Сергей Чевгун - По крапу. Повести и рассказы Страница 21

– Вроде бы так… – пожал плечами Гарц. Видимо, его что-то мучило, что-то он хотел спросить… И Каратов это заметил.

– Что-то еще у вас есть? Говорите, – Каратов улыбнулся. – Какие-то проблемы?

– Есть немного, – неопределенно протянул Гарц, и вдруг решился. – Слушай, Игорь, теперь мы вроде бы вместе… Ведь так?

– И что?.

– Лишняя слава, я думаю, тебе не нужна?

– Что-то я не понял… Ты о чем? – спросил Каратов.

– Да Фалеев меня просил… – И подмигнул Каратову, и спросил с какой-то особой интонацией: – Я думаю, тебе журналист уже не нужен?

– Какой журналист? – не сразу понял Каратов. – Ах, этот!.. Не нужен.

16

«Черное море – не Охотское, в нем даже тонуть – и то приятно. Хлебнешь соленой водички, пошлешь последний взгляд оставшимся на берегу – и начинаешь медленно погружаться на дно, заодно уж подбирая себе местечко поудобней. На дне морском лучше лежать на спине. Лежать – и смотреть на просмоленное днище лодки, с которой бросают на воду предназначенный тебе венок…».

Стоп. Мысли путаются, сны мешаются с явью, реальность – с вымыслом. Шитов открывает глаза и вновь их закрывает. И снова глаза – открыты. Нет, сон не кончается. Это опять паром «Сахалин-8», каюта третьего класса. Десять мест в два ряда. Шитов – прямо напротив двери, с краю, у самого борта, под иллюминатором. А напротив – скуластый парень с пустыми, как у рыбы, глазами. Он – ждет.

А до Ванино – семь часов ходу…

Первого июля они улетели в отпуск на материк.

Валяясь на ялтинском пляже, Шитов блаженствовал. Денег было много, отпуск – аж до двадцатого августа, вино в погребке – холодное, легкое, терпкое. Ну чем не жизнь? Правда, танцы через дорогу в Доме отдыха не устраивали, да и буфета в нем не было, но зато работал до часу ночи небольшой ресторанчик на набережной – два шага от хозяйки, где Шитовы снимали комнату. Там можно было сидеть весь вечер над бутылкой «Массандры» – и думать… Хотя, признаться, о чем на юге можно думать? На юге можно только отдыхать. И – пить.

В начале августа российские «деревянные» пошли на убыль, а японские иены, которые Шитов прикупил еще там, в Южном, в Ялте почему-то не обменивали.

– Заелись, гады. От нормальной СКВ отказываются! – выругался Шитов. Сел в поезд – и подался в столицу – менять иены на рубли.

Поезд шел с юга, был жарким, распаренным. Пришлось спасаться холодным пивом в вагоне-ресторане. И Шитова понесло.

– Севера – места гиблые, хотя и денежные, – рассказывал он случайному собутыльнику, подвалившему к «богатенькому Буратино» на дармовое пиво. – Но ничего, народ на северах пока держится. Годик, другой помучаешься, повкалываешь – глядишь – и на материк можно ехать – «жигуленка», а то и «Волгу» покупать…

Собутыльник поддакивал и жадно глотал «Жигулевское» прямо из горлышка. Он знал о северных зарплатах не меньше Шитова. Какие, к черту, длинные рубли на Севере, когда вся Россия от диких цен на ушах стоит?! Прошли времена, когда северные надбавки затягивали мужиков на Сахалин, в Норильск или Тикси. Чего туда ехать, спрашивается? Сопли морозить?

– У меня братан в Уренгое… Хочет домой приехать, – говорил собутыльник по имени Слава. – Я ему и пишу: брось ты, на хрен, свой Север, да возвращайся. И дома можно деньжат подработать. 0й-ей-ой сколько, ежели с головой!..

На девятой бутылке Шитов похлопал себя по карманам: деньги, взятые на дорогу, кончились. Тотчас же Слава дохлебал пиво, откланялся и пошел отсыпаться в свое купе. А Шитов поехал дальше.

Москва встретила Шитова вывесками, киосками, праздношатающимися толпами… И обилием обменных пунктов, где брали все подряд. Облегчив пиджачный карман от иен, которые в Ялте не котировались, зато в Москве обменивались аж по восемь с полтиной за штуку, Шитов набил рублями пластиковый пакет, уложил для сохранности в матерчатую сумку не первой свежести и двинулся прогулочным шагом вверх по улице Горького – к Тверскому бульвару.

Значит, бутылка пива – здесь, бутылка – там… К памятнику Пушкина Шитов подошел в настроении. Перекурив вблизи Александра Сергеевича, отправился на Арбат. Напротив здания бывшего ТАСС, вблизи кинотеатра повторного фильма, Шитов опять тормознулся у киоска. Здесь его и окликнула гораздая на выдумки Судьба.

Судьба окликнула его голосом парня лет двадцати двух, одетого с явным столичным шиком. Фирменные кроссовки, черные джинсы, футболочка «I love beer». Глаза деланно-веселые.

