Алексей Сухих - Жизнь ни за что. Книга первая Страница 24

С Лёнькой Анатоль познакомился на первых сборах после вступительных экзаменов. Он заметил двух пареньков, которые держатся постоянно вместе. «Если к ним примкнуть, то будет трое, а это уже кое-что», – подумал он и подошёл к Балыбердину и Сугробину.

– Меня зовут Анатолий Клещёв, я из Перми, – сказал он и протянул руку.

– Пермь, это я знаю, – сказал Сугробин. – У меня там двоюродный брат учился, МАТУ кончал. Только город Молотовым называется.

– Конечно. – согласился Клещёв, – город называют Молотовым, а жителей – пермяками.

Все трое рассмеялись и пожали друг другу руки, представясь по очереди.

Только ты скажи, – сказал Балыбердин. – Твоя фамилия происходит от клеща или от клещей?23 От этого твой характер проявится. Правда, Лёня. И мы будем готовы к твоим поступкам неадекватным.

Филосов, – отмахнулся Клещёв. И к Сугробину, – а теперь где твой брат? Ему хотелось утвердиться в правильности своего решения не поступать в МАТУ.

В Калининграде. Он на четыре года старше меня. И уже женился.

Ответ Сугробина не очень удовлетворил Клещёва. Ему бы хотелось, чтобы Лёнькин брат служил где-нибудь в Даоляне. Но ребята задружились. А когда трое «все за одного, а один за всех», то это уже организация.

Анатолию, как он себя помнил, нравились стихи. Их звонкие рифмы и напевность завораживали, и сложение рифмующихся строчек казалось волшебством. Вода – беда, любовь – морковь, девичьи очи – бессонные ночи и прочая рифмующаяся белиберда постоянно вертелась в его мыслительном аппарате вместе с двузначными и трёхзначными уравнениями, военными походами Александра Македонского и Тамерлана. Его стихи на школьные темы помещали в стенгазете. А стихи о любви он не стеснялся уже читать романтическим девушкам и в группах, и наедине. Себя он видел главным героем во всех ситуациях и, увлекшись романтикой дворянского быта первой половины Х1Х века, переименовывал себя и окружающих на французский манер. Это было в школе, повторилось в училище. Над ним подсмеивались, но это его не трогало. И романтичным девушкам представлялся не Клещёвым, а Кирсановым. И получал от них письма на эту фамилию. Но романтичная морская форма и море его не завлекали. На морской практике он морю посвятил только короткие строчки:

«Что ж ты, море, рвёшь суровоМою утлую ладью?Если будешь так, то скороЯ скажу тебе «Адью!»

Суровые морские будни и достаточно строгий режим в учебном процессе не очень устраивали свободолюбивого Клещёва. Он образовывался, как и Сугробин по всем направлениям, не определяя своего окончательного выбора. И делился сокровенными мыслями только с Сугробиным, которого выделил как близкого по духу, когда тот прочитал перед группой «Анну Снегину» Сергея Есенина наизусть. Поэт Есенин, как и многие другие, был тогда полузапрещённым в советской литературе, как выразитель упаднических настроений и негодный для строителей коммунизма. Клещёв показал Леониду свои стихи. Балыбердин в их поэтические дела не встревал, и свободное время отдавал девушкам. Будущая профессия его радовала, и он был счастлив. Впрочем, для дружбы всех троих ничего не мешало. Когда Клещев созрел на уход из училища, он и сам не припомнит. Наверное, в тот серый день, когда ему пришёл отлуп из «ЮНОСТИ», куда он отправил подборку рукописных стихов, с советом меньше ныть и больше учиться у мастеров и познавать жизнь как можно глубже в натуре, а не киснуть в собственных рифмах. Анатолий загрустил. Мастеров поэзии у него в знакомых не значилось, а критиком был только Сугробин, который чего-то писал в своей записной книжке, иногда читал пару строчек, но никуда ничего не посылал и не собирался. Он хотел стать приличным технарём. И Клещёву пришла, как он посчитал, правильная мысль – уйти в жизнь. Море он уже познал за месяцы суровой практики и посчитал, что делать ему на нём нечего. Заметив, что после зимнего отпуска Лёнька круто загрустил, Анатоль и подкатился к нему со своими сомнениями. Слова его упали на благодатную почву. Только Анатоль не знал и не узнал, что в решение Сугробина была замешана женщина. Не та, «Красная Розочка», которая ушла навсегда, а будущая, ещё ему неизвестная любимая женщина, которой он не позволит ждать его долгие месяцы в одиночестве. Сугробин никого не пускал в свои сердечные дела и не откровенничал. Анатолий раскрывался, и ему было легче перенести неудачи. Школьная девочка не дождалась и Анатолия. Из его самосъедающих писем она поняла, что тот бросает карьеру морехода на неизвестность и быстренько выскочила за выпускника МАТУ, хотя тех к тому времени уже перевели из флота в армейское ведомство и поменяли морскую форму на лётную общевойсковую. И в Перми его не встретила, как бывало, любимая девушка, когда они с Сугробиным приехали из Ленинграда. Разобравшись, что к чему, Анатолий пришёл в общагу к Леониду с бутылкой «Шартреза», грустно обо всём рассказал и закончил фразой, что «желание расширить познание жизни принесло первые потери». А Сугробин подумал: «Какие всё-таки лейтенанты бойкие. Нельзя девчонку на полгода оставить – сразу подбирают». И только спустя годы осознал, что практичные девчонки желали стабильности и достижения положения к зрелым годам, потому что лейтенант мог стать и генералом. А подполковником-то к сорока пяти обязательно становился каждый образованный и положительный лейтенант; и пенсию получал соответственную с сорока двух лет. А инженер на пенсию выходил только с шестидесяти лет. И никто ему не мог гарантировать продвижение по службе за выслугу лет. И, прослужив сорок лет, он мог так и остаться рядовым инженером и, соответственно, с рядовой зарплатой, на которую семью содержать было невозможно… А выпив несравнимый ни с чем ароматный и крепкий отечественный ликёр, ребята начали травить анекдоты про офицеров и студентов, а под конец запели, обнявшись, песню, написанную, видимо, таким же неудачливым романтиком, как и они-

