Сергей Ленин - 21 история о жизни и о любви Страница 20

– Ой, какой ужас и что мой Гришенька?

– Что, что, поднял пояс с пола, запахнул мой халат и завязал его. Мне даже немного обидно стало. Мог бы таз с бельём подержать. Я бы сама с халатиком разобралась. А он молодец, он тебя, Томка, любит. Такой любви можно позавидовать.

– Да, я представляю такую картину, – задумчиво произнесла Тамара. – Мой Гриша, наверное, не захотел, чтобы у тебя руки освободились. Вдруг ты бы с халатиком разбираться не стала. А у него руки тазом с бельём заняты. Как отбиваться-то от возможного домогательства? От ручёнок твоих шаловливых, – Тамара заулыбалась.

– Не, чё, ты, Томка, я ничего не хотела предпринимать. Я просто не стесняюсь показать своё красивое тело. А в пикантной ситуации это как-то завораживает. Волшебство какое-то и трепет наполняет сознание. Такой безобидный и пикантный прикол. Нет, Гришка твой ни-ни, не поддающийся. Это точно!

Молодые женщины обнялись и начали громко плакать уже вдвоём.

Откровения об изменах

– Оль, а ты мужу часто изменяешь? – сквозь всхлипывания, надеясь на солидарность, спросила Тамара.

– Что значит часто? Бывало или нет, могу сказать твёрдо – бывало. Только ты ни-ни, никому, ладно, Томка, – начала откровенничать Ольга. – У меня бывали всплески влюблённости в других мужчин. Они ярче проявлялись, когда мы с мужем ругались, были в контрах. Но в постель я ложиться с ними боялась. Но бывали и исключения.

Мы ведь как рассуждаем: «Нам-то можно немного разбушлатиться, если никто не узнает, а мужикам нашим ни-ни, нельзя».

– Это точно, Оля! Если бы я узнала, что мой Гришка блядонул, я бы той шмаре все волосы выдрала и не только на голове, – засверкала воспалённым взглядом Тамара.

– Вот, вот, а теперь представь состояние жён тех парней, с которыми ты позволила себе покувыркаться в постели. Если бы они о тебе узнали, ты бы уже многократно лысой была, полностью при чём, – хитро заулыбалась Ольга.

– Ой, а я об этом как-то не задумывалась даже, – насторожилась Тамара.

– А что тебя толкало-то на измены, скажи мне, Томка.

– Ну, у каждого человека должно быть личное пространство. Я вот красивая очень. Мужики начинали делать мне комплименты, приставать. Не скрою было безумно приятно. Я и рада бы им всем отказывать, но Гришка на вахте неделями… Какая-то коварная фея во мне отдавалась этим мужчинам, а я вроде бы была верна своему мужу.

– Да, загнула ты философию, Томка. Значит это не ты и не наяву, а в каком-то абстрактном личном пространстве. Какая-то фея предавалась любовным утехам, раздвигала ноги, сисечки подставляла для ласки, ротиком своим упражнялась? Крутая формула, получается, – стала разбирать ситуацию по полочкам Ольга.

– А ты когда-нибудь задумывалась о том, что у мужа, в Гришкином личном пространстве – только ты, да сыновья, да ещё лесная деляна, чтобы деньги в семью приносить, – отчеканила Ольга.

Томка ничего не ответила, только опять громко заплакала.

– Оля, я от тебя сочувствия и сострадания жду, а ты меня как поп на исповеди тиранишь, – начала жаловаться Тамара.

– Да, о попах не надо, однако. Был у нас тут в Усть-Илимске один священнослужитель. Я к нему исповедаться пришла, чтобы он выслушал меня, да грехи отпустил. Изменила я мужу по сумасшедшему наваждению. А он, козёл, меня слушал, да на мои упругие груди свои персты положил. Сзади пристраиваться начал. Свой божий леденец из штанов достать норовил. Еле убежала от этого нахала. Потом его куда-то перевели по службе. Попался он на деле неприглядном. В подвале, строящегося храма разливочный подпольный цех братва организовала. Из низкосортного технического спирта водку на продажу бодяжили.

– Вот, если святой отец не святой, то с меня-то какой спрос? – подхватила тему Тамара.

– Да, ладно, не оправдывайся, я ведь свой человек, не выдам и не предам. Только скажи мне, пожалуйста, как бы отреагировал твой Григорий, если бы, не дай Бог, узнал об измене? – спросила Ольга.

– Ой, боюсь даже о таком подумать. Он, наверное, ушел бы от меня. Тихо и молча. Такую рану вряд ли смог бы перенести. Ведь он верит мне. Любит меня.

Молодые женщины опять горько заплакали, думая каждая о своём.

Возвращение Тамары домой

Когда они проплакались вдоволь наболтавшись, Ольга отправила Тамару домой: «Наводи мир в своём доме сама. Женщина хранительница домашнего очага. Извинись за истерику, тебя простят».