– На пиво не займешь? – спросил парень, заранее улыбаясь отказу. И тут же улыбку погасил, услышав:

– О чем разговор! – Шитов вынул из кармана деньги.

– Ну, ты силен! Уважаю.

Тут же, у киоска, и познакомились.

– Женя, – сказал Шитов. – С Сахалина.

– Паша, – ответил парень. – Из Мытищ.

Начали с пива, потом Шитова потянуло на портвейн «три семерки». А еще потом они сели с Пашей в случайную машину и поехали куда-то в сторону Киевского вокзала. Паша искоса поглядывал на провинциала, на его матерчатую сумку и думал, что брать ее он не будет: на хрена она ему сдалась? А вот в карманах у этого Жени поковыряться придется. Ну и по морде надавать, на всякий случай. Чтобы сразу не сообразил, в какую сторону за милицией бежать.

Машина остановилась у какого-то старого дома.

– Здесь моя знакомая живет. С подружкой, – многозначительно сказал Паша. Шитов сунул водителю две синих бумажки и выбрался из машины. – Вон туда идти, – Паша чуть подтолкнул Шитова, как бы давая ему верное направление. И показал на крайний подъезд.

На середине дороги Паша обогнал Шитова и пошел вперед, словно бы показывая ему дорогу. «Странно, почему он так торопится? И почему чуть не бежит? – думал Шитов, в стараясь не отстать от провожатого. – Торопится выпить? Но мы ведь даже не взяли бутылку!». Метров за пять до подъезда Шитов замедлил ход. Парень же, словно не замечая, что Шитов отстал от него, вошел в подъезд – и словно растворился в гулком сумраке. До подъезда оставалось шага четыре… И здесь Шитов остановился.

Он почувствовал опасность. Он понял, что нельзя заходить в подъезд. Ни в коем случае!

Нельзя – и все. Потому что его, Шитова, там будут сейчас убивать. Но сначала – бить, жестоко и страшно.

Шитов повернулся и двинулся прочь от дома, все убыстряя шаг.

– Ну-ка, стой. Остановись! Да стой, тебе говорят! – Но Шитов уже бежал, прижимая сумку к груди. К счастью, улица была близко. Она не таила опасности, кроме одной – угодить сдуру под машину. Но эта опасность казалась Шитову детской забавой по сравнению с той бедою, что бежала у него за спиной.

– Ослеп?! – заорал водитель «Москвича», выскакивая из машины. – Ну какого черта под колеса лезешь? Ну, нажрался, так дома сиди!

– Не ругайся, шеф… Ну, не ругайся! Мне на вокзал надо. Опаздываю!

– Сколько дашь? – тут же успокоился водитель.

– Двадцатка устроит?

Беда отстала от Шитова. А он через полчаса уже был на площади Маяковского. Шитов взглянул в сторону Владимира Владимировича и вдруг воскликнул:

– Ну-ка, шеф, здесь тормозни!

Шитов не ошибся: это был Вовка. Не тот, бронзовый, а живой – Вовка Чепрагин. Он как раз собирался спуститься в подземный переход и задержался на поверхности, чтобы пропустить идущих навстречу людей.

– Привет с Сахалина!

– Женька?.. Ты откуда, черт, взялся?!

А дальше все как в жизни: задушевно, слегка суетливо и по-пьяному деловито.

В тот вечер столичный Гермес (впрочем, бог торговли везде одинаковый) получил изрядный «навар». Шитов вытряхнул из пластикового пакета немало крупных купюр, и все они разошлись по рукам продавцов близлежащих гастрономов. Пережитая днем опасность требовала грандиозной разрядки. А какая разрядка без вина? Ну и закуска к нему: колбаса, ветчина, карбонат… Ну и сосисок заверните. Парочку.

– Я понимаю так: пить – так пить! – говорил друг Чепрагин в лифте, ползущем вверх, на восьмой этаж. – А у нас с тобой, Женя, извини, только на один вечер. Да и то до половины десятого. Слабо, слабо. Совсем ты, Женя, на своем острове от отдыха отвык!

– Ну, не скажи, Володя, – возразил Шитов, покосившись на здоровенный пакет с бутылками и снедью. – Да здесь не меньше, чем дня на три.

– На два, если уж быть точным, – поправил Чепрагин. – Вот увидишь! Один день – пьем, другой – похмеляемся…

В Москве Шитов задержался ровно на пять дней.

Они сидели в полупустой трехкомнатной квартире и пили, лишь изредка выскакивая на улицу – к ближайшему киоску. Денег было много, и таяли они очень медленно. А может быть, они не таяли совсем.

На шестой день Чепрагин проводил Шитова на вокзал. Билетов не было, но поезда на юг еще ходили. Шитов по-московски расцеловался с Чепрагиным на перроне, по-сахалински щедро сунул проводнику в руку – и забрался в плацкартный вагон. Махнул другу в окне, когда поезд тронулся, и отправился к жене на юг.