Канта Ибрагимов - Прошедшие войны. I том Страница 20

– А где наши собаки? – спросил Цанка.

– Не волнуйся. В пещеру они не полезут: там запах дурной. Порыскают кругом и вернутся домой или найдут нас в лесу – они ведь охотничьи. – Баки-Хаджи внимательно осмотрел себя, вытер о каменистый грунт кожаные чувяки. – А вообще-то эта пещера – место заразное, много бед она причинила людям.

– Тогда зачем ты нас привел сюда?

– Так на полдня путь короче, а еще, чтобы показать тебе родные места, тайные тропы, пещеры. Ведь в жизни всё бывает.

– А куда мы идем, Ваша? – впервые задал Цанка с утра волнующий вопрос.

– В Нуй-Чо. Эта речка называется Лэнэ, по ней мы пойдем вверх и к вечеру будем у цели. Если бы мы пошли в обход, а не через пещеру, то дня пути нам не хватило бы… Я ведь не могу быстро идти: годы не те.

– Ладно, Ваша, перестань! Я за тобой еле поспевал на подъеме, – утешая дядю, говорил юноша. – А что за беды были вокруг этой пещеры?

Баки-Хаджи посмотрел по сторонам, вырвал с корнями пучок прошлогодней травы, аккуратно разложил ее на камне и сел.

– На голый камень не садись. Еще холодно – простуду схватишь.

Когда Цанка смастерил себе такое же, как старик, ложе, мулла начал свой рассказ.

– Я был тогда, наверное, чуть старше тебя. У нас в селе был старейшиной Мовсар Устаев. Вот к нему в гости и приехали друзья. Пошли на охоту, и меня с собой взяли, ведь я был хорошим стрелком, да и собаки у меня были лучшие в округе. Дело было зимой. По снегу на этом склоне ходить тяжело. Однако мы увидели огромные следы медведя-шатуна. Пошли по отпечаткам лап и пришли к этому месту, к входу в пещеру. Стали стрелять наобум вовнутрь. Никакого зверя – только куча летучих мышей, зимующих здесь, заметалась внутри, издавая страшный писк. Тогда мы послали двух людей в обход, чтобы засесть у противоположного входа, а с этой стороны подожгли огромный костер – прямо у входа. Весь дым от мокрых дров и хвороста потянулся в пещеру. Проснулся наш медведь, зарычал в отчаянии и бросился к противоположному выходу. А там как раз подошли Мовсар и его напарник, залпом выстрелили они в медведя – огромный был зверь, матерый. А тому хоть бы что. Разъяренный, кинулся шатун на них: Мовсар отскочил, а напарник не успел, и так вместе с медведем в обнимку слетели они со скалы в пропасть. Все бросились вниз: человека нашли, а медведь ушел, оставляя на снегу щедрый кровавый след. Вскоре собаки догнали его, в драке, ослабленного, повалили наземь, там и мы подоспели, добили зверя. Опечаленные случившимся, мы взяли труп односельчанина и вернулись в аул, а Мовсар остался, стушевал шкуру, принес ее и большой кусок мяса домой, остальную часть медвежатины бросил собакам. Через неделю мои собаки стали вести себя странно, даже агрессивно. Твой дед и мой, получается, отец Арч сразу пристрелил их, а через месяц заболел и наш Устаев. Стал он бешеным. Привязали его веревками к дереву – знахарей возили, русского врача из Шали привели – ничего не помогало. В ярости головой бился о ствол, оставляя море крови и вмятины в коре. Под конец он ослаб, на морозе простыл, заболел еще и чахоткой и на радость родным и на счастье себе тихо умер… Даже омывать его труп люди боялись… Всякие байки ходили вокруг этого события, но мне кажется, прав был русский врач, который сказал, что медведь заразился бешенством от летучих мышей, а Мовсар и собаки – от него.

Баки-Хаджи еще не успел закончить рассказ, а Цанка уже вскочил, часто сплевывая, глядел со страхом на пещеру и взмолился:

– Ваша, пошли отсюда побыстрее.

– Что ты задергался, – смеясь, сказал мулла. – Я после того случая раз тысячу бывал в ней, и, как видишь, – ничего… Хотя, по правде, все мы ненормальные.

Продолговатая зеленая ящерица, шурша прошлогодней листвой, выползла из-под куста, удобно примостилась на соседнем камне, греясь на солнышке, однако, заметив присутствие людей, недовольная, оборачиваясь, ловко скрылась в расщелине.

– Еще одна печальная история связана с этой пещерой. В нашем ауле один парень и девушка любили друг друга. (Это тоже было когда я был еще юн.) Их родители были против женитьбы. У других народов такое бывает, когда кто-то богат, а кто-то беден, а у нас, когда один род или тейп считает недостойным другой. Тогда молодые бежали и поселились в этой пещере. Неожиданно для всех через несколько месяцев молодой человек сбросил вот с этого места в ущелье свою возлюбленную, а затем с криком бросился ей вслед.

