Лариса Райт - Всегда бывает первый раз (сборник) Страница 20

Натка же, напротив, сохраняла спокойствие. Пожала плечами, ответила:

– Понятия не имею, чего он хочет. Мы с ним этого пока не обсуждали. Просто, когда люди не общаются, зачем им жить вместе?

– Ты больше не хочешь жить с мужем, но при этом считаешь развод трагедией?

– Я не говорила, что не хочу с ним жить. Не могу просто. Понимаешь?

– Нет! – всегда веселая и дружелюбная Паола вдруг превратилась в ту фурию, какой предстала перед Наткой в первую встречу. Она повысила голос и начала говорить быстро-быстро, с каждым следующим словом приближая свое лицо к Наткиному, точно надеясь переложить мысли из собственной головы в ее: – Это ты ничего, ничего не понимаешь! Разводиться она собралась! Придумала себе развлечение! Мне так плохо, пусть будет еще хуже. Возможно, тогда меня кто-нибудь пожалеет. Да ты понятия не имеешь, о чем говоришь!

– Да откуда ты знаешь? – Натка тоже возмутилась и перешла на крик. Она тут о самом сокровенном, а ее мордой об стол.

– Знаю. – Паола сбавила обороты и сказала тихо, но очень серьезно и с какой-то потаенной и сильной болью: – Разводиться надо только тогда, когда после случившегося будешь испытывать лишь одно чувство.

– Какое?

– Облегчение.

Замолчали. Каждая думала о своем. Что за мысли терзали подругу, Натка не догадывалась, сама же она трепыхалась в пучине собственного сознания. Станет ли ей легче без Андрея? Возможно. Во всяком случае, исчезнет это состояние неопределенности и какой-то искусственной натянутости в отношениях. Она сможет без всяких угрызений совести вернуться и домой, и на работу, и… И что еще? Оказалось, больше, по всей видимости, ничего. Дети, конечно же, останутся здесь. С сестрой Натка не общается, с лучшей подругой тоже, а мама, скорее всего, после такого финта ушами объявит дочь дурой и оборвет отношения. Хорошенькое облегчение! И так от одиночества повеситься хочется, а, выходит, станет еще хуже.

– Поль, – Натка замялась, – научи меня быть собой.

– Это еще зачем?

– Если во мне будет столько жизни, сколько в тебе, муж снова мной заинтересуется.

– Он наверняка тобой интересуется, просто у него, похоже, сложный период.

– У него? Сложный? Да ты что?! У него работа, о которой он всю жизнь мечтал. Он оттуда не вылезает и…

– Потому и сложный. Думаешь, это легко, с работы не вылезать? Познакомь меня со своим Андреем. Наверняка окажется, что я права.

Натка просьбу проигнорировала. Во-первых, она даже представить себе боялась, каким образом Паола собирается проверять свою правоту, а во-вторых, слишком хорошо помнила, какое впечатление произвела подруга на ее сына. Хорошо бы мужа от этого впечатления уберечь. Натка понимала, что не права. Но комплексы делали свое дело. Она боялась сравнения, хотя на самом деле при наличии одной слишком сильной соперницы ни к чему бояться другой. А конкурировать с кульманом Андрея не под силу даже такой сногсшибательной красотке, как Паола.

В общем, Поля существовала в параллельной жизни, которая подчас казалась Натке более реальной, чем жизнь семейная. Во всяком случае, в ней случались какие-то происшествия. В ней были задушевные разговоры, смех, слезы, советы и даже, как вчера, обиды. Она бурлила быстрой, чистой рекой, в которой хотелось нырять и плескаться, а Наткин семейный быт походил на грязное, смрадное, топкое болото, которое грозит вот-вот сомкнуться над маковкой. И чем больше Натка общалась с Паолой, чем больше спорила и вслушивалась в то, что как бы вскользь, ни на чем не настаивая, говорила подруга, тем яснее понимала, чего именно хочет от жизни. И однажды она призналась:

– Поля, я, кажется, знаю, что мне нужно.

– Хочешь десерт? Возьми крем каталана. Тут он пальчики оближешь. – Подруги обедали в кафе возле офиса Паолы. Обычно они встречались после работы. Паола работала юристом в крупной компании и говорила, что даже во время перерыва не хочет ни на что отвлекаться, потому что потом «невозможно снова настроить себя на эту нудятину».

Натка улыбнулась:

– Я не о сладком. А о жизни. Я хочу выбраться из болота.

– А ты в нем? Тогда точно надо вылезать. Там лучше не искать серединки. Сгинешь.

– Вот и я так думаю. Лучше на поверхности ее поищу.

– Валяй. Если захочешь, я протяну тебе палку.

– Какую?

– Ну знаешь, когда из болота тащут, палку протягивают. Вот у меня для тебя прутик имеется.

– Какой?

– Хороший. Понадобится – скажешь.

