Елена Поддубская - Возмездие за безумие Страница 21

– Ну, может потом в тебе, Юлечка, какой-то интерес проснётся, – об учёбе и будущем Галя разговаривала с девушкой заискивающе, боясь употреблять властные нотки: мать уже давно поняла, что любой конфликт дочери с самой собой или с обстоятельствами вокруг неё выражается в форме нервных срывов. В такие периоды Юля была склонна к депрессиям, жаловалась на боли в спине и, особенно в шее, вела себя вяло и зависимо от Гали.

Первые признаки психосоматических болей появились у Юли ещё тогда, когда она занималась теннисом. Не зная, как объяснить Виктору уже вполне конкретное и осознанно сформированное нежелание тренироваться, мать и дочь стали давить на отеческую жалость. Весной две тысячи второго, когда Юле пошёл четырнадцатый год, у неё начались обычные для девушек циклические проявления, и на этом фоне появились первые признаки расстройства. В критические дни Юле не хотелось не то чтобы тренироваться, даже просто выходить из дома. Необходимость вставлять неудобные самокрутки из бинтов и ваты, менять их каждый час, глотать анальгин и но-шпу, приглушая боли внизу живота, нервировали. Страх перед деспотичностью отца, неспособного понять такие мелочи и отвечавшего, что Юля не одна такая, все с «этим» живут, заставлял дрожать перед каждым объяснением с отцом по поводу пропущенных тренировок. Дорого оплачивая занятия, Ухов приходил в бешенство, узнав, что его деньги улетают на ветер. Ещё большее негодование вызывала в нём мысль о разбивающихся мечтах видеть дочь среди профессионалов тенниса. К четырнадцати годам Юля, несмотря на прогнозы тренера, не выиграла ни одного матча среди сверстников.

– Да она же на корте под себя в штаны ходит, Виктор Михайлович, – объяснял Саня эмоциональный фон девочки, выходящей на соревнования, – Если бы она на спаррингах хоть раз сыграла так, как играет на тренировках… Эх, да что там говорить! Психологически Юля слабая. Вот и всё объяснение.

Про то, что в своей возрастной категории Юля была, чуть ли не самой слабой по всем скоростно-силовым показателям, Саня молчал. Как молчал он и о том, что в наклоне вперёд девочка не может пальцами рук достать землю, настолько она была тугой. Увлекая детей и родителей самой игрой, эффектами спорта, никто теперь не заботился о развитии тех самых базовых качеств спортсмена, что составляли его суть, основу любого движения.

Старая советская школа, в которой любого начинающего спортсмена по году, а то и больше, держали на ОФП, развивая общефизической подготовкой двигательный потенциал, ушла. На смену ей пришли театральные мизансцены с просмотрами для родителей, приносящих на стадионы и в клубы свои денежки. Понятно, разве можно было впечатлить богатенького папашку обычным кувырком вперёд, да хоть и назад, полным шпагатом, хорошо выполненным тройным прыжком в длину? Зато как загорались глаза предков, осчастливленных видением своих чад в разящих позах на приёме мяча, в броске в ворота, в поддержке или, скажем, в удачно исполненном пируэте на льду! Тренера доброй советской школы, оставшиеся на мизерных зарплатах, продолжали как-то выживать. Но им приходилось несладко. Обеспеченные знаниями, надыбанными в компьютерах, молодые спортсмены никак не соглашались с тезисами о годовой пахоте во благо самого спорта. Всем теперь хотелось всего и сразу: сразу играть, сразу танцевать, сразу зарабатывать сумасшедшее бабло. Разрушительная власть денег проникла и в спорт, надёжно и надолго. Поэтому те, кто отказывался с первого дня тренировок ставить новичков на рулевые позиции, чаще уходили из спорта – грузчиками, продавцами, кем угодно, лишь бы иметь кусок побольше. В то же время на стадионах и в залах, в клубах и на кортах приживались молодые и шустрые дельцы от спорта, понявшие одну, но простую истину: движение – это жизнь. И чтобы жизнь была обеспеченной, нужно обеспечить движение таким образом, чтобы оно спонсировалось частным образом, в большинстве случаев за счёт родителей молодых спортсменов.

Вот почему Саня, в принципе неплохой тренер и даже неплохой педагог, продал душу тому дьяволу, что зовётся «мамона», и вместо того, чтобы тренировать молодёжь, натаскивал её. Кое-как поставив Юле удар и объяснив базы по технике приёма, он в дальнейшем занимался обычным прогоном, а иначе говоря, тренингом, разница которого с полноценной тренировкой была как раз таки в отсутствии в программе основных требований физического воспитания. Оставалось непонятным, за счёт чего хрупкая и малоподвижная Юлька могла перекидывать через сетку мячи, крутить реверсы и отбивать мощные подачи тренера. Но именно эти способности молодой спортсменки внушали родителям доверие в моменты просмотров тренировочных матчей.

