А. Гасанов - 240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1 Страница 25

И вот дошло до самой интимной части моих похождений.

Как-то я в шутку предложил:

– Потанцуем?

– Давай, – просто и не задумываясь ответила Оля, и мы изо всех сил «не смущаясь», всю кассету танцевали медленный танец в полтретьего ночи, тихо смеясь над собой, двумя придурками…

…А слухи уже делают своё дело. Где-то в курилке видимо произошёл групповой разговор. Потому что в одночасье большая часть офицеров вдруг шарахнулась от меня в сторону, как от прокажённого, а другая часть стала откровенно хихикать при встрече со мною, и я делал вид, что ни фига не понимаю. Но были и такие, чьи лица при встрече со мной омрачались злостью, и я понимал, что «доиграюсь» в конце концов. И доигрался.

…Был у нас прапорщик Ларичев, с чьей-то подачи называемый всеми «Ларсоном». Он где-то торчал на вещевых складах. Появлялся в казармах и у нас в цеху он редко, а если и появлялся, то было видно, что Ларсона недолюбливают. Туповатый и странный кекус. Сослуживцы зло посмеивались над ним, не стесняясь в выражениях, даже при нас-солдатах называя его «тормозом». Так вот этот Ларсон в один прекрасный момент был назначен сопровождать нас, нескольких солдат, на какие-то работы. И надо же такому случиться, что мы посреди белого дня случайно встречаем Олю, и она бросает мне незаметную улыбку из далека. И мы проходим спокойно строем, а когда отходим подальше, Ларсон хлопает меня по плечу, и говорит специально «для всех»:

– Чё? Как у неё? Нормально нырнул в пилотку?

Оглядев строй и не дождавшись смеха, Ларсон один смеётся, а потом зло поджимает губы.

Я иду молча, а он не унимается:

– Чё молчишь? Все знают уже…

И опять ржёт.

Я поворачиваюсь, и между нами происходит двухминутная беседа, которую я начинаю:

– Вы о чём, тащ-прапорщик?..

…и заканчиваю уже на повышенных тонах:

– … это ты сам сейчас у меня «договоришься», мудак!..

И Ларсон тащит меня в ШИЗО, и я получаю десять суток ареста, «потому что угрожал», и Небесный вытаскивает меня только через двое суток, и, нервно захлопнув за мной дверь в своём кабинете, зло кричит мне:

… – Задолбал ты меня со своей Олей, Гасанов! Понимаешь? За-дол-бал!.. Тебе чего, неприятности нужны что ли?!..

И я мямлю чего-то в своё оправдание, а капитан хлопает ладонью по столу:

– Ты чего, не можешь спокойно до дембеля дожить? А?..

– Могу.

– А какого хрена ты к ней прицепился?!.. А?.. Какого хрена – именно к ней?!!.. Больше баб нету, что ли?!!

И я тоже взрываюсь и задираю брови:

– Хренасе!.. Тащ-капитан!.. Вот вы даёте!?.. Я – прицепился к ней?.. Я – что ли к ней себя посылал?.. Ни фига себе вы!..

И Небесный вздыхает мрачно, и я вместе с ним:

– Когда у тебя дембель-то?

– В мае был…

И он смотрит на меня, стараясь злиться, и так всё зная и понимая за все мои грехи:

– И чего ты не ушёл в мае?.. Уже три месяца переслужил!.. Чё вот делать с тобой теперь?..

– Арестов много…

И мы пятнадцать минут молчим, хмуро думая об одном и том же, пока он не глянет на наручные часы:

– Иди уже… Звонила в обед… Чё-то там у неё… Опять…

И я не знаю куда деваться от его глаз, а он у порога меня окликивает, жестом приказывая прикрыть дверь, и спрашивает в упор:

– Точно у вас там?… Ничего?

…Слухи неминуемо дошли до штаба части. И я с неприязнью уже отмечал, что некоторые офицеры с огромными звёздами на погонах ведут себя, как пацаны, шепчась у меня за спиной при встрече:

– Вон, видишь?.. Вон, рожа очкастая… Вот он и есть!.. Тот…

…Я потом спрашивал Олю об этом, и она громко смеялась, абсолютно презирая сплетни:

– Пусть боятся. Меня тут все боятся. Дурачьё!.. «Офицеры», блин!..

– А я?, – я пытался придать серьёзность проблеме.

– Да и по тебе видать, что наплевать тебе на них.

– Я-то уеду когда-г=нибудь… А вы?..

И мы смеялись, а потом меня кормили потрясающим борщом, и мы опять танцевали, а я одуревал от запаха её волос…

…Суету вокруг меня в тот день я заметил уже с самого утра. Не знаю, чем это было вызвано, и могу только предположить. Скорее всего, в часть кто-то должен был приехать. Не удивлюсь, если сам Олин папаша. И вот меня срочно вызвали в штаб. Причём ни как обычно, мол, «рядовой такой-то, срочно явиться туда-то», а подошёл дежурный по части и дал мне час на сборы, объяснив, что сейчас я поеду домой. Потом оказалось, что он ждал меня в пустой казарме (!), пока я мылся-брился, и это тоже было странно. На мой вопрос, «почему такая спешка?», он только махнул рукой, мол, «и сам знаешь!»… Прощаться мне было не с кем. Мои сослуживцы уже давно «дембельнули». Наученный горьким опытом, что чаще всего я попадаю не туда, куда меня обещают поместить, я был уверен, что меня переводят в другую часть, но в штабе мне сунули «военный билет», проездные деньги, и вот дежурный сам лично стоит возле автобуса и ждёт, когда я уеду!..

