Александр Снегирёв - Бил и целовал (сборник) Страница 20

Перегибаясь то и дело через голову Авраама, чтобы поправить руль, я стал требовать, чтобы он передал управление мне. Он возразил, что у меня нет прав. Я попытался их продемонстрировать, но тут он перешел на непонятный язык, я такого даже у нас в Москве на продуктовом рынке не слышал. В зеркале заднего вида полыхало его лицо, а на дне потемневшей мути глаз пульсировала воля. Авраам жал на газ, упорно отматывая Писание вспять.

Нас стали преследовать полицейские. Впервые в жизни я обрадовался подобному. Полицейские поравнялись с нами, что-то показывая жестами, но Авраам и головы не повернул. В те дни поблизости проводилась очередная операция по уничтожению филистимлян, армия и внутренние войска были приведены в боевую готовность, и мне пришла мысль, что гонки со стражами порядка могут закончиться стрельбой. «Будет забавно, если меня прикончат в мой день рождения», – только успел я подумать, как полицейские свернули на перекрестке.

Что за страна? Я обернулся, увидев бело-синий автомобиль, уходящий в сторону очередного места славы Иисуса. Я-то надеялся на стрельбу по колесам. Лучше уж стрельба, чем свалиться в пропасть на горном серпантине.

Закатное солнце ударило в лицо со всей предсмертной страстью. После того как очередной грузовик с истошным гудением вильнул в сторону, жена завопила:

– Я беременна!

Если бы я треснул Авраама бутылкой по башке, это бы произвело меньший эффект. Муть в глазах прояснилась, прижался к обочине, как миленький.

– Покажи права.

Я показал.

– И это права? – с презрением вякнул было Авраам, но я не стал слушать.

Ну, потрепанные немного, велика беда.

– Правда? – спросил я тихо у жены, пересаживая ее назад, потому что Авраам согласился сидеть только рядом со мной, чтобы дернуть ручник, если что.

– Правда, – ответила жена и почему-то покраснела.

Остаток пути ехали молча, без приключений. Начинался час пик. Машины отовсюду так и перли.

Авраам велел остановиться на тротуаре у Навозных ворот. Я выразил сомнение в правомерности такого выбора, но он заявил, что через полчасика вернется и отгонит машину на парковку. Только я вынул ключ и поднял ручник, как рядом притормозил огромный внедорожник. Из-за сползшего вниз стекла высунулся пассажир, чьи локоны, напоминающие пружины моего эспандера, свесились едва ли не до колеса. Он спросил, разрешена ли здесь парковка. Так спросил, что то ли спросил, то ли намекнул, что не разрешена. Еврейские мудрости. Я пожал плечами и кивнул на Авраама, который как раз напяливал портки.

До дома шли через площадь. Брюки с Авраама то и дело съезжали. Раза два или три встретились его приятели. Они здоровались, спрашивали, все ли в порядке, и, получив утвердительный ответ, провожали нас долгими взглядами.

Вечером Авраам завалился спать, а мы пошли отмечать в ресторан. Жена сделала сюрприз – заказала у музыкантов песню из мультфильма про Чебурашку. Я широко улыбался и пританцовывал сидя, люди в зале хлопали.

На следующий день Авраам заявил, что по нашей вине ему влепили штраф за неправильную парковку. Я возразил, что он сам указал место и сам собирался переставить машину.

Авраам оказался мстительным, ночью включил на полную телевизор прямо за стенкой, а сам ушел в свою дальнюю каморку. Мы не могли уснуть. Телевизор выключить не удалось – он надрывался за запертой дверью.

С тех пор, невзирая на наши мольбы, Авраам включал телик каждую ночь. Съезжать не хотелось, деньги были уплачены вперед. Измученные бессонницей, мы быстро успели растерять все расположение, какое испытывали к Аврааму в начале знакомства. Жена собиралась придушить «старого пердуна», а я ругался, что надо было слушаться меня и бежать подальше в самом начале. Мы считали дни.

Накануне нашего отъезда Авраам, который за несколько дней совсем оправился от купания в лечебном кипятке и снова выглядел светским милашкой, вдруг сообщил, что назавтра мы должны съехать в шесть утра.

– Это почему? – удивились мы. – В любой гостинице номер принято покидать в полдень. А мы съедем в десять, чтобы поспеть на самолет. У нас дальняя дорога. Зачем поднимать нас в такую рань, особенно если учесть, что из-за дурацкого телевизора, который орет по ночам, мы совсем измучились.

– Может, это у вас в России из гостиниц съезжают в двенадцать, а в моем отеле чек-аут в шесть утра! – гордо объявил Авраам. – Мне надо успеть на утренний субботний концерт.

Утренний субботний концерт в Иерусалиме! В шаббат, когда и пальцем шевелить запрещается. Насмешил.