– Прямо отсюда он бросился? – переспросил Цанка.

– Да, именно вот отсюда, – указал мулла.

Юноша внимательно, еще раз, оценивающе посмотрел в ущелье, затем взял небольшой камешек и кинул его вниз, с удивлением на лице мотнул головой.

– Да, – сказал он, – все истории печальны.

– А есть и веселая история, – вдруг с загадочной улыбкой на лице ответил Баки-Хаджи, – ты, наверное, ее слышал.

– Расскажи, про что.

– Сейчас мы пойдем вдоль ущелья, и за склоном этой горы увидим разрушенные временем и людьми древние чеченские башни. Это место называется Чахи-ари. Так вот, в давние времена здесь жил очень богатый, но скупой человек Чахи. У него не было ни жены, ни семьи, а была у него большая отара. Состарившись, Чахи выжил из ума. Продал он всю свою отару. На эти деньги купил золото и отлил статую козла в натуральную величину. Говорят, многие видели эту статую, много, рассказывают, в ней было золота. Перед смертью старик где-то захоронил золотого козла, говорили, что в этой пещере. С тех пор много глупцов перелопатило ее и все окрестности… На этом склоне был густой буковый лес, как вон там в стороне. Эти козлоискатели вырубили весь лес, начались обвалы, и остался только каменный голый остов. Вот что оставил после себя богатый Чахи.

– Так что, так и не нашли этого козла? – с любопытством спросил Цанка.

– Разумеется, нет.

Кряхтя, Баки-Хаджи встал, слегка потянулся. Хотел было тронуться, но до сих пор еще сидевший неподвижно Цанка вдруг снова спросил:

– А те, кто искал в пещере золото, – они заразились бешенством?

– Ха-ха-ха, – весело рассмеялся старик, – они до поисков становились бешеными, а потом шли сюда. Разве нормальный человек поверит в эту сказку… – и уже трогаясь, обернулся и сходу продолжил. – Сюда много искателей приходило. Даже армяне, цыгане. Устраивали здесь целые побоища. Я это помню… Ладно, пошли, солнце уже высоко.

– Так где может быть захоронено это золото? – не унимался от любопытства юноша.

– Какое золото?! О чем ты говоришь, Цанка! Все это сказки… Да и если бы ты нашел этого козла, счастья от него все равно не было бы. Не знают все эти козлоискатели, что счастье не выискивается, а по крупицам создается. Только тогда это блаженство становится основательным и долгим, а остальное все миф… Знаешь, у нас есть поговорка – на ворон не охоться, от них нет прока… Пошли, заболтались мы.

По узкой каменистой, поросшей мелким кустарником и высохшим прошлогодним бурьяном тропе спустились вниз к шумной реке. До колен промочив ноги, перешли речку и двинулись по склону вверх, цепляясь за каменные выступы, тонкие деревца и кустарники.

Стало жарко, обильный пот капельками стекал по лицу. Верхняя одежда давила. Баки-Хаджи часто останавливался, устало присаживался, чуть отдышавшись, трогался дальше.

У подножия горы лес был смешанным: боярышник, мушмула, орешник, чуть выше – дикая яблоня, груша, липа и осина. А дальше, ближе к вершине, росли величавые, гладкоствольные чинары. Покрытые застенчивыми почками, они еще свободно пропускали лучи весеннего солнца. Кругом пели птицы, носилась мошкара, мелкие мотыльки. Высохшие, еще не потерявшие формы прошлогодние листья прилипали к подошвам промокших чувяк, желали уйти вместе с путниками в далекие края.

Добравшись до вершины, Баки-Хаджи упал ничком на сырую землю. Тяжело дышал, его мучил гортанный кашель, он не мог избавиться от едкой слюны. Цанка, оперевшись подбородком на измучившее его ружье, любовался пейзажем.

Кругом, охватывая весь простор, чернели покатые бесконечные горные хребты, испещренные многочисленными ущельями и впадинами. Все они были покрыты девственными лесами бука и дуба. За чередой черных гор выросли голые горы, покрытые альпийскими лугами. На них кое-где в ложбинах и впадинах маленькими колониями ютились голубые невысокие ели, а дальше на солнце блестели серебром остроконечные вершины ледников. Они были неприступны, словно парили над миром.

Далеко внизу на востоке, в небольшой долине между гор бледной синевой искрилось озеро причудливой формы, с искривленными, с редкой растительностью берегами.

– Это озеро Материнских слез, – сказал вставший с земли старик, перехватывая взгляд племянника, – вода в нем соленая. Когда небо голубое, оно тоже голубое, а когда пасмурно – вода также темнеет.

– А почему так назвали это озеро? – спросил Цанка.