И я сидел в полупустом автобусе, и у меня затекала шея, потому что сзади дежурного стояла моя Оля, и я не мог на неё смотреть.

…Как-то я даже порывался ей написать. Но не написал.

Медвежатник! Из РПБ! * – кто не помнит, медвежатник – в уголовной среде взломщик сейфов. РПБ – ремонтно-поверочная база, подразделение, в котором я Родину защищал с мая 89 по сентябрь 91-го.

****

Как по-русски «кирдык»?

.. – Во-первых, не кирдык, а кер-дык, – подсказывают аккуратно, чтобы не обидеть мою «нерусскость».

– «Кер-дык…", – покорно переписываю я, и варежку разеваю, жду пояснений, – Ну?

– Чего?

– Шо такое ваш кердык?

– Нужно говорить «что», извините. «Шо» – это по-украински.

– Чё?

– «Шо», говорю, это по-украински. А по-русски нужно говорить – «что», – тут же заметили, что я краснею, осторожно усмехаются, – Вы извините, я просто не люблю, когда засоряют русский язык.

– Да ни чё…, – улыбаюсь. Как-то пошло пошло всё сразу, и я начинаю кривляться зачем-то. «Пошло» – это значит или оно начало двигаться со скоростью ходьбы, или оно безвкусно в эстетическом плане. А второе «пошло» – это совсем наоборот, значит, – Так и чё там насчёт «кердыка»?

– Ну… Кердык, по-русски это значит… Э-э… Значит конец всему. Хана!

– Хана?

– Ну… Значит… Буквально обозначает, что дело завершено неожиданно, без ожидаемого результата… Амба, значит!

– Амба?, – (я чуть не написал «жопа», аж вздрогнул).

– Ну… Вы это… кстати это слово тут в действительности не пишите лучше. Выпрут нафиг.

– Какое? На «жэ»?

– Да. На «жэ».

– Хорошо, не буду. (Тоже мне, фокусы… Слово есть, а писать его нельзя…)

– Это бранное слово.

– Как «сволочь»?

– Ну, да…, – косятся.

– А «козёл» писать можно?

– Хм…, – косятся ещё пристальнее, – «Козёл» – это нормальное слово… Чего вы? Литературное русское слово…

Я невольно смеюсь, видя, что начинаю пугать:

– Вы извините меня, ради бога. Просто я пытаюсь соблюдать… э… эти правила… Слово на «жэ» – это ругательство. А «козёл»? Тоже ведь ругательство? А почему его можно писать?

– Вы о чём?

– Ну, это… Если, к примеру: так вот меня при людно если вы назовёте… гм… на букву «жэ» – я только посмеюсь. А если вы меня козлом назовёте – меня это оскорбит. Но, тем не менее – «козёл» писать можно, а на «жэ» – нет.

– Вы о чём?

– Я говорю, что существует правило: слово на «жэ» – это ругательство, и приличные люди его не пишут и не произносят всуе. Так?

– Ну…

– Но есть масса слов, которые в сотню раз… как-бы это сказать?.. «Ругательнее»! А произносить и печатать их можно запросто. Разве это не странно?

– …, – на меня уставились молча и без интереса, и это ожидаемо обычно. Вечно я голову людям морочу.

– В русском языке, я говорю, есть масса слов (литературных слов, я подчёркиваю!) в сравнении с которыми ваша «жэ» – просто ангельское сияние, – замечаю, как поджали губы, – Я имел ввиду не именно ваша «жэ», а слово на букву «жэ». Извините.

– Что вы хотите от меня?

– Простиите. Я обидел вас?

– Нет. Просто вы куда-то не туда всё время… Есть простое правило – ругательные слова не употреблять. И всё. Что тут не понятного? Это неприлично, и… вообще… Не красиво.

А я всё не угомонюсь:

– То есть написать на стене «жэ» – это неприлично, потому что это ругательство, а написать, к примеру… э… ну, например «мразота» – это ни чего страшного. Потому что «мразота» в сравнении с «жэ» – более безобидное и допустимое?

– Чего вы молчите?

Нет, я совершенно живо представил разницу. К примеру… э… ну, такая вот ситуация. Экспромт:

Я случайно пачкаю вас мороженным, к примеру. Представили? Да. Я прохожу мимо, а вы сидите на лавочке, читаете Шолохова, а я неловко куснул, и пол мороженного вам на причёску уронил. Представили? А теперь представьте, какая будет разница нашего диалога, если в первом случае вы воскликните:

– Ах ты «ж…»!