– А почему ты раньше молчала?

– Ты не спрашивала. Сидела в своем болоте, как лягушка. Хватала комаров и упивалась жалостью к себе. От хандры, знаешь ли, как от алкоголизма, сама не захочешь – не вылечишься. Ну протянула бы я тебе палку, и что? Ты бы только взглянула на нее и продолжала бы булькать. Нет уж! Я подожду, когда сама попросишь. Только ты смотри, не усердствуй слишком.

– То есть?

– Выберешься на землю и стой на ней крепко. Дальше не стремись, не надо.

– Почему это?

– Правда мной станешь.

– Так это же хорошо.

– Плохо, – Паола помрачнела.

– Почему? – Натка забеспокоилась, но подруга не позволила ей волноваться: улыбнулась непринужденно, тряхнула головой, будто не помнила, что копна ее волос собрана для офиса в строгий пучок, и встала из-за стола, быстро проговорив:

– Все, перерыв кончился. Побежала, а то меня четвертуют. В общем, звони, если надо.

Натка промаялась полдня, пытаясь собственноручно освободиться из пучины. Она заглянула в фитнес-клуб, с грехом пополам оплатив одно занятие. Вяло покрутила педали велосипеда, порассматривала свое отражение в зеркале, пять раз поскакала на одной ноге и, решив, что спорт не для нее, с этим развлечением завязала. Затем она выпила чашку эспрессо и сжевала круассан, надеясь, что такое волшебное сочетание вернет жажду жизни и заставит мозги шевелиться в правильном направлении. Но не случилось. Потом приказала себе не хандрить, решив, что совсем не обязана просить милости у природы (а точнее, у мужа) и ждать, когда же он соблаговолит с ней куда-нибудь поехать, и отправилась на экскурсию. Конечно, ехать в Фигерас она не рискнула. Отправилась в ботанический сад соседнего города Ллорет-де-Мар.

Растения и цветы Натка любила, но больше других ее почему-то привлекали кактусы. Сама она объясняла свою привязанность банально:

– Особого ухода не требуют. Можно посадить сколько угодно, и никакого напряга. Даже если уеду, они меня дождутся. Ни мне угрызений совести, ни другим дополнительных забот. Вот и все.

– Не все, – однажды не согласилась с ней мама.

– А что еще?

– Просто ты сама кактус.

Натка тогда посмеялась про себя, а теперь, гуляя по саду Пинья де Роса и разглядывая мощное разнообразие цветущих кактусов, от низеньких шарообразных до мощных канделябровых, неожиданно почувствовала жгучую обиду. Они были красивыми, многие пестрели дивными цветами и по-настоящему поражали воображение, но Натка видела одни угрожающие колючки и не чувствовала ничего, кроме острого разочарования, словно кто-то невидимый, вместо того чтобы позволить ей насладиться красотами природы, сделал укол отвращения к ним. Из сада она вышла, даже не взглянув ни на фонтаны, ни на скульптуры, ни на известное во всем мире многообразие опунций – кустовидных кактусов, ладошки которых тянулись к небу коротенькими пальцами, усеянными, точно ноготки, красными, оранжевыми, желтыми и белыми цветами.

«Я – кактус», – призналась себе Натка и тут же поехала к Паоле. Ворвалась к ней в офис без стука и приглашения и, даже не извинившись, почти прокричала:

– Бросай свою палку.

Паола, ничем не выдав удивления, невозмутимо протянула Натке лежащий на столе листок. Лежал он так близко, словно Паола знала, когда подруга придет и о чем попросит. На бумажке был нацарапан номер телефона.

– Какой-нибудь психотерапевт? – вяло поинтересовалась Натка. – Он хоть по-русски говорит? А иначе это бессмысленно.

– Выучишь испанский, – Паола выразительно кивнула на листок, – пойдешь к психотерапевту. Если захочешь, конечно.

– Педагог? – Натка растерялась. – Значит, ты все-таки считаешь, что мне надо учить испанский?

– Я думаю, тебе надо учиться жизни.

– А зачем тогда мне телефон этой женщины? Женщины?

– Женщины. Поверь, именно он тебе и нужен.

У Натки не было другого выхода, кроме как согласиться.

– Ладно. Если ты так считаешь, пойду к ней.

– Только у нее своеобразный метод обучения.

Палка, протянутая Паолой, действительно оказалась мощной и крепкой. Натка вцепилась в нее обеими руками и уже казалась себе настолько сильной, что могла свободно вертеть головой и видеть то, чего раньше не замечала или не хотела замечать. Она настолько увлеклась уроками, что даже забыла поблагодарить подругу. А есть ли для дружбы враг хуже, чем неблагодарность?

Натка набрала номер. Руки тряслись, и сердце стучало. Она отчаянно боялась услышать, что аппарат абонента выключен. Но в телефоне раздались гудки, и уже через секунду довольный голос Паолы произнес: