирала в памяти своё прошлое, останавливаясь на значимых развилках судьбы, особо придирчиво пересматривая то, что могло с ней произойти, но не случилось. Она вновь и вновь примеривала на себя несбывшееся и всякий раз убеждалась в том, что не могло быть никакого иного пути, кроме уже пройденного. То, что она имела, и то, что она желала неизменно шли рядом, не пересекаясь, и никак не влияя друг на друга. Эльза с ненавистью смотрела на юношу, вздумавшего зачем-то преследовать её и всё более утверждалась в мысли, что мечты неосуществимы.

Как все женщины она тоже мечтала о любви. Она хорошо помнила, как двадцать лет назад судьба свела её с Руди, на этом же самом месте, на узком бетонном причале. Только как же ранима любовь и как же недолговечно счастье, как поздно осознаешь незначительность приобретённого и ценность потери!

Эльза снова мысленно вернулась туда, где лазурные волны шептались между собой о юной темноволосой девушке с карими глазами и крепком молодом мужчине с бледным веснушчатым лицом и светлыми девичьими кудрями. И что же тогда она сделала не так? Почему и за что?

Эльза испытывающее глядела на судьбу, но та тушевалась, отводила глаза и не давала ясного ответа. А, может быть, ей нечего было сказать Эльзе, кроме как лишний раз упрекнуть её в небрежении к настоящему и переоценке будущего. Только судьба никогда не слышала Эльзу, не позволяя ей не только право свободной воли, но привычно выбирая за неё, кого-нибудь приводя за собой, как этого кудрявого юношу. Его внешнее сходство с Руди казалось Эльзе кощунственным, ведь воспоминания о том времени – это, пожалуй, самое дорогое, чем владела Эльза. Теперь и это хотела отнять у неё судьба.

Эльзе вдруг захотелось во всём действовать наперекор судьбе и впредь поступать исходя исключительно из собственной прихоти, больше не согласуя свои поступки с разумом. Она прекрасно понимала, как это будет непросто. Очень многие могли поставить Эльзе в вину её сухость, неотзывчивость и даже жестокость, но никто не мог упрекнуть её в глупости или невежестве.

Доводы рассудка лежали в самой основе её затворничества, а её критический ум не оставлял никаких шансов недалёким волокитам и другим искателям приключений, которые имели неосторожность рисковать собственным самолюбием ради её внимания.

Эльза верила, что её избранник родом из будущего. Этим он, пожалуй, и отличался от Руди. Мысли о Руди не желали покидать Эльзу и он незримо оставался с ней рядом. Но избранник из будущего неизменно шёл следом, и не замечать его было нельзя. С ним Эльза связывала то, что нельзя описать никакими словами, оттого любовь, поглощение, забвение были из какой-то иной системы координат, и для неё мало что означали. Любая влюблённость искривляет пространство мира, в котором приходится жить, а то, что представлялось Эльзе – сворачивало этот мир в клубок, со всеми его многочисленными абсциссами и ординатами.