Сергей Дроздов - Правдивые байки воинов ПВО Страница 23

На улице, у курилки нашей казармы со времен последнего ледникового периода нашла вечный покой огромная глыба гранита. Она на три четверти находилась под землей и никому не мешала. Даже ее торчащий кусок внушал почтение к ее размерам и весу.

Однажды Комдивка, будучи в дурном настроении, пришел в курилку. Ему еще и несвоевременно подали команду: «Смирно!»

Комдивка, узрев (словно впервые) глыбу, вызвал Грабара и дал команду ее выкопать и убрать от казармы. За территорию курилки отвечала наша батарея, и эта глыба стала наказанием для всех нас. Целый год мы ее выкапывали в свободное от учебы время. Чем глубже мы вгрызались в землю, тем больше поражала глыба наше воображение своей мощью, уходя трапецией в глубины земли. Казалось, работе не будет конца…

Весной мы сдавали какой-то зачет, и сдавшие отправлялись в казарму, готовиться к обеду. В первых рядах сдали и ушли от нас «два Слона».

Когда остатки группы Керогаз привел в казарму, нас ждало сенсационное зрелище. У курилки на земле лежала выкопанная и вывернутая на поверхность глыба исполинских размеров.

Выяснилось, что наши «Слоны» прибыли в казарму и начали в каптерке варить чай, используя в качестве кипятильника самопальный нагреватель из безопасных бритв, что было строжайше запрещено.

За этим занятием их и застукал Комдивка. Наорав на «Слонов», он, в качестве искупления их вины, приказал им выкопать несчастную глыбу. И «два Слона» с перепуга за час выкопали и вывернули на поверхность эту каменюку, с которой вся батарея мучилась целый год. Да еще и яму заровняли!!!

Глыба потом еще долго лежала на земле – не могли найти грузовика, который бы выдержал ее тяжесть, и крана, чтобы оторвать ее от земли.

С БАМом была еще одна веселая история перед самым выпуском. У нас было принято тогда ходить в увольнения в новые общественные бани на проспекте Ветеранов. Там был дедок банщик, который за рубль предоставлял нам свою «кандейку» в качестве отдельного кабинета, в котором можно было уютно посидеть и выпить в перерывах между помывками.

В один прекрасный вечер в баню отправилась компания любителей пара, среди которых были Ефрейтор Юрьев и БАМ. Они и стали героями мероприятия. «Дозу», видимо, рассчитали плохо. Вначале Юрьев грохнулся в парилке в обморок, всех изрядно перепугав. Несколько ушатов холодной воды привели его в чувство.

БАМ же держался до самой казармы молодцом. «Сломался» он, уже переступив порог родной батареи. Все уже спали. Войдя в кубрик, БАМ включил весь свет в кубрике и заорал молодецким голосом: «ПОДЪЕМ!!!! Какого хера спите???!!!», изрядно ошарашив нас такой выходкой (он всегда был очень спокойным и выдержанным, «Слон», одним словом).

Затем он уселся на свою койку и начал громко икать каждые 10 секунд. В перерывах между иканиями БАМ пытался рассказать разбуженным товарищам о своей замечательной помывке, повторяя, как заклинание: «Вы не подумайте, я не пьяный… Я просто отравился колбасой! Двести пятьдесят грамм краковской колбаски!!!», и заливаясь идиотским смехом.

Напротив него была койка Артуши, которого БАМ разбудил самого первого, просто сев на него спьяну. Артуша, поняв, что БАМа быстро не успокоить, взял в каптерке свой «выпускной» чемодан и начал раскладывать и перекладывать в нем разные вещи и подарки, приготовленные к окончанию училища для родни. Потом он отошел зачем-то в сторонку.

И именно в этот момент БАМу «сплохело», и он кинул мощнейший «харч» прямо в раскрытый Артушин чемодан, наполнив его едва ли не до краев. Бедный Артуша в ужасе унесся с чемоданом в умывальник спасать содержимое, хотя нам было видно, что это – пустая затея.

БАМ снова повторил свою сентенцию про «краковскую колбаску» и еще пару раз «кинул харч» уже на Артушину койку, а затем – просто на пол.

Потом БАМ просветленным голосом поинтересовался: «А кто завтра уборщик?!» – снова захохотал, плюхнулся на свою кровать и уснул сном младенца. Уборщиком был Ефрейтор Юрьев, лежавший на своей койке с мокрым полотенцем на голове. Его матюги БАМ уже не слышал…

Просто необходимо кратко сказать и об увольнениях. Это было не просто мероприятие. Это было – счастье. Ему предшествовал целый ритуал: нужно было иметь хорошие спортивные показатели (тех, кто не укладывался в нормативы физподготовки, месяцами не выпускали в город), не иметь «неудов» и «залетов» в дисциплине. В увольнение отпускали на строго определенное время, и только по субботам и воскресеньям. Ни о каких нарушениях дисциплины, порядка, правил ношения формы одежды и отдания воинской чести не могло быть и речи.