Не пей по кабакам, не порти кровь.И не губи себя в дыму табачном.На то она и первая любовь,Чтоб быть ей не особенно удачной… (фольклор)

Мерцали в ночи огоньки. Жесткий товарный четырёхосный вагон трясло и болтало на стыках и поворотах. Студенты ехали спасать урожай для Родины.

В середине следующего дня поезд прибыл в Свердловск, где его приняли на путях формирования воинских эшелонов. На платформе под навесами там стояли дощатые, длинные столы, на которых дымились бачки с горячим супом и пшённой кашей с котлетами. Студенческому воинству заботливые военные предоставили горячий и сытный обед. После еды похорошело. Отправку эшелона железная дорога задерживала на пять часов, и студентам было разрешено занять время знакомством с городом. А когда эшелон двинулся дальше, большая часть студенческого контингента и Сугробин с Клещёвым заодно с ним предпочли второй этаж нар прелестям пробегающих мимо ландшафтов. Потом Клещёв снова засел внизу за преферанс. От Свердловска двигались с частыми остановками и длительными стоянками. Никто эшелон больше не встречал и студенческое воинство не кормил. Студенты всухомятку приели всё прихваченное с собой съедобное, запивая сырой водой из бачков, которые старались наполнять на стоянках. Примерно через каждые 4 часа поезд останавливался: степь ли была голая или придорожные посадки – без разницы. Раздавалась команда; «Мальчики направо, девочки налево» И сотни мальчиков и девочек стремительно мчались по разные стороны эшелона, растёгивая на бегу штанишки. Так вот и ехали двое суток. Кто смотрел в открытую дверь на бескрайнюю степь без единого бугорка, кто читал, кто спал, кто играл в карты без сна и отдыха.

Выгрузили эшелон на безымянной станции в Казахстане между Кустанаем и Кокчетавом. Тогда, конечно, административные границы не имели никакого значения, и в союзную республику эшелон вошёл буднично без приветствий и благодарностей за дружескую помощь. Никто из студентов не бывал в этих местах, в краях незнакомых, необычных. Сугробин знал о Казахстане только то, что было написано в школьных учебниках. В учебнике по географии на иллюстрациях была юрта с привязанными к ней парой коней, и стоявший рядом с конями казах с куцей бородёнкой и в растёгнутом халате. И всё это на фоне бескрайней бурой равнины под бескрайним серым небом. Пока Сугробин рассматривал безрадостный пейзаж из вагона, ему ни разу не увиделась картинка как в учебнике. Казалось, что на сотни километров была выжженная за летние месяцы безжалостным солнцем пустая земля. Ни людей, ни коней, ни посёлков. Да и не было их здесь никогда. Забредали порой пастухи с отарами овец и снова уходили. И не было такого государства никогда как Казахстан. А земли до Китая и Персии были присоединены к России, как гласит советская история – добровольно. Да и лучше было раздробленным племенам иметь могучую защиту от любителей поживиться, чем быть независимыми. Так и образовалась территория под властью России, названная Средней Азией. На местах правили местные туземные ханы, в пограничных городах стояли российские гарнизоны. И всем было неплохо. Революционный переворот, совершённый масонами – большевиками для разрушения Российской империи, представлялся им победоносным только при создании национальной розни в многонациональном государстве. Ленин приложил весь свой талант и влияние, чтобы разделить империю на национальные республики под лозунгом «права наций на самоопределение».24 И несмотря на то, что Сталин победил на следующем историческом отрезке и создал ещё более мощную империю, фундамент для разрушения России был заложен. К 1936 году Средняя Азия была поделена на пять государств, наделённых границами и правительствами. Границы рисовались в глубоком заблуждении о том, что они никогда не будут границами. Великий Сталин ошибался, утверждая их. А великий Ленин, коммунист – большевик и масон не ошибался. Он твёрдо знал, что национализм сильнее любых сил. В результате через пятьдесят пять лет после образования Казахской Советской Социалистической республики, на карте мира появилось суверенное государство Казахстан с территориями, которые исторически никогда не были хоть как-то зависимыми от тех слабеньких и постоянно враждующих между собой кланов из-за земель в междуречье. Но это будет еще только через тридцать три года после 1958 года, когда Сугробин высадился на безвестной станции в казахстанской степи. И ещё пели тоскливые песни советские геологи, палящиеся под степным солнцем. И был единый, могучий Советский Союз, который непутёвый его руководитель – разрушитель пытался накормить казахстанским хлебом.