– Тогда верните нам деньги за один день, и мы переедем в гостиницу, чтобы выспаться, – предложила жена.

– Мой отель денег не возвращает! – отчеканил Авраам и гордо развернулся, собираясь удалиться, сверкая икрами голых ног. В тот день он был в колониальных шортиках, белых носках и белых же кроссовках.

Жена догнала старикашку, схватила за грудки и начала трясти:

– Верни мои деньги, гад!

Остановить ее удалось, только напомнив, что в ее новом положении стрессы и большие физические нагрузки запрещены.

– Пошли в полицию! – воскликнула жена.

А полиция, как мы заметили в день приезда, за соседней дверью.

Заходим. Комнатка. Мониторы, бронежилеты, стрелковое оружие, рации, стол. За столом – громила.

Начинаю на английском. Так и так. Бабки взял, выставляет раньше времени.

– По-русски давай! – рявкнул громила. – Я из Риги.

– Бабки взял, возвращать не хочет, выставляет раньше времени.

– Это который тут живет? – громила указал в сторону Авраамова подвала.

Жена кивнула.

– Не волнуйся, он скоро умрет, – ободрил нас рижанин и стал пересказывать услышанное напарнику, который неслышно возник за нашими спинами.

Напарник рассмеялся и что-то сказал. Громила перевел:

– Он скоро умрет.

– Нам бы просто выспаться перед отъездом, – сказал я.

– Хочешь, чтоб я с ним поговорил? – спросил громила.

– Мы хотим съехать в десять, а не в шесть утра. У нас долгий перелет.

– Посиди тут.

Выбравшись из-за стола, громила оказался не таким уж огромным. Вместе с напарником он пошел к Аврааму. Раздался стук в дверь и голоса.

Мы с женой сидели перед пустым столом. Перед мониторами, говорящими рациями, бронежилетами, стрелковым оружием и молчали.

Полицейские скоро вернулись. Они были веселы.

– Все в порядке. Можете съехать в полдесятого.

– Спасибо. Но нам надо в десять.

– Без пятнадцати, и по рукам. Не волнуйтесь, леди, – обратился на прощание громила к моей жене. – Он скоро умрет.

Остаток дня мы провели тихо. Авраам не показывался. Мы собирали чемоданы. Надевая трусы, я зацепил ногой ткань, трусы порвались. Я бы не обратил на это внимания, если бы не особенный статус трусов. Первый подарок жены, мы тогда еще только начинали встречаться. Когда-то оранжевые в черных птичках, теперь застиранные, с обтрепанными краями. Я бы давно выбросил их, если бы не смутное ощущение сакральности. Теперь трусы порвались, я уложил их в чемодан и надел другие. На сердце было тревожно, я подпер дверь стулом.

На этот раз домовладелец не стал пытать нас ночными телешоу, спали мы крепко. Проснулся я, однако, около шести без всякого будильника. За окошком светало. В скважину двери тыкался дрожащий в старческой руке ключ.

Я смотрел на подпертую дверь и ждал. Жена спала. После нескольких дребезжащих промахов ключ таки влез и повернулся. Дверь толкнулась и встала – стул крепко ее заблокировал.

– Съезжайте из моего дома! – завопил Авраам.

– Что случилось?! – вскочила жена.

– Доброе утро, – сказал я.

Злобный старикашка угрожал и бесновался. Наконец он выкрикнул, что зовет полицию, и исчез.

Жена наотрез отказалась вставать с постели. Я оделся, чтобы встретить штурм, как джентльмен. Через небольшое оконце в санузле я скоро увидел двоих, одного в синей, другого в зеленой форме. Обычный патруль: полицейский и солдат. Стук в дверь. Открываю.

Зеленый поздоровался по-русски и шагнул в комнату. Увидев жену под одеялом, он извинился и отступил обратно за порог.

– Вы еврей? – спросил он меня.

– А что? – ответил я.

– Вы носите здесь волосы, – ткнул он в висок, имея в виду мои баки. – И поселились в религиозном районе.

– Допустим, – согласился я на всякий случай и рассказал нашу историю.

Солдат выслушал и пообещал поговорить с Авраамом. Мы стали ждать.

Через несколько минут солдат сообщил, что обо всем договорился – мы можем съехать даже не в десять, а в половине одиннадцатого. Отдал честь жене и подмигнул мне:

– Он скоро умрет.

– Я его проучу! – Как только патруль удалился, жена вскочила с постели и забегала по комнате. – Он меня, гад, запомнит! Не дал поспать!

Жена – сова, поднять ее на заре – все равно что медведя разбудить.

Первым делом она написала шариковой ручкой на стене возле кровати, что Авраам монстр, чудовище, что от него надо бежать.