«Что должен делать курсант, чтобы не принести из увольнения замечания от патруля??» – задавал на инструктаже «увольняемых» Хиль свой сакраментальный вопрос.

И сам же отвечал: «Плакать, проситься и убегать!!!»

«Увольняемых» тщательно проверяли на предмет соответствия внешнего вида и прически уставным правилам. Делал это ответственный офицер в батарее и дежурный по училищу. Иногда в процесс вмешивалось и высшее руководство училища, и это порой приводило к неожиданным результатам. Курсе на 4-м нас привели на проверку внешнего вида к дежурному по училищу перед увольнением. Неожиданно из штаба вышел полковник Анненков, начальник учебного отдела, и тоже включился в процесс.

Все шло нормально, пока он не дошел до Миши Федотикова, перед которым Анненков остановился. Они уставились друг на друга. Анненков смотрел на Мишу, тот «поедал глазами» начальство.

Оба были немного похожи внешне: высокого роста, оба в очках с золотой оправой. Молчание затягивалось.

«Вы когда в последний раз чистили пуговицы на шинели?!» — вдруг «выдал» Анненков.

Мы все, кроме Миши прыснули от смеха. Дело в том, что пуговицы у всех нас изначально были анодированные, они блестели сами по себе, и мы их не чистили НИКОГДА! Да и не положено это было делать, только испортишь.

Видимо, Анненков вспомнил что-то из своей курсантской юности про чистку пуговиц.

«Сегодня утром!!!» – без тени смущения соврал Миша.

«Надо чаще это делать. Почистить еще раз и доложить дежурному», – по-отечески пожурил его Анненков, и ушел, не придираясь больше ни к кому.

Миша отошел в сторону, постоял и через минуту доложил дежурному о выполнении приказания под наш смех.

Улыбавшийся дежурный благословил нас на выход в город, и мы бегом рванули к платформе. От штаба до платформы электрички было расстояние километра 2, и если бы кто-нибудь догадался засекать время его преодоления курсантами, бегущими в увольнение – были бы зафиксированы рекордные результаты…

Самый замечательный отдых был, конечно, во время отпусков. Чего только не творили наши ребята за время своих каникул…

Всего и не упомнишь, и не расскажешь. Кто-то чудил, кто-то совершал добрые дела в тимуровском духе. Помню, что один курсант в отпуске спас утопающего, и его даже наградили медалью за это. С нами учился Володя Кибернетик. Он был знаменит тем, что каждый раз после отпуска в курилке говорил народу усталым голосом: «Ребята, а я в отпуске подвиг совершил!»

После этого он излагал какую-нибудь удивительную историю своего очередного героизма. К этому мы привыкли, и спокойно выслушивали его рассказ об очередных похождениях героического отпускника. Наиболее правдоподобной историей был рассказ о том, как он с друзьями, в нетрезвом виде, справил малую нужду с плотины Днепрогэса.

Я в отпуске обычно жил дома, в Ленинграде и частенько отдыхал в компании со Стёпой и Юрой Юшиным. Почему-то так случалось, что именно эти дни запоминались каким-то бесшабашным весельем, забавными посиделками и приключениями. Надо сказать, что ребята мы были спокойные и неагрессивные. Будучи довольно высоким (185 см) молодым человеком, я был самым малорослым в нашей компании. Так что выглядели мы довольно внушительно, и все наши приключения носили исключительно мирный характер. Мы никого не трогали, и нас никто не трогал, как говорится.

А вот смеха, взаимных подначек и весёлых воспоминаний от отпуска оставалось много.

Однажды мы гуляли по Кировскому проспекту летним ленинградским вечером. В «гражданке», конечно (в отпуске курсантскую форму мы не одевали, хотя это и было нарушением уставных правил в то время).

Днём немного выпили, для настроения, но к вечеру хмель выветрился, хотелось «добавить». Водки после 19.00 тогда не продавали, а вот сухого вина или шампанского можно было свободно выпить в любом кафе-мороженом, которых было довольно много. Кафе эти работали обычно до 23.00, и вход в них был совершенно свободным, без швейцаров. Винцо там продавали с приличной наценкой, считалось – дорого, поэтому народу в кафе обычно было немного, а пьяницы и алкоголики в них не хаживали.