Про гибкость, выносливость и взрывные качества ни Витя, ни Галя никакого понятия не имели. Их впечатляли красиво перелетающие с корта на корт мячи, поза, принятая их девочкой для отражения подач противника, протяжные выдохи, в которых взрослые усматривали не недостаток дыхательного объёма, а качество, подогревающее интерес к женскому теннису спонсоров и зрителей. По мнению родителей, у их дочери было всё, чтобы нравиться и быть в числе замеченных: красивое лицо, роскошная коса, прекрасная фигурка, дорогая форма и фирменный спортматериал, привлекательные жесты и позы, усвоенные Юлей быстрее всего, а главное – желание их, родных спортсменки, довести её до уровня звезды. А про психологический фон? Что про него вообще говорить? «Баба, есть баба. Истерит. Безусловно, тренеру виднее в чём проблема.» – думал Ухов и поэтому, после объяснений с Саней относительно очередного поражения, возвращался домой взбешённый.

– Что у тебя, Юля, г. вно по ляхам течёт? – орал отец на весь корт, выезжая с дочерью на следующие соревнования.

– Соберись! Двигайся по площадке! Чего стоишь, как мумия? – присоединялась к пожеланиям мужа Галя; маме тоже давно уже мнились престижные турниры, трибуны V. I. P., и она в шляпе с полями и широкими очками от солнца на них и обязательно под прицелом телекамер. Присутствие на корте посторонних, перед которыми девочке могло быть стыдно за такое «спортивное» поведение предков, в счёт не шло.«Поддержка» оказывала обратный ожидаемому результат. Полностью деморализованная девочка оканчивала соревнования досрочно, со слезами и брошенной на пол ракеткой. Галя неслась в раздевалку утешать дочь, Виктор спешил на корт подбирать дорогой спортматериал. По дороге домой в машине Уховы орали, не взирая на спящую в колыбельке Полин, обвиняя друг друга: в мужском деспотизме и женской тупости. Чувствуя себя виноватой в происходящем, Юля никак не могла придумать повод, чтобы бросить теннис. В голове возникали всякие мысль, вплоть до попытки изуродовать себя. Однажды, от отчаяния, она призналась в своих планах матери. От ужаса Галя бросила стряпню на кухне и уставилась на дочь, словно увидела впервые. Только теперь женщине, закрученной с годовалой младшей и переставшей обращать внимание на старшую, стали заметны не проходящие под глазами ребёнка синяки, дрожащие губы, руки, нервно крутящие волосы, обкусанные ногти, быстрые слёзы на глазах.

– Юлечка, у тебя что-то болит? – материнский инстинкт брал верх над всяким другим. Юля беспомощно уложила ладони на шею и подняла на мать слёзные глаза.

– Шея? Давно? Так почему же ты ничего не говоришь? Это же нельзя запускать? —Поток материнской заботы полился каскадом, вслед за которым Галя бросилась в пучину обследований, консультаций с ортопедами, ревматологами, нейрохирургами. Юля была согласна на что угодно, лишь бы не ходить на тренировки. Выплакав у очередного врача справку, Галя приказным тоном объявила мужу о необходимости для Юли бросить теннис. Окончательно. Навсегда. По причине ярко-выраженной дископатии. Откуда выкопали такой диагноз, Виктору было не сказано, просто подсунули под нос снимки магнитно-резонансной томографии и рентгена сомнительного качества, на которых врачи по просьбе матери девочки что-то отметили цветными ручками. Ничегошеньки не понимая и в медицине, Ухов поорал в первый день, пошумел во второй, повздыхал ещё неделю, после чего про теннис, как перспективу капиталовложения в пенсионное страхование, было забыто. – Ладно, не можешь играть, учись. Но только чтобы никаких проблем с поступлением в Технологический, – предупредил отец строго. Про то, куда идти учиться девочке через три года, Ухов знал уже тогда, в две тысячи втором. На слова отца Юля покорно кивнула и удалилась в спальню. Проблем с учёбой у неё не было никогда. Обязательные уроки в школе и подготовительные занятия с репетитором казались семечками по сравнению с теннисом, от которого наконец-то удалось отбояриться. С той поры Юля поняла только одно: на материнской жалости можно «прокатить» всегда. И именно с тех пор такая форма попрошайничества внимания прижилась в Юле основательно и по любому поводу.