И Тамара перешагнула порог своей квартиры. Дети играли в машинки, они успокоились, но к маме на встречу не выскочили, как это бывало обычно. Григорий сидел, наклонив голову, за кухонным столом. На столе стояла початая бутылка водки. Вид у мужа был жалкий, какой-то скорбный и неухоженный. Он сидел, сгорбившись, и никак не реагировал на появление жены. Тамара подошла к нему сзади, прижалась. Шея и голова мужа оказались между грудей, дрожащей от волнения супруги. Тамара стала нежно целовать в лысеющую макушку своего любимого мужа. Из её глаз ручьём побежали слёзы. Они солёным одеялом покрывали её груди и голову Григория. Потом начали литься слова Тамары, они были тёплыми и нежными, как слёзы. Слова обволакивали супругов, делая их неразрывным единым целым.

– Гришенька, дорогой, прости меня за всё. Я не заслуженно обижала тебя. Я сегодня повела себя как последняя дура. Не знаю, что на меня нашло. Но я исправлюсь, я обязательно исправлюсь. Я больше жизни люблю тебя и наших мальчиков.

Григорий слушал, и из его глаз тоже текли слёзы.

– Какая у меня умная и красивая жена. А, что, срывы бывают у всех. Но не все умеют признать свои ошибки и раскаяться. Не все умеют так любить, – думал Григорий.

– Тамарочка, солнышко моё, извини и ты меня. Наверное, это я виноват, что вывел тебя из равновесия.

– Ни в чём ты не виноват мой любимый, это я, только я.

– Я очень люблю тебя, моя дорогая жена и мальчиков наших.

Из детской стал доноситься громкий смех. Мальчишки чутко ощущали атмосферу в доме, и они задавали новый ритм жизни.

Ритм счастья и любви.

Опять я призадумался, как после предыдущего рассказа. Вот может, и мужикам надо было бы почин принять между собой: «Чужую женщину – ни-ни. – Сплю только со своей женой». И опять почему-то смешно стало. Мысль-то хорошая, только задача неисполнимая, однако. Почему-то сложилось так, что в сознании большинства ответственность за сохранность семейного очага лежит на женщине. Она и должна удерживать мужа в семейном лоне. А гулящую жену и удерживать не надо, пусть катится себе по волнам эротических приключений, жалеть о ней не пристало. Но рассуждения о необходимости удерживать женщину оставим для изысков писательниц.

Вспомнился старый анекдот:

«У африканки спрашивают: «Как ты отреагируешь, если твой муж тебе изменит»?

– Я ему пять сантиметров откушу, – не задумываясь, отвечает она.

– А, если второй раз изменит?

– Я ему ещё пять сантиметров откушу.

– …

– А если он восьмой раз изменит?

– Не, уже не изменит, кому он нужен с оставшимися 25 сантиметрами?»

А ещё в наше время было прикольное стихотворное произведение о том, чем и как разные национальности женщин удерживают мужей: «Немка – питанием, Англичанка – воспитанием. Испанка – страстью, Кубинка – пляской. Полька – лаской, Китаянка – лестью, Мексиканка – местью. Цыганка – пением, Еврейка – терпением. Азербайджанка – родилкой, Украинка – дубинкой. Негритянка – умением, Гречанка – красотой. Француженка – телом, Американка – делом. Итальянка – шиком, Армянка – криком. Японка – грацией, Русская – парторганизацией».

Последний довод бесспорный. На страже семьи стояла КПСС. За аморальное поведение, к которому относилась супружеская измена, можно было потерять партбилет. На собрании коммунистов изменник мог получить пропесочку. Вылететь с руководящей работы, наконец. Но от этого случаи с амурными приключениями не исчезали. Много в истории человечества примеров борьбы с этими проявлениями человеческой слабости или силы любви, можно и так сказать. Неверных жён камнями забрасывали, до смерти забивали, жгли на кострах. К мужикам снисходительнее были. Ну, это из-за власти мужчин – патриархата, наверное. Однако, и к ним – к кобелям порой строгие меры принимались аж на государственном уровне. Наверное, чтобы стабильность была в обществе. Измена жене приравнивалась по тяжести преступления к измене Родине. Имущество преступника перераспределялось в пользу обманутой жены. Но количество грешников не убавлялось.

Всё-таки в этом грехе, наверное, есть какая-то божественная искорка. Нет, не как в таковом грехе, конечно, а в результате самого процесса соития. Ведь зачастую при этом контакте двух полов может зародиться новая жизнь. Новый человечек может прийти на нашу землю. А само явление – рождение новой жизни нельзя, на мой взгляд, назвать делом тёмным и грязным. Родителей не выбирают. Главное, чтобы родители помнили и могли заботиться о развитии и становлении новой личности.